Огнем, мечом, крестом (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 6

— Похлебка сварилась, господин. Я поставила котелок со снегом на растопку. Горючий камень догорает, надо ставить новый.

От раскрытого полога палатки раздался тихий голос женщины — та вот уже полчаса вместе с дочерью, девчонкой лет двенадцати, вовсю хозяйничала на их импровизированной «кухне». Лембит извлек из рюкзака походную плитку на один брикет сухого топлива, хотя для большого огня можно поставить и четыре, но сейчас они в такой ситуации, что нужно экономить его со страшной силой, огонь разводить категорически нельзя, если учуют, смерть всем неминучая. Потому в миниатюрной плитке на рыбалке спасение — один маленький брикет кружку чая запросто вскипятит. Так что плотно набили снегом большой котелок, разжег плитку спичкой — глаза у аборигенов стали размерами с серебряные полтинники, непредусмотренные природой. Но не вскрикивали, смотрели молча с безмерным удивлением. Это христиане восприняли все как колдовство, а язычники за чудеса, тем более идущие им во благо. Подсветку организовали с фонарика с встроенным в него генератором — брат почему-то любил «жучки». На это дело отрядили девчонку — та осторожно, но с усердием принялась за дело, гордыней переполнилась, к лютой зависти маленького братца. Выловленных Лембитом еще в том мире окушков живо разморозили, почистили ножиком, отмыли снегом и бросили в котелок, как только снег растаял уже по третьему разу, и вода стала нагреваться. Когда водица закипела, то в котелок отправилось пшено — единственный пакетик, который оказался в рюкзаке. Все остальное Шипов сразу придержал — овощи вообще представляли немыслимую ценность, а супруга брательника к картошке положила два помидора (хорошо, что он только один схарчил), пару крупных луковиц и головку чеснока для ухи, а также сухой стручок тепличного острого перца. Шипов хотел его бросить к окуням, но как сообразил, какое кощунство совершит, сразу спрятал. Весь пакет с овощами завернул в свитер — нужно тепло, нельзя поморозить ценнейший посевной материал, который по своему весу намного дороже золота.

— Тс… шаги. Это мой муж возвращается, господин.

Женщина насторожилась, но тут же отмякла лицом, постаревшим и некрасивым. Но тут времена такие, что в тридцать лет уже пожившие тетки, в 13 лет замуж выходят. Лапы чуть вздрогнули, и под ними прополз в убежище Тармо, весь припорошенный снегом. И судя по довольной физиономии, с хорошими новостями. Ими сразу же порадовал:

— Вороги в осаду нашего городка сели, костры развели, дозорных выставили вокруг и много. В силе тяжкой сюда явились — их много, десять полных рук насчитал, и еще шесть. Три «брата» явились, со своими «копьями» и кнехтами. Арбалетчиков с десятка два, не больше, а то и меньше — темно ведь, а они лагерем уже встали. У талабов лучники есть, немного их, охотой занимаются, на сами луки худые.

Вот это было настоящее чудо — неграмотный эст не только сосчитал, но и сумел сложить полученную сумму. Но как разведчик в темноте оказался незаменимым — все рассмотрел, приметил — но так все окрестности хорошо знает. Одно плохо — километра до врага нет, тут притаится нужно, и сидеть тихо, как мыши под веником. Но ведь младенец в любую минуту заорать может, ребенку ведь не объяснить насколько это опасно. Остается надежда, что у женщины молоко не пропадет от перенесенной передряги, и не заболеет — но на всякий случай пакетик «шипучки» можно растворить в кипятке…

— Это лишнее, чересчур много, сами ешьте.

Лембит посмотрел на стальную чашку, наполненную жиденькой похлебкой. И половину вылил детям в миску, отправив пару окушков в крышку котелка супружеской четы, и повелительно кивнув женщине. Та опустила голову, смущенная такой заботой от человека, которого они сами признали господином. Ели молча, эстонцы старались соблюдать тишину и даже не чавкали — никто рта не раскрывал. Доев похлебку, Лембит вытер чашку хлебом, дети вдвоем съели быстрее его. И родители поторопились, правда, было заметно, что Тармо к рыбе не прикоснулся, только головы съел, все отдал своей Тийне. И что удивительно, деревянные ложки были у всех — эсты извлекли их из обуви, отдаленно похожей на унты.

