Весенний Король (СИ) - Ружникова Ольга - Страница 8

Ирия давно отвыкла от любой прислуги. В долгом пути-дороге. И в запертой камере. Почти как Эйда — в холодной северной келье. Когда умеешь готовить на лесном костре и стирать в ледяных лесных ручьях, уж точно не нужна помощь в одевании. Особенно если наряд на тебе — мужской.

Но чужое горе отвлекает лучше любого утешения. Проверено. Пора пить лекарство, помолвленная графиня.

Миг — и Ирия уже там. Юная горничная тонкую дверь не заперла. Слишком молода.

— Госпожа! — ахнула она, когда Ирия обняла ее, гладя по голове. По белокурым вьющимся волосам. Сейчас — растрепанным.

— Ш-ш-ш. Что случилось? Рассказывай.

— Я… я не смею! — огромные темно-голубые глаза красивы и зареванными. Особенно, когда полны затаенной надежды.

Служаночка вообще симпатичная. В меру пухленькая, а где надо — стройненькая. У Ирии никогда так не получалось.

И этот взгляд с поволокой. Даже сейчас что-то от него сохранилось… Только мужчин здесь нет.

— Я н-не смею… Вы… меня прогоните…

Конечно же, она смеет. Многие посмеют, если уговаривать. Особенно если дверь забыла прикрыть не нечаянно. Почти.

Причина горьких слез — молодой наглоглазый конюх Джим. Белобрысый разбитной малый уже успел перемигнуться с половиной столичных служанок каждого особняка, где служил. И с большей их частью — не только перемигнуться. С теми, что посмазливее. Как горько рыдающая сейчас Джейн.

— Когда дядя узнал, что у меня будет ребенок, он велел Джиму на мне жениться. А Джим не хочет. У меня ведь приданого мало, и вообще… А я его люблю…

Мари, где прежние планы пристроить тебя за тогда еще живого Пьера? Хорошо, нашлась хоть сама. И маленький. И как же Тереза обрадовалась… Кто бы мог прежде предположить?

— Джейн, он будет гулять от тебя направо, налево и прямо. Да всё по мягким сеновалам, — вздохнула Ирия.

Служаночка аж реветь прекратила. Только голубые глаза вылупила на нежную, целомудренную графиню. Помолвленную с всё еще женатым мужчиной, кстати.

— Я его люблю… — лепечет глупая девчонка.

— Сочувствую.

Как когда-то — Мари. Только безопаснее. Наглого конюха Джима Ирия не убивала. Предавать и насиловать он никого не собирается, а до чужого распутства Драконьим племянницам дела нет.

— А вы тоже кого-нибудь любите, госпожа?

Вспомнила, что они — сверстницы? Даже странно. Ирия ощутила себя старше вдвое. Ровесницей строгой графини Бинэ.

Все, кто пережил последние месяцы в тонущей в крови Лютене, глубокие старики.

В итоге новоявленная старуха промедлила с ответом. Что тут скажешь? И кому?

И наивная Джейн сразу залепетала:

— Ой, что я говорю? Простите меня! Вы же из благородных…

Так некоторые дети всерьез утверждают, что взрослые сладости не любят. Ни за что. Они же взрослые. Им нравится лишь всё скучное и невкусное. Если еще вообще все людские желания давно не отмерли. Еще при Сезаре Основателе.

Хотя в любом случае Ирия не стала бы откровенничать с собственной прислугой. За неделю-то до свадьбы. Да еще о том, кого там «любит». И насколько. Даже если собственного будущего мужа.

Мало ли кто еще такой добрый легко влезет в полудетскую душу наивной Джейн? Или заменит в ее маленьком сердечке разбитного Джима. Ладно хоть эта служанка влюбилась в веселого конюха, а не в надменного дворянского сынка. Как Мари.

Мари нашлась, а верный Пьер — нет. Голодная трясина взбесившейся Лютены бесследно затянула слишком многих. И не вернула.

И странно, что Ирии жаль даже Полину. А вот родного брата — нет. Жаль Джека, что погиб, пытаясь его спасти.

— Джейн, подумай несколько дней. Действительно ли ты хочешь именно этого?

— Ребеночек без отца? Да ему ведь жизни никакой не дадут. Да и я — горемычная. Что же мне, на площадь к позорному столбу вставать, если соседи донесут?

— Этот дурацкий закон уже давно отменен, Джейн. Еще при наших прадедушках.

Иначе что ждало бы Мари?

