Горничная Карнеги - Бенедикт Мари - Страница 10

— Прошу прощения, мэм. Я жду указаний.

— Ты не обработала мне ногти, девочка, — сказала она, указав на столик, где, должно быть, находился маникюрный набор.

Видимо, на моем лице отразилось полное недоумение, потому что миссис Карнеги ткнула пальцем в хрустальную чашу, рядом с которой лежали посеребренные инструменты, и раздраженно пояснила:

— Набери сюда горячей воды и начинай подпиливать и полировать.

— Да, мэм. Впредь я уже не забуду. — Я сделала ей реверанс, схватила хрустальную чашу и со всех ног бросилась в ванную.

Мама часто рассказывала о запросах требовательных дам из семьи лорда Мартина, но, наблюдая за тем, как в чашу льется вода, я не вспомнила ничего такого, что было хоть как-то связано с уходом за ногтями. Да и откуда бы мама об этом знала? Она мыла посуду, чистила картошку, и дальше кухни ее не пускали. Пресвятая Дева Мария! Что же мне делать?

Когда я вернулась в спальню, миссис Карнеги снова сидела в кресле рядом с туалетным столиком. Я поставила хрустальную чашу на столик, опустилась перед хозяйкой на колени и спросила:

— Я могу уточнить, в каком порядке вы предпочитаете проводить процедуру, мэм?

Она секунду помедлила, пристально вглядываясь мне в лицо.

— В каком порядке она проходила у твоих прошлых хозяек?

По выражению ее лица было трудно понять: она проверяет мою компетентность или сама мало что смыслит в данном предмете. Быстро взглянув на разложенные на столе инструменты — две пары тонких маникюрных ножниц, кожаный полировальный брусок и несколько флаконов с ароматическими маслами, — я решила импровизировать.

— Обычно мои хозяйки сперва держали руки в воде, чтобы размягчить кожу вокруг ногтей. Потом я подравнивала ногти, полировала их мягким бруском и втирала в кожу крем или масло. Но если вы предпочитаете другой порядок, я сделаю так, как вы скажете, мэм.

— Меня устроит обычный порядок. При условии, что на полировку ногтей уйдет не меньше пяти минут, — сказала она, опустив руки в воду.

Занимаясь ногтями, я обратила внимание, что руки у миссис Карнеги очень шершавые, покрытые трещинками и темными пятнами, суставы же на пальцах распухли, словно у старухи, хотя старой она не была. Правду говоря, они напоминали руки моей мамы — женщины, всю жизнь усердно трудившейся и не чуравшейся тяжелой грязной работы, — а вовсе не нежные ручки богатой дамы.

Когда я втирала в кожу крем с розовым маслом, наши взгляды на миг встретились, и мы обе испытали неловкость. По комнате пронесся холодный сквозняк, и я поняла, что окна чуть приоткрыты. В наступившей тишине я произнесла, заикаясь:

— Хотите, завтра с утра я первым делом разожгу камин, мэм? В спальне к тому времени будет прохладно.

Она посмотрела на меня так, словно я пригрозила убить ее во сне.

— Надеюсь, девочка, ты не думаешь, что в этом доме царят расточительство и разгульная роскошь.

Я на миг замерла, прекратив втирать крем.

— Конечно, нет, мэм.

— Я надеюсь, что нет. Последняя горничная от миссис Сили почему-то решила, что мои сыновья чеканят американские доллары. Уверяю тебя, наш успех обусловлен исключительно бережливостью и упорным трудом.

— Да, мэм.

— И даже будь мы транжирами, доктор рекомендует проветривать спальни и приоткрывать окна на ночь для циркуляции воздуха и поддержания здоровой атмосферы в доме. — Она поднялась с кресла и выпрямилась во весь свой крошечный рост. — Я полагаю, что это практикуют и в тех домах, где ты работала раньше?

В ее голосе послышались обвинительные нотки. Я растерялась, не зная, какой ответ будет правильным. Стали бы спать с приоткрытыми окнами хозяева и хозяйки англо-ирландских домов, где работала настоящая Клара Келли? Это было бы странно при вечно сырой и холодной ирландской погоде. Хотя, может быть, так действительно принято в высших кругах. У богатых свои причуды.