— Всем спать, Кайса смотри за котелком, подкладывай горючий камень, — Лембит посмотрел на девчонку, та понятливо закивала. — Как вода закипит, меня разбудишь, я дремать буду. И это все — с утра мы в поиск уйдем по первому снегу — хорошо, что он снова пошел, все следы заметет. А вам здесь сидеть, и тихо — нас ждите…

Такие плитки незаменимы там, где костра не разведешь…

Глава 5

— Колька, Колька — ты как знал, брат, что я в такое нехорошее дело влезу. Словно чувствовал, или просто обленился и не стал мне рюкзак набивать, свое оставил, когда с охоты на дичь вернулся.

Лембит усмехнулся, вспомнив младшего брата. Второе предположение было более подходящим — боковые и встроенные карманы рюкзака брат никогда не наполнял перед выходом в лес или на озеро, там всегда находилось то, что предусмотрительный Калев считал для себя нужным. А к таковым относились не только медикаменты с перевязочными средствами, но и многое другое, включая иголки с нитками и «полтора» бинокля — небольшой «трехкратник», и один окуляр шестикратного бинокля, еще советского, что ему по возрасту в «отцы» годился — от деда остался в наследство. Прижимистый и экономный с детства брат любой вещице находил применение, а на его постоянную «запасливость» мать ворчала. Но так ведь и прав, когда всегда приговаривал — «идешь в лес на пару дней, бери припас на неделю». Потому сейчас в рюкзаке отыскались и совершенно бесполезные вещи, которые были бы очень необходимы, составляй они единое целое, а по отдельности даже не придумаешь, как их использовать, хоть тресни.

Вот что ему делать с непочатой коробкой капсюлей и десятком неснаряженных металлических гильз 32-го калибра?

Ружья нет, а порох появится не скоро, бог знает сколько лет должно еще пройти. Также бесполезен смартфон, на котором осталось всего треть зарядки батареи — еще день и все, «туши» экран. К ним можно добавить горсть мелочи с денежными купюрами, к тому же вышедшими из употребления еще в том времени, да к ним еще пачку сигарет — Лембит отродясь не курил, и не собирался начинать — «дыхалку» всегда берег, и здоровый образ жизни постоянно вел. Одно хорошо, что таких бесполезных вещей немного, самая малость, все остальные представляют в его положении «попаданца» немыслимое по нынешним временам достояние.

Отогнав из головы не нужные сейчас мысли, Лембит снова прижал к правому глазу «подзорную трубу», теперь уже не только рассудком, но и всей душой принимая новый для себя мир в самом его пакостном состоянии. И свой выбор он сделал импульсивно, и с точки зрения разумности 21-го века, неправильный, заняв абсолютно проигрышную позицию, ведь Ливония практически вся завоевана, а местное население подвергается насильственной христианизации. Со временем оно будет полностью покорено, частично онемечено, ведь нужны не только рабы, но и слуги.

Да, эсты еще язычники, только началось кровавое восстание, но оно будет вскоре подавлено, уже в следующем году, когда падет Юрьев и там погибнет князь Вячко. И все — рыцари вырежут всех недовольных, за век вырастет три-четыре поколения, и латыши с эстонцами потихоньку превратятся для немцев в своеобразных «илотов» древней Спарты. Так что если искать аналогии, то в истории найдется масса примеров.

Пристально разглядывая древнее городище эстов на невысоком холме, Лембит осознавал, что видит его в последние дни существования. Не сейчас, так чуть позже «меченосцы» его возьмут приступом и выжгут, истребив начисто все взрослое население — так они поступали со всеми непокорными селениями. Вполне рациональный подход — из упрямцев хороших и покорных рабов не выйдет, а потому во избежание будущего восстания таких туземцев лучше показательно перебить со всей жестокостью. И это действие неизбежно принесет страха в души других, которые хотят жить. А раз так, то покорятся новым завоевателям, что принесли сюда веру огнем и мечом, склонят перед ними головы. И встав на колени, уткнутся лбами в грязные сапоги своих повелителей, что мечом овладели их землями…