Утешение - Гаврилов Николай Петрович - Страница 49

Пройдет целых два года, когда она будет идти по зимней улице родного Томска, а рядом мальчишки бахнут несколько петард и будут хохотать, глядя, как проходящая мимо прилично одетая женщина упадет лицом на землю и закроет голову руками.　

В день после посещения лаборатории Ольга нашла в госпитале Славу. Майор в коричневой пижаме, выбритый и отмытый от окопной грязи, с костылями у кровати, на вопрос: «Как ранен?» — буркнул: «Как обычно…» — и Ольга усмехнулась одними губами. А какой еще ответ она ожидала от таких мужчин?　

К Славе приходило много друзей, вся тумбочка была завалена фруктами, но по каким-то признакам Ольга поняла, что здесь совсем недавно находилась женщина.　

— Жена приехала? — спросила она майора.　

— Остановилась в гостинице, — ответил он, отведя взгляд в сторону. И Ольга видела, как ему хорошо, что жена приехала и будет рядом; что развода больше нет.　

Слава оставался для Ольги бесконечно родным; им не надо было много говорить, чтобы понять, почувствовать тихую радость и боль друг друга. Они оба сильно изменились с момента встречи в вагоне поезда Москва-Моздок. Жесткость взгляда и появившиеся седые волосы на голове майора рассказывали о том, что таилось на сердце: о загнанных внутрь переживаниях, о непрощении себе потерянных бойцов и многом другом, чего не спишешь на войну, никуда от себя не денешь. И Ольга выглядела совершенно иной. Строгие серые глаза. Мать для многих…　

— А ты своего нашла? — в свою очередь спросил Слава, понимая, что иначе бы ее здесь не было.　

— Да, нашла, — ответила Ольга. — Придется экспертизу делать и еще раз сюда приезжать.　

— Ну… Это уже просто.　

— Да. Это уже просто, — согласилась она с майором.　

Апрель 1996　

В Сибирь вовсю пришла весна, журчали ручейки, на березке возле могилы сына набухли почки. И небо было весенним, новым — чистым и голубым, отмытым за зиму тучами.　

— Вечная память. Ве-ечная па-амять… — пропел священник у могилы. Ольга стояла вместе с повзрослевшей Настей и мамой — самыми любимыми людьми на свете. Народу собралось немало, пришли Лешины одноклассники, бывший муж Сергей со своей женой. Пришла знакомая только по письмам Светлана Леонидовна с сыном, которого Ольга когда-то вывозила вместе с Наташей в трясущемся уазике из горного селения Ведено. Даже Валентина Николаевна приехала, привезла своего Сашу. Покрытый шрамами ожогов парень почти выздоровел и уже мог разговаривать, правда, пока медленно. Военком — он безмерно зауважал Ольгу — предложил произвести прощальный салют, хоть солдатам он не полагался, но она отказалась.　

Перед похоронами ей приснился сон: в этом сне ничего не происходило, они с сыном просто сидели на лавочке в парке после учебки, прижимаясь плечами, и молчали. Листва деревьев отбрасывала тень, Алеша сидел светлый и чистый, в парадной форме с шевроном танкиста. Он не говорил, но она чувствовала, что он считает ее лучшей из матерей.　

Ольга проснулась в слезах и на похоронах больше не плакала. Иконка, прошедшая с ней войну, осталась стоять на прикроватной тумбочке, возле изголовья постели, чтобы всегда ее видеть. На следующий день после похорон она с дочерью пошла в храм. Стояла совсем близко от алтаря и слышала за закрытыми царскими вратами загадочные слова — «Теплота веры исполнь Духа Святаго…».{14} А когда причастилась, глаза стали мокрыми. Подумала, что вместе с Телом и Кровью Христовыми она приняла в себя и частичку Его Матери, Которая потеряла Сына, чтобы найти Его в вечности.　

Когда разъехались гости и Валентина Николаевна с Сашей на поезде отправились в свои родные Великие Луки, когда отзвучали звонки со всех концов страны, а успокоившиеся за нее мама и Настя перестали следить за каждым ее шагом, она села на автобус и приехала на кладбище.　

