Девочка из прошлого (СИ) - Тоцка Тала - Страница 51

Его ладонь широкая и теплая, он тянет мою руку и прикладывает к своей щеке.

— Мы с тобой все это время были только любовниками, малыш. Теперь придется учиться быть родителями. Ты уже научилась, а я хз как это делается.

Он проворачивает голову, и я чувствую на ладони его губы.

— У тебя получится, — говорю, глотая слезы.

— Конечно получится. Если ты поможешь. Ты очень сильная, Ари. Я никогда не думал, что в такой хрупкой девчонке может быть столько силы. Нашему Котенку очень повезло, что у неё такая мама...

Он замолкает, глядя в потолок. И руку мою держит. Только собираюсь ее высвободить, как Демид снова заговаривает.

— Поедем домой? Я хочу познакомить Катю с Айдаровыми. Она так похожа на мою племянницу...

— Знаю, Майю, — перебиваю поспешно. Демид удивленно на меня смотрит поверх спящей дочки.

— Откуда?

— Неважно. Но я не поеду.

Я не готова знакомиться с Айдаровыми. Не представляю, как общаться с человеком, на которого похож мой ребёнок. А их там ещё и двое.

Но главное... В каком качестве он меня зовет? Как мать своего ребенка? Тогда обойдусь.

И когда я уже почти решаюсь спросить, понимаю, что Демид спит, сжав мою ладонь в своей руке.

Глава 35

Спустя месяц

Арина

— Демид, не надо помогать, пусть она сама! — говорю чисто для проформы.

Он все прекрасно знает, и этот диалог между нами повторяется хорошо если не вторую сотню раз.

Мы с Катей и мамой вернулись на Бали. Демид прилетел вслед за нами и снял большую виллу с видом на океан.

Он теперь приходящий папа. Каждый день приходит к Кате, часто забирает ее к себе с ночевкой.

И мне каждый такой раз сложно с собой справиться, но отказать я не смею. Отпускаю с улыбкой, помогаю складывать игрушки и любимую пижамку.

Наша дочь проявляет удивительную привязанность и консерватизм в отношении старых вещей и игрушек. И это несмотря на то, что ее папа скупил половину местного супермаркета.

Я улыбаюсь Демиду, а потом хожу из угла в угол, представляя, что вот в эту самую минуту мой ребёнок покидает пределы страны.

И я сгрызла бы себя до косточек, если бы нутром не ощущала то же самое со стороны Демида.

Переступив порог дома, он первым делом бегло окидывает его цепким изучающим взглядом. И я знаю, что он ищет — упакованные чемоданы, которые я якобы прячу под кроватью. Один обязательно пустой, в нем я планирую увезти его дочь.

Люди Ди Стефано больше нас не охраняют — Демид договорился с Феликсом. Теперь нас охраняют люди Ольшанского. Точнее, зорко следят, чтобы я не сбежала с ребенком.

И это никак не добавляет тепла в наши отношения.

С доверием тоже все плохо.

Демид познакомился с мамой, но общение прошло достаточно сдержанно. Все-таки, Ольшанский для неё в первую очередь остается другом Глеба. По крайней мере, пока.

Мне хочется все изменить, вернуть в прежнее русло, но я не чувствую в себе сил. Они куда-то подевались. Я стала вялой, апатичной, меня все время клонит в сон.

Мама говорит, что я похудела, даже Демид это заметил. Проявил участие. Предложил помощь — отвезти в больницу. Я поблагодарила и отказалась.

Я сама знаю, что со мной. Слишком хорошо помню наш последний разговор.

«Я смогу просить тебя о прощении только когда смогу простить себя».

Значит, не может. А я не хочу маячить вечным укором перед глазами. Если Демиду проще меня не видеть, значит пусть будет так. И пусть сердце при виде этого мужчины по прежнему готово выскочить из груди, внешне я никак этого не проявляю.

Ко мне Демид слишком, чересчур, болезненно внимателен и предупредителен. Иногда хочется схватить его за шиворот и хорошенько встряхнуть.

Меньше всего мне нужны его раскаяние и бесконечное чувство вины. А я видела все эти тонны материалов по недоношенным детям, которыми завален его кабинет.

Только разве я до него дотянусь?..

