Красный мотор (СИ) - Тыналин Алим - Страница 47

Я достал блокнот:

— Давайте составим список необходимого. Я могу организовать поставку через немецкие фирмы.

Солнце уже поднялось высоко, заливая лабораторию ярким светом. Мы с Вороножским заканчивали список необходимого оборудования, когда я взглянул на часы. Уже почти десять утра.

— Борис Ильич, нужно сообщить о результатах Величковскому. Он ведь нас и познакомил.

— Да-да, конечно! — профессор засуетился. — Только сначала я должен составить точную астрологическую карту эксперимента. Без этого никак нельзя!

Я набрал номер квартиры Величковского. После нескольких гудков в трубке раздался его спокойный голос:

— Слушаю вас.

— Николай Александрович, это Краснов. У нас получилось.

— Что… прямо сейчас? За одну ночь? — в голосе профессора звучало неприкрытое изумление.

— Именно. Не могли бы вы подъехать в лабораторию Бориса Ильича? Думаю, вам будет интересно взглянуть на результаты.

Величковский появился через полчаса. Его обычная невозмутимость сменилась плохо скрываемым волнением — пенсне чуть съехало набок, а в движениях появилась несвойственная торопливость.

— Показывайте, — коротко бросил он, даже не сняв пальто.

Вороножский, заметно приободрившийся после утреннего чая, с готовностью протянул образец:

— Вот, смотрите! И обратите внимание — именно в момент восхода, когда Меркурий находился в перигее.

Но Величковский уже погрузился в изучение материала. Его тонкие пальцы осторожно проверяли эластичность, а глаза за стеклами пенсне сузились, разглядывая структуру на просвет.

— Любопытно… весьма любопытно, — пробормотал он. — Леонид Иванович, вы понимаете, что это прорыв?

Затем повернулся ко мне и пристально посмотрел:

— Только объясните мне одну вещь. Сначала новая технология производства стали, теперь синтетический каучук… Как вам удается каждый раз находить именно те решения, которые нужны?

Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. Величковский слишком наблюдателен.

— Просто внимательно слежу за мировыми разработками, — как можно небрежнее ответил я. — И потом, заслуга в основном Бориса Ильича. Я только предоставил условия для работы.

Вороножский, увлеченно чертивший на доске какие-то астрологические символы, радостно закивал:

— Да-да! Леонид Иванович удивительно тонко чувствует космические вибрации. Вы заметили, как он точно подсказал момент для добавления хлорида натрия?

Величковский едва заметно усмехнулся:

— Космические вибрации, значит… — он еще раз внимательно посмотрел на меня. — Что ж, в любом случае результат превосходит все ожидания. Нужно срочно готовить публикацию и патентную заявку.

— И обязательно включить в описание влияние планетарных аспектов! — вставил Вороножский.

— Разумеется, Борис Ильич, — дипломатично согласился Величковский. — А сейчас я, пожалуй, позвоню Лебедеву. Думаю, ему стоит взглянуть на ваши результаты… скажем, завтра?

Я молча кивнул, чувствуя на себе его изучающий взгляд. Старый профессор явно что-то подозревал, но пока не мог сложить все кусочки мозаики. И слава богу — попробуй объясни в 1929 году, что некоторые технологии придут в голову ученым только через десятилетия.

Глава 22

Внедрение

После бессонной ночи в лаборатории я настоял, чтобы Вороножский ехал со мной в Нижний. Профессор поначалу упирался. А как же его приборы, его наблюдения за звездами? Но когда я описал заводскую лабораторию и пообещал заказать любое необходимое оборудование, его глаза загорелись.

В купе первого класса скорого поезда «Москва — Нижний Новгород» Борис Ильич никак не мог успокоиться. Его длинная худая фигура металась по тесному пространству, седые волосы торчали еще более взъерошенно, чем обычно.

— А вы понимаете, Леонид Иванович, — говорил он, размахивая руками, — какие перспективы открываются? Если правильно настроить реакторы по сторонам света и учесть влияние лунных фаз…

Я слушал его вполуха, просматривая телеграммы с завода. Варвара сообщала о новых проблемах с подвеской прототипа. Что ж, теперь у нас есть решение.

