Чужой наследник 2 (СИ) - Коган Данил - Страница 29

Параллельно выхватываю правой рукой «Гюрзу» из кобуры. И тут же, мгновенная остановка, стреляю в мелькнувший в окне дома силуэт. Не попадаю, но заставляю супостата спрятаться.

Зигзагами, с кувырками, бросаюсь вперед. Все же тренировки — великая вещь! Тело слушается отлично! Мышцы работают на пределе, но явно без микроразрывов.

Несколько пуль шепчут песнь смерти, но стреляющие безнадежно фальшивят! Мимо. Все мимо.

Выхожу из последнего кувырка, остановка, стреляю в силуэт в окне. Его сносит, а я прыгаю в раскрытое окно — внутрь небольшого помещения.

Внутри еще двое живых противников. Один перезаряжает винтовку. Второй немедленно стреляет в меня из револьвера. Пока я выхожу из прыжка и сближаюсь, он успевает выпустить три пули.

Резкая боль в боку и толчок слегка сбивают движения. Но я уже вывел правую руку на линию выстрела. Бац! Во лбу противника возникает красная точка. Конец повествования.

Припадая на колено, доворачиваюсь ко второму врагу и стреляю даблтапом. Оба попадания приходят в корпус сбоку. Он хрипит и начинает сползать по стенке, куда его отбросило моими выстрелами. Не боец. Осмотр.

Враги закончились, по крайней мере здесь. Из звуков только хрип умирающего и повышающийся рев двигателей локомотива, сопровождаемый лязгом отправления.

Так.

Я убил здесь троих. А трупов — четыре. Один привязан к кровати. На месте левого глаза кровавая дыра. Мясо с пальцев состругано до косточек. Тело тоже все в ранах и порезах. Местный обходчик. Пытали его. Зачем? Заначку в три алтына искали? Вот твари. Просто завалили бы мужика и все. Или вообще в покое оставили.

Не сдерживаясь, пнул раненого в бок. По его телу прошла судорога и он, наконец, замолчал. Раздражение не уменьшилось. Не люблю бессмысленной жестокости. И немотивированных убийств. Странно, да? Мне нет.

На лице ловкача с револьвером выделяется зелено-розовое пятно. Артефактный монокль. Вот как он меня увидел. А чем меня приложили, что я до сих пор ауру плохо чувствую? Рядом с телом лежит сумка с какими-то кругляшами. Монокль в сумку. Запасные быстрозарядки с интересно выглядящими патронами и револьвер упыря — блестящий здоровенный, никелированный, туда же. Потом разберемся, что там к чему. Судя по звукам снаружи, состав отправился в путь и набирает скорость. Пора идти. Бок жжет, но терпимо. Кровопотерю остановил. Вроде ничего критичного не задело. Вот оно как — драться обычным людям-то. Без магии, на одном умении. Что-то не понравилось. Ладно. Пора бежать. Хватаем сумку, вокзал отходит!

Уже выбежав из домика вижу, как снаряд пробивает один из вагонов третьего класса и взрывается метрах в двадцати от состава. Зерг! Не повезло пассажирам. Вспоминая тесноту, царящую в этих вагонах и плотность человек на квадратный метр, мысленно поеживаюсь. Пусть ваши души перерождаются в свете Силы, бедняги. Запрыгиваю на подножку вагона.

Когда я ввалился в свое купе, немного окровавленный и со спортивной сумкой с трофеями, оба моих спутника начали кудахтать и ужасаться. Снаружи все еще доносится короткий лай наших мелкокалиберных пушек и треск винтовочных выстрелов. Но артиллерия врага, наконец, замолчала. Вернее ее заткнула наша охрана. Надо им как-то, я не знаю… Премии дать. Через офицера сопровождения. Ладно. Подумаю об этом потом. Скинул ремни и порванный на локтях пиджак. Стянул рубашку.

— Епушки-воробушки, вот это дырень! Ты как стоишь то еще, идиот? Куда ты вляпался? — Ольга. Как всегда, сама милота и непосредственность. — Щас за теплой водой сбегаю, промою рану. И пну проводника, чтобы целителя поискал. Ну епена мать!

С них кстати личины слетели. Как и с меня. Хорошо — не видел никто. С некоторым напряжением восстанавливаю образы. Аура еще не отошла от шока полностью.

— Спасибо, добрая девочка. Промыть и перевязать рану не помешает. Целитель не нужен. Через три часа Разумовский, если доедем. Там наверное есть какой-нибудь медпункт, где зашьют.

