Утешение - Гаврилов Николай Петрович - Страница 16

«Господи, неужели все так просто… Лишь бы блокпосты пройти, лишь бы пройти. Буду говорить, что к сестре еду. В случае чего адрес той бабушки покажу», — смятенно думала Ольга. Все произошло слишком стремительно, она еще не успела до конца осознать, что едет в Чечню. Ей казалось, что ее обязательно высадят.　

Вскоре дорога, разбитая гусеницами бесконечных колонн тяжелой техники, превратилась в сплошное месиво грязи. Навстречу им попалось три военных «КамАЗа» с зашнурованными тентами на бортах.　

— Всё грабят и грабят, — специально для Ольги по-русски сказала одна из чеченок. — Холодильники, ковры, мебель. Потом на рынке в Моздоке продают. Когда уже награбятся, шакалы?　

Ольга промолчала, глядя в окно. За стеклом окна простиралась поросшая ковылем степь с наметенными полосами снега в низинах. Примерно через полтора часа автобус, сбавляя ход, медленно подъехал к красно-белому шлагбауму, перегородившему дорогу. Двери открылись, и в салон с автоматом на руку зашел военный, одетый в бронежилет.

«Всё…» — подумала Ольга.　

— Мужчинам приготовить документы, — произнес военный, проходя по салону, поглядывая на сумки. Чеченки-торговки даже не шевельнулись.　

— Мужчин нет, — сухо ответила одна из них.　

— Вижу. Мужья воюют, да? — усмехнулся военный.　

На этом проверка и закончилась. Никто не проверял ни прописку, ни паспорта. Ольга вжалась в сиденье в ожидании следующего контрольно-пропускного пункта.　

Иногда проезжали населенные пункты. В одном из сел, проезжая по центральной улице, Ольга увидела мечеть. На площади на корточках сидело несколько бородатых мужчин, провожая их автобус взглядами. Затем пошли дома частного сектора, и уже кое-где можно было видеть разрушения. Затем показались пятиэтажные дома — серые, мрачные, с мусором возле подъездов. Что-то горело, в автобусе явственно чувствовался запах гари. Проехали разбитую в хлам заправку, потом длинный девятиэтажный дом, в стенах которого чернело несколько огромных дыр. И везде пустые улицы.　

— Простите, а где мы? — ничего не понимая, тихо обратилась Ольга к ближайшей соседке в пуховом платке. Вид за окном начал пугать.　

— В Грозном, — ответила женщина. И, заметив ее растерянный взгляд, пожала плечами, мол, а ты куда ехала?　

«Как в Грозном? — мысленно ахнула Ольга. — А блокпосты?..» Столько ей говорили, что проехать невозможно, а тут села в автобус, за какие-то копейки купила билет, и вот он — город. Ольга пока не понимала, что никого не пускали по обращению, чтобы не брать на себя ответственность, а так, сама — езжай, куда хочешь.　

Она ничего не успела осознать, не успела начать бояться, как автобус остановился возле какого-то стихийного маленького рыночка в окружении совершенно нежилых на вид пятиэтажек. Двери открылись, и она вместе с остальными пассажирами вышла на улицу.

ГЛАВА ПЯТАЯ

ГРОЗНЫЙ

14.01.1995　

Ольга вышла из автобуса, одним шагом оказавшись в иной реальности.　

Падал редкий снег. Прямо перед ней находился небольшой стихийный рынок. Взгляд с поразительной ясностью выхватывал картинки окружающего мира. Нерусские лица женщин-торговок пожилого возраста. Товар в раскрытых сумках: сигареты, банки консервов. На мокрой картонке прямо на земле — турецкие свитера. Какая-то бабушка, подстелив картонку, продавала старые потрепанные книги на русском языке. Пушкин, Чехов. Продавцов немного — человек семь. Покупателей нет.　

Дальше шли мрачные пятиэтажки, разбитая котельная, гофрированный металлический зеленый забор в рваных дырках. Старенький «Москвич», в котором тесно сидели несколько мужчин. Собака в двух шагах: рыжая, худая, грязная.

За спиной закрылись двери автобуса, и пазик, шурша, отъехал. Боковым зрением она заметила, как уходят с сумками остальные пассажиры. Она осталась стоять одна. И все: и торговки, и мужчины в «Москвиче», и даже собака молча смотрели на нее.　