За окном проплывали заснеженные поля и леса, изредка мелькали маленькие станции с керосиновыми фонарями. Вороножский наконец присел на бархатный диван, достав из потрепанного саквояжа толстую тетрадь в кожаном переплете.

— Я тут набросал предварительные расчеты, — он почесал подбородок. — Для промышленного масштаба нам понадобится как минимум три реактора. И обязательно с системой термостатирования. А еще…

Его прервал гудок паровоза. Профессор вздрогнул и уставился в окно:

— О! Видите это облако пара? Оно движется точно по спирали Фибоначчи. Определенно благоприятный знак!

Я невольно улыбнулся. Его одержимость астрологическими символами казалась забавной, но именно она помогла нам получить синтетический каучук на полвека раньше срока. Кто я такой, чтобы спорить с его методами?

Проводник в форменной тужурке принес чай в подстаканниках с тяжелыми серебряными узорами. Вороножский рассеянно размешивал сахар, не прерывая монолога о влиянии космических вибраций на процесс полимеризации. В тусклом свете вагонной лампы его худое лицо с крючковатым носом отбрасывало причудливые тени на стену купе.

— Борис Ильич, — прервал я его размышления, — а как вы смотрите на то, чтобы создать целую линейку материалов с разными свойствами? Для шин нужна одна рецептура, для прокладок — другая…

Его глаза загорелись еще ярче:

— Да-да! И для каждого типа подобрать свое оптимальное расположение звезд! Представляете, какие возможности?

За разговорами дорога пролетела незаметно. Когда поезд начал замедлять ход перед Нижним Новгородом, я поймал себя на мысли, что впервые за долгое время чувствую настоящий азарт. То, что начиналось как необходимость для создания современного грузовика, могло перерасти в нечто гораздо большее.

Утреннее солнце едва пробивалось сквозь заиндевевшие окна моего кабинета в заводоуправлении. За обычным деревянным столом собралась вся команда.

Циркулев, как всегда безупречно одетый в черный сюртук, педантично раскладывал бумаги точно по краю стола. Руднев в странном лиловом пиджаке небрежно развалился на стуле, с любопытством поглядывая на нашего гостя. Варвара, растрепанная после утренних испытаний, в привычном синем халате, нетерпеливо постукивала карандашом по чертежной папке. Рядом пристроился Звонарев, его рыжие вихры торчали еще более непокорно, чем обычно.

— Позвольте представить, — начал я, — профессор Борис Ильич Вороножский…

— Одну минутку! — прервал меня Вороножский, вглядываясь в угол кабинета. — Этот шкаф… он же стоит точно на северо-востоке! Крайне неблагоприятное расположение для обсуждения новых технологий. Нужно немедленно передвинуть его градусов на тридцать к западу.

Циркулев поперхнулся воздухом, тут же почесал кончик носа:

— Простите, но какое отношение положение шкафа имеет к…

— Важнейшее! — Вороножский уже доставал из потрепанного саквояжа компас. — Ах, если бы вы знали, как влияют геомагнитные линии на процесс полимеризации!

Руднев фыркнул:

— А может, еще и танцевать вокруг реактора будем?

— Молодой человек! — профессор внезапно повернулся к нему. — Вы носите лиловый пиджак… превосходно! Это цвет Юпитера, покровителя сложных химических процессов. У вас определенно есть чутье!

Варвара не выдержала и прыснула в кулак. Даже обычно невозмутимый Циркулев слегка улыбнулся, хотя тут же постарался вернуть серьезное выражение лица.

— Борис Ильич, — попытался я вернуть разговор в деловое русло, — давайте все-таки о резине…

— Да-да, конечно! — профессор вытащил из саквояжа образцы. — Но сначала… Барышня, — он повернулся к Варваре, — вы ведь родились под знаком Девы? Я сразу заметил по вашему аналитическому складу ума.

— Вообще-то я не знаю ни про какие знаки, — озадаченно ответила она. — Я родилась в ноябре.

— Еще лучше! — воскликнул Вороножский. — Скорпион управляет процессами трансформации. Именно вам я доверю контроль за температурным режимом.