Правда, иногда я ловлю на себе внимательный взгляд черных глаз, и в их глубине мне чудится что-то знакомое. Совсем недавнее. Очень близкое. Цепляющее...

Но наваждение очень быстро проходит, и я ругаю себя за ненужные фантазии.

Показалось. Бывает. В последнее время с завидной регулярностью.

Зато он потрясающий отец. Наша малышка нежно любит своего папочку, и я искренне признаю, что вполне заслуженно.

Вот и сейчас Катя сидит на стульчике, а Демид завязывает ей шнурки на кедах.

Я пробовала с ним воевать, но потерпела полное поражение.

— Она должна сама учиться, Дем! — попыталась я убедить упрямого отца своей дочки. — Это развивает мелкую моторику. А моторика влияет на речь. Ты сам видишь, что Катя плохо говорит...

Сколько материала было прочитано о мелкой моторике, я могу себе только представить. На следующий день я застала Демида и Катю посреди комнаты, пол которой был завален бумажными корабликами и самолетиками. Они вместе их делали из офисной бумаги.

Каждый день он изобретает что-то новое. Вдвоем с малышкой они перебирают крупу, завязывают игрушкам банты, складывают пазлы. Не знаю, как у Кати, а у ее отца мелкая моторика доведена практически до совершенства.

Но шнурки на кедах все равно завязывает Демид. И почти везде носит Катю на руках. Или на плечах. Дочка тогда кажется совсем мелкой по сравнению со своим высоким и широкоплечим отцом.

— Я хочу ей помочь, — у него на все один ответ. — Моя дочь должна знать, что во всем может на меня положиться.

Чтобы Демид кормил Катю я тоже была против, но недолго. Ровно до того момента, когда увидела, как Катя кормит из ложки Демида. Равновесие было восстановлено, и я промолчала.

Демид с дочкой уходят на прогулку, он возвращается совсем скоро один.

— Катя у твоей мамы. Я отвел ее ненадолго, мне нужно с тобой поговорить.

— Слушаю, — поворачиваюсь, складываю на груди руки.

— Я должен вернуться домой, появились срочные дела. Ты отпустишь со мной Катю?

У меня в горле встает комок, дыхание спирает. И я готова поспорить, что с ним происходит то же самое.

— У нашей дочки есть братья и сестра, целая толпа родственников. Я хочу их познакомить.

Арина внутри меня мечет молнии, но я приказываю ей заткнуться.

«Ты ее вернешь?» — рвется из меня наружу. Но в направленном на меня взгляде столько напряженного ожидания, что я заталкиваю готовые вырваться слова обратно.

Момент доверия величина обоюдная. Вместо этого спрашиваю то, что меня по-настоящему интересует.

— Ты вернешься?

В черных глазах мелькает короткая яркая вспышка.

— А ты будешь ждать?

Ответом звучит простое и короткое «Да».

И правда, зачем лишние слова? Похоже, Демид думает так же. В доли секунды оказывается совсем рядом, нависает.

— Куда-то не туда мы с тобой зарулили, да, малыш?

Пожимаю плечами.

— Ты сам сказал, что мы теперь родители, и что...

Договорить Демид не дает, хватает в охапку, впечатывает в себя.

— Значит, будем совмещать, — и хрипло шепчет в ухо. — Кран обязательно ломать или обойдемся?

Тяну его за воротник рубашки, говорю прямо в губы.

— Обойдемся.

Договорить не дает язык, раздвигающий губы и врывающийся в рот с голодным желанием. От бешеного напора колени слабеют. Чтобы удержаться, цепляюсь за шею Демида. Опускаю руку вниз, кладу на закаменевший пах, и от глухого мужского стона перемычка белья мгновенно намокает.

Я знаю, что у него никого не было — он же все время у меня на виду, — и что это может быть элементарный мужской голод. Но думать, что Демид так сильно хочет именно меня, намного приятнее.

А ещё это сильно возбуждает.

Демид стягивает с меня платье, я снимаю с него футболку и джинсы. Я так соскучилась по его мускулистому телу с загорелой кожей и твердыми мышцами. По своему терпкому на вкус Демиду...

Он разворачивает меня, толкает к столу. От нетерпения переступаю ногами, в истекающую соками промежность вдавливается горячий член.