Последнюю фразу я договаривал ей уже в спину, она быстро выскочила из купе. Все-таки женщины молодцы. Практичность и действия. Арчи вон, до сих пор глазами хлопает и пялится на мой бок. «Какой ужас», говорит. Э, парень. Ты ужаса не видел. Правда, будем честны, Ольга постарше его будет. Поопытней. Как-то забываешь из-за этой подростково-хамоватой манеры речи о ее настоящем возрасте.

Но рана действительно выглядит скверно. Из бока, в районе почек, пуля вырвала приличный клок мяса и кожи. Сантиметра три влево и валялся бы я в доме путевого смотрителя. А не ехал на поезде. А может и куковал бы на небесах. С тоской взирая на грешную землю. В лучшем варианте опять в амулете бы очутился. Ну. Повезло. Что скажешь. Если из револьвера нулевого калибра я бы словил прямое попадание, вот это был бы ужас. А так… временные неприятности.

Я бросил сумку на колени Арчи. Внутри что-то брякнуло. Бок взорвался болью. Зерг!

— Прибери, пожалуйста. Куда-нибудь. Не сиди сиднем. Все нормально! Я жив и относительно здоров. Помирать точно не собираюсь. Просто у ребят снаружи нашелся неприятный сюрприз для ограненного.

— Что значит, если доедем? — он, наконец, оторвался от созерцания дырки в моем боку и заозирался прикидывая, куда пристроить сумку.

— Что-то мне подсказывает, что просто так от нас не отстанут. Не для того они товарняк брали, чтобы мы об этом так быстро растрепали. А может и не будет ничего. Посмотрим. Да еще в один из вагонов попали. Неизвестно в каком он состоянии, и не сойдет ли с рельс.

Вернулась Ольга. С тазиком воды. За ней топтался проводник с бинтами в руках. Ольга буквально вырвала бинты из его рук и бесцеремонно захлопнула перед ним дверь.

— Сраный лизоблюд. Дай посмотрю, что у тебя тут. Не дергайся, хуже я не сделаю.

Я покорно дал себя осмотреть и подштопать.

Пока она промывала рану, заливала ее перекисью и перевязывала, довольно умело, снаружи не прекращалась стрельба. Я уже несколько раз пресек попытку Арчи высунуться в окно. Еще схватит шальную пулю. Будет не здорово. Стрельба прекратилась, когда Ольга делала финальный бантик на бинте.

Как выяснилось позже, нас действительно пытались преследовать. На каких-то самосборных машинках, лихо преодолевающих бездорожье. И на мотоциклах. Однако жандармы из охраны нанесли осмелевшим бандитам ущерб, сочтенный теми неприемлемым. Или поезд слишком близко подошел к Разумовскому. В общем, бандиты бесславно ретировались. А локомотив потащил тушу нашего состава дальше. К конечной станции.

Мои опасения насчет поврежденного вагона тоже не оправдались. Доехали мы до Разумовского полным комплектом вагонов. Хотя пассажиров это и не спасло.

Идя по перрону к вагону жандармов, я хмуро созерцал скорбную картину жатвы смерти. Тела и их части выносили и складывали прямо на перроне. До зерга много тел. Изуродованные, с оторванными конечностями. Разможжеными головами и грудными клетками. Некоторые превратились в неаппетитное месиво, и было непонятно, одно это тело или несколько. Парочка гражданских, привлеченных на помощь блевали под колесные пары. Меня тоже слегка мутило. Но это, наверняка, из-за ранения.

Раненых на носилках тащили к вокзалу, откуда их должны были отвезти в окружную больницу. Не все доедут. Я отвернулся. Им вот не повезло. Кисмет.

Почти все не раненые жандармы сопровождения были заняты на разборке руин вагона и переноске тел. Офицер, судя по двум звездам на погонах — лейтенант, или как там у жандармов эти звания, стоял посреди перрона и отдавал распоряжения. Через грудь у него висел карабин, незнакомой мне конструкции, с оптическим прицелом на верхней планке. Выглядел мужчина сурово и воинственно. И пушка очень ухоженная. Явно личная, а не штатная. Думаю, я знаю кому мы обязаны успехами нашей охраны.

— Разрешите обратиться, лейтенант.

— Корнет Оболенский. «ОЖКЖ». У вас что-то срочное? — с раздражением спросил он.

— Быстрое. Я бы хотел, — я протянул ему сверток, — чтобы вы разделили эти деньги между своими людьми. В благодарность. За доблестную защиту.