Темный полдень (СИ) - Костадинова Весела - Страница 51

— Что? — мой тон был холодным, почти равнодушным, словно между нами не было ничего личного.

— Я…. тут договора на поставку кормов. Сможешь их зарегистрировать и передать юр. отделу — пусть до завтра свое заключение дадут.

— Хорошо, — взяла у него папку, понимая, что это только предлог, — передам и прослежу, чтобы они вовремя все сделали.

— Спасибо…. — он так и стоял в дверях, не заходя и не уходя.

— Что-то еще, Дмитрий Иванович?

— Иди домой пораньше… — тихо сказал он, — выглядишь… не очень…

Капитан очевидность!

— Ты тоже. Видимо вечер у нас обоих удался на славу, — не сдержала я злой шпильки.

— Айна… — он сделал шаг ко мне, но остановился под моим ядовитым взглядом.

— Не переживай, Дмитрий Иванович, у меня бывали времена и похуже. Это не твоя проблема, у тебя сейчас других дел хватает…. И есть на ком свою заботу проявить.

Его зеленые глаза стали ледяными.

— Еще раз, девочка, ты попробуешь мной манипулировать, — процедил он, — и я заставлю тебя об этом пожалеть.

От перемены его настроения меня словно водой окатили. Я посмотрела на него с удивлением.

— Ты меня за идиота держишь, Айна? Чего добиваешься?

Таак, похоже не у меня одной вчерашний вечер прошел не по плану….

— Если честно, понятия не имею, о чем ты сейчас говоришь, — ровно ответила я, стараясь не отводить глаз.

— Зачем ты отправила меня к Наталье? Чтобы что? Я на пубертатного подростка похож?

— Тебе ответить честно или политкорректно?

Он посмотрел на меня долгим взглядом.

— Знаешь, Айна, я начинаю приходить к выводу, что все свои неприятности ты наскребла себе сама.

Эти слова задели сильнее, чем я могла ожидать. Я поджала губы, стараясь подавить ответную вспышку эмоций, которые нахлынули с новой силой. Он видел только внешний слой, только мои резкие реакции и колкости, но не понимал, как больно было наблюдать за ним и Натальей, как невыносимо становилось находиться здесь, окружённой невысказанными обидами и недомолвками.

— Возможно, — я заставила себя выдавить из себя равнодушный ответ, — но я хотя бы не прячусь от своих ошибок, Дмитрий Иванович.

— Сначала создадим себе сложности, а потом героически из них выкарабкиваемся — это твой девиз?

— Фишка в том, Дим, что ты — тоже моя сложность. Но я хотя бы иллюзий не питаю.

— Это хорошо, Айна. Потому что у меня тоже нет иллюзий, и уже давно, — бросил он, развернувшись к двери с резкостью, почти подчёркнуто. — Я прекрасно вижу, кто чего стоит.

Его слова ранили, оставляя ощущение пустоты и горечи. Он шагнул к двери, и, уже выходя, обернулся напоследок.

— Тётка вечером заглянет, — продолжил он ровным, но ядовитым тоном. — Она, похоже, искренне беспокоится о тебе. Надеюсь, её ты не станешь отпинывать так, как только что меня?

Я молча наблюдала, как он выходит, и едва заметно кивнула, хоть и знала, что он не видит.

Я давно не видела Надежду, с того памятного дня, когда она принесла мне свой чай. Как ни странно, именно он сегодня дал мне силы пережить день после бессонной ночи. Я не сердилась на нее за то, что едва не отравилась, ведь она честно предупреждала, что злоупотреблять напитком не стоит, а я благополучно пропустила мимо ушей.

Когда она вошла в дом, невозмутимая, немногословная, но уверенная и спокойная, ее спокойствие передалось и мне. Она скользнула глазами по стене с паутиной, по новому ноутбуку, но ничего не сказала, только чуть поджала губы.

— Пойдем, — позвала за собой, — помогу баню растопить и покажу как нужно ходит, чтобы никто не тронул.

Я передернула плечами, но ослушаться не посмела — ощущая, как ее сила отгоняет все тени страха. Движения ее были спокойными, не суетливыми, выверенными — как у племянника. Уверенно наколола дров, бросила в печь. Так же уверенно набрала баки с водой, бросив туда немного трав для аромата.

— Никогда в первый жар не ходи, — снова и снова повторяла она, — погибнешь. Угоришь. Тебе и после хватит тепла. И напроситься не забудь. Сегодня с тобой пойду, покажу, как это делается.