— Правда? Вы такая умная… А наша кухарка Жакетта ворчит, что новый король его опять введет. Он уже будто обещал. И строгие тюрьмы для всех распутниц. Виктор Первый Великий ведь за крепкую семью, старые родовые устои…

Виктор Вальданэ? Бывший первый развратник сначала Веселого Двора своих родителей, а затем — Аравинта? Пять минут как бросивший беременную Элен Контэ?

Увы, запросто. Анри упоминал. А Ирия еще и лично слышала.

— А для преступников тюрьмы — не строгие? — ухмыльнулась графиня. Чтобы отвлечь служанку.

Но не помогло:

— Не такие строгие. Его Величество заявил, что распутство женщины — страшнейший из грехов. Потому что лишает детей законных титулов, а мужчин — отцовских прав. И во имя защиты самого важного — детей! — корона должна приструнить подобных женщин.

«Святая» Амалия запросто прежде гуляла так, что все сеновалы и окрестные кусты трещали. И даже Ральф Тенмар когда-то возмутился мужскому наряду племянницы.

Но — Виктор Великий? Нет, ну это надо! А Ирия уже думала: ничему больше не удивится.

И она — вовсе не умная. Ирия Таррент — дура, Джейн. Непроходимая дуреха, сама себя загнавшая в ловушку. Да еще и Анри заодно. Но тебе об этом знать незачем.

— Джейн, подумай дня три. Если захочешь — я устрою твою свадьбу. И хорошим приданым обеспечу — на зависть всем соперницам. Только Джим его потом всё равно быстро прогуляет. И ты останешься одна — при живом муже. И соперницы вернутся. Или новые подоспеют. Если же передумаешь… Подумай — вдруг ты еще встретишь другого?

— Нет! Я люблю Джима! Он у меня… Я ведь до него…

Что ж. Может, когда-то Ирия так же держалась бы за Всеслава, обрати он вдруг на нее свое драгоценное внимание. Но словеонский князь не обратил, и «графиня» осталась в здравом уме. И в очень грустной памяти.

А сейчас очень тянет заявить, что раз конюх Джим — единственный, так, выходит, и сравнить не с кем? Может, стоит проверить еще хоть кого-нибудь другого?

Ладно, такое не поймут даже от развратной графини с подмоченной репутацией. В новую эпоху крепких семей и старинных устоев, чтоб им. При самом Великом короле, легко затмившем какого-то там Сезара Основателя.

Да и в самом деле, кто их знает — новые законы? Какие еще Виктор Первый — Целомудренный Защитник Невинности подпишет? Вдруг подставишь Джейн так, что мало не покажется.

— Леди Таррент, графиня, вы здесь?

В переводе: «Что вы здесь забыли?»

Дуэнья. Хмурая, кислая, в строгом коричневом чепце. Цвета спелого каштана, точнее. Фамильный оттенок Криделей.

Ну что еще? В каких-то еще греховных связях Ирию пока не обвиняют, будем надеяться? А то даже страшно представить, что будет. Никакой строгой тюрьмой не искупишь.

— Как видите. Если не мой призрак — значит, я во плоти.

— Графиня Ирия, прибыла ваша матушка, графиня Карлотта Тар…

— Ирия! — надменный, высокомерный голос вызвал не лучшие воспоминания в жизни. Сразу враз повеяло стылой кельей, вечным холодом и застарелой сыростью.

И ночной убийцей в монашеском балахоне. С острым кинжалом под плотной рясой.

«Проснись, Ирия. Ты выживешь, только если переживешь эту ночь…» — безумно шепчет Тариана.

Шелестит колокольчик весенней капели…

2

Миг — и прекрасная графиня Карлотта Таррент — снова графиня! — шурша дорогим шелком алого платья, вступила на порог скромной комнатки Джейн. Прекрасная, совершенная… властная и жестокая. Безжалостная. А ведь бессмертная душа Карлотты — при ней. Пока еще.

Или отсутствовала и прежде. Всегда, с самого начала. А сердце — черно, как цвет ее густых волос.

Правда, никто так и не пояснил, с чего это мама — Таррент, если снова замужем? Да еще и вдруг внезапно — графиня? Как насчет мелкой баронессы такой-то? Из захудалой провинции?

Хотя одни перед всесильным законом равнее других, не забывай, Ирия. И неважно, кто очередной король, если он — еще и очередная сволочь.

— Мама, я рада тебя видеть, — послушная дочь быстро взяла заботливую мать под безупречную руку в кружевной перчатке.