Тронула рукой свежий крест, землю на заставленном венками холмике и тихо сказала:　

— Ну что, сынок… Знаешь, сколько я мечтала посидеть, поговорить с тобой…　

ЭПИЛОГ

ПРОСТО ЛЮБИТЬ

Сентябрь 2012　

Далеко-далеко от Томска и Грозного, в сирийском городе Дамаске, на горе Касьюн есть одно место.　

Чтобы туда попасть, надо проехать по узким улочкам стихийной застройки, где селятся беженцы. Поднимающаяся вверх улочка постепенно станет сужаться, машину придется оставить, петляющая между домов дорога превратится в проход для двух человек. Дальше дома закончатся, и надо будет идти по тропинке. На горе покажется небольшой, неприметный издалека домик с зеленым куполом — одно из самых знаковых и памятных мест в истории человечества.　

Здесь находится место, где Каин убил брата своего Авеля. Земля первой крови. Магарат ад-Дамм на арабском. Место первого убийства человека человеком.

По преданию, стоящая рядом скала, все видев, понимая, что отныне ждет землю, закричала от ужаса, широко раскрыв каменный рот. Скала так и застыла — с широко открытым ртом, навеки заходясь в немом крике.

Древние говорили, что скала хотела поглотить убийцу, но Архангел Гавриил, спустившись с небес, остановил ее, на камне отпечатались выжженные следы его ладони.　

Из кричащей скалы выходит ручеек, он течет, словно никогда не высыхающие слезы, оплакивающие Авеля, а за ним последующие миллионы и миллионы убитых; и тех, которых еще убьют в будущем.　

С этого места разошлась по земле война. 　

Ольга приехала в Сирию в 2012 году по паломнической поездке. За это время она стала постоянной прихожанкой храма, перенесла операцию на черепе по удалению гематомы — закровил какой-то сосудик, в Москве ее наградили орденом Мужества, но она его не носила. В Сирии она посещала знаменитый женский монастырь в Маалюле, где местные жители и сейчас говорят на арамейском языке, на котором говорил Сам Сын Божий.　

Поездка к пещере Магарат ад-Дамм в паломнической программе не планировалась. Ольга отстала от группы, договорилась с русскоязычным проводником и специально приехала сюда, на гору Касьюн.　

Было жарко и ветрено, ветер гонял по горе пыль. Других туристов у пещеры не было. Сюда стало небезопасно приезжать. Ольга стояла у застывшей в крике пещеры и вспоминала другой крик, из прошлого, когда они вместе с одной женщиной весной 1996 года забирали из рефрижераторов своих сыновей.

Пока они ожидали у вагона, та женщина — невысокая, с бледным лицом — рассказала, что успела купить по дороге сыну носки. Государство выдавало только форму, на ноги мертвому надеть было нечего, поэтому она забежала в магазин и купила эти носки, которые комкала в руках. Она еще не знала, что остается от человека, сгоревшего в бронетехнике. Ей вынесли черный чурбачок, размером с новорожденного ребенка, без рук и ног. И тогда Ольга услышала этот крик.　

Одинокий крик женщины поднялся над путями и растворился в шуме города. Ольге самой пришлось укладывать этот чурбачок в гимнастерку, застегнув ее на все пуговицы, потому что женщина потеряла сознание. Ольге было легче, она многое видела за этот год, чего люди видеть не должны. И кроме того, она уже знала, что тело — это всего лишь одежда, в которую одевается душа.　

Сейчас, глядя на скалу, она думала, что если бы ее беззвучный крик обрел голос, то он бы звучал именно так, как кричала тогда у рефрижераторов та женщина.　

Матери видят саму суть войны. Вся боль войны — им. Никто другой ее так не видит. Еще — вот эта скала… Вспомнились рассказы об одном командире разведвзвода, выносившем из-под огня чеченских детей при первом штурме Бамута. Он бежал раненый, вынося детей на руках, стрелял, падал, кашлял кровью, а на вопрос одной девочки — дяденька что с тобой, ответил — все хорошо, на ежика наступил. Он вынес из-под огня детей своих врагов, а после, сказав детям, что забыл сигареты, побежал за пулеметчиком, который их прикрывал и который к тому моменту был уже ранен в обе ноги. Он победил саму суть войны.