И снова я не стала спорить, в ее присутствии было что-то умиротворяющее.

Пока топилась баня мы успели поужинать пирогами, которыми мне принесли к порогу.

— Ты, девушка, будь благодарна за дары. Не всех людей мы принимаем — давно живем своим укладом, — спокойно рассказывала она. — Ты — одна из нас, ведь поняла уже?

— Да, — кивнула я. — Мама… Агния…. Я живу в ее доме?

— Да. Я тоже тебя не сразу узнала, много лет прошло. Агни сильной была, красивой, как ты… глупо погибла, — женщина покачала головой. — Очень глупо. Только ты и осталась. Хотели тебя местные забрать, да начальство не позволили — забрали у нас. Увезли в город. А много тебе это счастья принесло?

— Вообще не принесло, — пробурчала я, кладя голову на сложенные на столе руки. — Как она погибла?

— Волки…. Будь они не ладны. Волки в лесу задрали, — женщина достала гребень и начала снова расчесывать мои волосы. Я не возражала — это было приятно. Деликатные, но сильные прикосновения снимали головную боль и напряжение, дарили чувство покоя, были почти ласковыми.

— Эх, Айна, Айна…. — вздохнула Надежда. — Совсем по-другому бы твоя жизнь пошла, останься ты у нас. Мы любить умеем, и заботиться тоже… не смотри, что закрытые… чужих не любим, но своих бережём.

— Ты ведь не случайно к нам вернулась, — снова заговорила Надежда, опуская руки на мои плечи и слегка надавливая на шею, массируя, будто хотела, чтобы я осталась неподвижной, позволив этому мгновению продлиться чуть дольше. — Всё же к своим тянет, как бы ни разбросало жизнь.

— Но я ведь не знаю, кто эти «свои», — прошептала я, не отрывая взгляда от её рук. — Меня ведь никто никогда не учил…

— Учить? — она улыбнулась, коротко и почти по-доброму. — Нашему не учат, Айна, оно с кровью передаётся. Жить и чувствовать просто. Ты слишком много сомневаешься, вот и не замечаешь.

Она убрала руки, и я вздохнула, будто от ощущения потерянного тепла. Тем временем Надежда посмотрела в сторону окна, за которым темнело небо и вился дымок от бани, пропитанный хвойным духом и ароматами трав.

— Пошли, — позвала она, — баня готова. Сегодня ты пойдёшь как надо.

Мы шли по тропинке в саду, и её уверенные шаги вели меня, огибая корни и уводя от скользких мест, пока не остановились перед дверью. Надежда раскрыла двери, впуская меня в горячее, обволакивающее тепло, где всё, казалось, дышало покоем и силой. Она посмотрела на меня с какой-то тихой уверенностью.

— Первое правило — уважай место, куда входишь, — проговорила она. — Оно тебя пустит, если с добром пришла.

Я вошла, чувствуя, как тепло укутывает, снимая напряжение, как тяжесть последних дней растворяется, уступая место чему-то другому, тёплому и древнему, что, может, всегда было со мной, но я этого не замечала.

— Поклонись, да разрешения попроси, — продолжала Надежда.

Я замерла на пороге, уловив в её словах древнюю серьёзность, которая сделала обстановку ещё более таинственной. Надежда склонилась, едва заметно поклонилась и что-то прошептала на коми, её голос был тихим и почти мелодичным, словно обращённым не ко мне, а к самому духу этого места. Я последовала её примеру, наклонив голову и едва слышно, словно тайный обет, пробормотала слова уважения, которые пришли сами собой.

— И ещё запомни, — добавила Надежда, бросив на меня быстрый взгляд, — после полуночи сюда не ходи. Тогда банные сами моются, людей не любят.

Меня пробрал лёгкий холодок от её слов, но в то же время я ощутила непонятное спокойствие.

Надежда уверенно двинулась к печи, подбрасывая на камни несколько горстей трав. Уважая мои чувства, она сама в простыню завернулась и меня завернула. А после жестом указала мне сесть на нижнюю скамью, наблюдая за мной с таким вниманием, что я ощутила себя не столько гостем, сколько частью этого древнего ритуала.

— Слушай тело своё, — негромко сказала она. — Баня для того, чтобы душу очистить. Не торопись и ничего не жди, оно само придёт. Много ты тут не понимала, не видела… и боль за это копилась. Здесь, — она приложила руку к груди, — всё собралось. Оставь её здесь.