Каким-то восьмым чувством Ольга поняла, что у этих людей лучше не спрашивать, как добраться до Северного, где стоят российские войска. Она торопливо полезла в сумочку, достала блокнот, где был записан адрес сестры бабушки-беженки, и, сделав несколько шагов по направлению к прилавкам, спросила у ближайшей женщины:　

— Скажите, пожалуйста, как мне пройти на улицу 8 Марта, дом 16?　

При этом она постаралась улыбнуться, но улыбка вышла жалкой. Женщина в платке смотрела на нее тем же взглядом, что и молодая у автобуса: холодным и удивленным. Русская женщина с сумочкой, в неумело повязанном платке смотрелась здесь предельно чужой.　

— Туда, — коротко ответила торговка и, указав рукой направление, повернулась к своим.　

Ольга поблагодарила и торопливо пошла в указанном направлении, чувствуя спиной взгляды. Ей хотелось уйти отсюда как можно быстрее.　

— Эй, — донеслось позади. — Русская! Бомбить начнут, прячься в подъездах,　

— Да, да… Спасибо, — не оборачиваясь, ответила Ольга, не вникая в смысл этих слов.　

На одном из домов она прочитала надпись: «ул. Заветы Ильича». Долго шла по этой улице, на большом перекрестке свернула налево. Она понятия не имела, куда идти. В городе Грозном в это утро было тихо, как ни в одном городе мира. Улицы оставались совершенно пустыми — ни машин, ни прохожих. Единственные люди, которых она видела, остались на том небольшом рынке. По всем признакам она приближалась к центру, и чем дальше она продвигалась, тем больше понимала, что идет туда, куда идти не следует.　

У нее было чувство, что она маленькой одинокой песчинкой на какой-то машине времени перенеслась в 1943 год и сейчас идет по заснеженному городу Сталинграду.　

Медленно, лениво догорали несколько частных домов по правой стороне улицы. Обугленные балки вяло дымились. На улице везде попадались ямы от снарядов, дорога была засыпана срезанными ветками. Со столбов свисали провода. Серые дрянные пятиэтажки по другой стороне не показывали никаких признаков жизни, там возле стен валялось разбитое стекло и куски оконных рам. В некоторых стенах зияли огромные дыры с языками налета черной копоти.　

Внутренне сжавшись, Ольга шла неизвестно куда.　

Картина вокруг была слишком дикой, чтобы ее осознать. Битый кирпич, а на нем детская коляска. Сгоревший скелет «Москвича» на обочине. Вырванное дерево кроной на проезжей части. Разорванный словно изнутри ларек. Чьи-то очки, дужкой зацепившиеся за свисающий провод. Впереди появился девятиэтажный дом с обваленными пролетами. В одной из квартир на первом этаже стена вырвана, там виднелся диван и что-то горело, по стене поднимался дымок. Напротив — еще один дом, от которого осталась одна фронтальная стена. Мертвая собака в луже.　

И ни души вокруг. Редко падающий снег и полная тишина.

«Господи, куда я иду?» — мелькнула мысль. Картина вокруг не вмещалась в сознание, словно она попала внутрь чужого сна. Все произошло слишком быстро, чтобы можно было воспринимать действительность, — еще два часа назад она могла в привокзальном кафе купить чашку кофе, еще два часа назад лежащий в ее сумочке красный российский паспорт что-то значил. Но теперь она оказалась на территории войны.　

За девятиэтажным домом показался перекресток. Уже совсем нехороший. Там стоял коричнево-черный сгоревший БТР без колес. На дороге буреломы из веток. Если бы Ольга прошла чуть дальше, она бы увидела неделю пролежавших на земле мертвых солдат с открытыми ртами — присыпанных снегом чьих-то сыновей. Но она остановилась, понимая, что дальше не двинется ни на шаг. Ей было страшно, как никогда в жизни.　

Надо было возвращаться на рынок к чеченцам.　

В этот момент за перекрестком послышался шум машины. Ее не было видно, но слышалось, что она промчалась где-то на полной скорости, визжа на поворотах. И в ту же секунду по перекрестку полетели бледно-красные огоньки. Ольга ничего не поняла, завороженно глядя на бледные разлетающиеся искры. В следующий момент она услышала отдаленный стук автоматной очереди. Били с поперечного переулка, не по ней, но в ее сторону, трассера{4} разлетались очень близко. Тонко свистнуло над головой. Бледные огоньки летели друг за другом.