Миссис Карнеги пристально смотрела на меня, словно пытаясь отыскать на моем лице следы осуждения. Я окончательно растерялась. Казалось, мое мнение о ней волновало ее так же сильно, как меня волновало ее мнение обо мне.

В эти мгновения я кое-что поняла. Мир богатства и роскоши действительно был для миссис Карнеги в новинку. В мой первый день в ее доме от разоблачения меня спасло только неведение самой хозяйки.

Глава восьмая

Неведение миссис Карнеги стало для меня настоящим подарком судьбы. Оно дало мне время освоиться в новом доме и в новой роли. Но я понимала: чтобы удержаться на этой позиции и не вызывать никаких подозрений у других светских дам, с которыми мне придется встречаться, находясь при хозяйке во время визитов на чай или на партию в вист — на восьмой день моей службы у миссис Карнеги как раз намечался прием с карточной игрой, — мне предстояло еще многому научиться. Я должна не только сделаться незаменимой для своей хозяйки, но и стать для нее своеобразным щитом в те минуты, когда она не была уверена в себе и ее поведение не вполне соответствовало правилам светского этикета.

Стук в окно поднимал меня по утрам ровно в пять — Карнеги наняли специального человека-побудчика, который стучал в окна слуг концом длинной палки и будил нас на работу, — и я приступала к своим ежедневным обязанностям, стараясь запоминать все пожелания и предпочтения хозяйки. Я уже знала, какую она носила прическу, и как именно надо укладывать складки драпировки над ее турнюром, и в какой час она предпочитала аромат лаванды, а в какой — розовой воды. Я запомнила, какой температуры должна быть вода для ее утреннего умывания, и какой щеткой требовалось чистить платья, и какие нитки необходимо использовать для починки ее чулок и нижнего белья, и на сколько шагов мне следовало отставать от нее на прогулках. Она не любила, когда на публике я подходила к ней слишком близко. Я зорко следила за выражением ее лица, отмечая, какие мои действия ей приятны, а какие — наоборот.

Мои попытки стать незаменимой проистекали не только из желания и умения угождать. Когда миссис Карнеги терялась в правилах хорошего тона, принятых в высшем обществе, когда она изучала мое лицо и явно ждала подтверждения, что стол к вечернему чаю сервирован должным образом или капор надет точно так, как приличествовало даме ее положения, я нарушала свое обычное молчание — миссис Карнеги считала, что прислуга должна быть тихой и незаметной, — и ненавязчиво восполняла пробелы в ее светских навыках рассказами о привычках моих вымышленных англо-ирландских хозяек. Я знала, что высшему обществу провинциального Питсбурга все равно не дотянуться до европейской аристократии с ее вековыми традициями, и надеялась, что мои робкие подсказки помогут миссис Карнеги почувствовать себя увереннее.

Моя задача облегчалась еще и тем, что первые семь дней мы с миссис Карнеги провели в относительной изоляции. Ее сыновья, Эндрю и Том, находились в отъезде (как неженатые джентльмены, они проживали в одном доме с матерью). Поначалу я думала, что они служили в армии и участвовали в Гражданской войне, о которой я много читала. Я решила, что в тот, первый день, когда я появилась в доме и невольно подслушала разговор миссис Карнеги со старшим сыном, он просто приехал на побывку и сразу отбыл обратно на фронт. Но мистер Форд — единственный из всего штата прислуги, кто отнесся ко мне по-доброму, — объяснил мне, что братья Карнеги, специалисты по железнодорожному делу, служили у бывшего начальника старшего мистера Карнеги, мистера Томаса Скотта, ныне помощника военного министра, отвечающего за военные перевозки. Таким образом, оба брата были освобождены от участия в боевых действиях, однако занимались военными делами. Меня это удивило, ведь я предполагала, что взрослые сыновья моей хозяйки, не желая освобождения от призыва, пойдут сражаться за страну, в которой добились такого успеха. Даже если они иммигранты.

В день накануне чаепития с вистом я вдруг с ужасом поняла, что совершенно не разбираюсь в правилах этой игры, а ведь мне предстояло присутствовать на мероприятии. В высшем обществе в вист играли уже больше ста лет, и мое полное невежество вряд ли удалось бы объяснить разницей между американским и европейским вариантами игры.