30 сребреников (СИ) - Распопов Дмитрий Викторович - Страница 39

— Абсолютно, — с искренним и честным выражением на лице заверил меня он, — рукоположение проведём сегодня же в монастыре, чтобы завтра приступить к работе. Ты ведь поможешь мне?

— Я всё равно застрял в городе, что мне ещё тут делать? — проворчал я, смиряясь с действительностью.

— Кардинал Виссарион сказал ровно также, — улыбнулся мне отец Иаков.

— Вы ещё и по всем моим учителям прошлись, а не только к Торквемаде заглянули⁈ — сегодня для меня похоже был день удивлений, — что ещё они вам про меня сказали?

— Я же должен был знать, с кем отправлюсь в этот нелёгкий путь, — улыбнулся он мне, — что же до рекомендаций, я оставлю их втайне.

Осознание того, что он переиграл меня как ребёнка, претворясь простодушным и простым как булочка монахом, пришло ко мне и я заткнулся. Так ещё меня в этом мире никто не унижал и не ставил на место, ни сказав при этом не единого плохого слова.

Глава 22

Весь оставшийся вечер до тайной церемонии я не проронил ни слова, что в конце не выдержал сам монах.

— Сын мой, — подошёл он ко мне, читающему книгу.

— Да отец? — поднял я на него взгляд, перенимая его тон и манеру говорить, что он моментально понял.

— Я прошу меня простить, — улыбнулся старик, — я должен был сразу тебе всё рассказать и объяснить.

Как бы я ни был зол на него, но я всегда был за справедливость, даже если это мне не нравилось самому. С громким звуком я захлопнул книгу и покачал головой.

— У вас бы ничего не получилось, я был слишком горд, слишком уверен в себе, так что единственный способ, чтобы привести меня в чувство был именно тот, что выбрали вы.

— Какой же? — поинтересовался он.

— Смирение, — хмуро ответил я, — говорите отец что нужно, я всё обдумал и признал себя не правым в том, что с самого начала с предубеждением относился к вам. Так что как бы мне ни хотелось выставить сволочью вас, правду не обмануть. Я постараюсь исправиться.

Монах с улыбкой перекрестил меня.

— Я об этом знал с самого начала, так что просто ждал момент, когда это осознание придёт и к тебе, — мирно заверил он меня, — что касается мой просьбы, все меня заверили, что ты отличный управленец, который дружит не только с языками, но и с математикой.

— Только то, чему меня научили другие, отец Иаков, — не стал я самовосхвалять себя.

— Хочу, чтобы мы разделили обязанности, для более эффективного взаимодействия, — сказал он мне, так словно мы стали с ним только что на равных, — займись пожалуйста организационной частью, в чём я откровенно слаб, а же займусь расследованием.

— Если расскажите, как проходит процесс, я попробую, — я отложил книгу в сторону, приготовившись слушать, — всё что мне нужно, деньги и человеческие ресурсы.

— Это всё предоставит король, — спокойно ответил он так, словно в этом не сомневался.

— Тогда я вас слушаю, что нужно будет сделать.

Он стал рассказывать, а я слушать, запоминать и сразу оптимизировать процесс, но пока у себя в голове. Мы закончили разговор, только когда за нами пришли.

— В остальном полагаюсь на твой ум и здравый смысл, — сказал он, поднимаясь, затем замешкался и показал жестом всем выйти, удивив меня этим.

— Есть ещё одна, негласная просьба от камерленго, в отношении этого расследования, — смущённо сказал он мне, когда мы остались одни.

— Которую вы не захотели делать сам? — догадался я и он с тяжёлым вздохом кивнул.

— Камерленго о вас высокого мнения, — спокойно заметил Иаков, — поэтому он попросил сказать вам, что папа был бы очень признателен, если бы по окончании расследования, мы назад увезли из Неаполя пятьдесят тысяч флоринов от проданных во время расследования индульгенций и отнятого имущество тех, кто откажется признаваться в ереси или будет признан нами виновный в ней.

— Мне в голову начинает закрадываться мысль, отец Иаков, — я хмуро посмотрел на него, — что всё ради чего мы приехали в этот город — это заработать деньги, а остальное является лишь прикрытием этого процесса.

— Я не могу тебя обманывать сын мой, — вздохнул он, — эта мысль меня тоже посещала с самого начала, когда я услышал, чем нам предстоит заняться. Именно поэтому вызвали меня, как самого дотошного инквизитора, тщательно проводящего расследования.

— А поскольку вы отказались заниматься сбором денег, то вам втюхали меня в напарники, — догадался я.

— О тебе много говорят в Апостольском дворце, Иньиго, — он впервые назвал меня по имени, — папа хочет проверить, может ли он тебе доверять в будущем.

— Почему не выбрали кого-то другого на моё место? Неужели не смогли найти кого-то беспринципного и бездушного, какими людьми полон Рим?

— Кардинал Орсини сказал, что лучше тебя никто не справится, — пожал плечами монах, — а в свете ранее озвученных рекомендаций от других кардиналов, возражений против твоей кандидатуры ни от кого на курии не последовало.

— Вот же г… — чуть не вырвалось у меня, но я успел прикрыть рот, чтобы не ругаться в доме божьем, — я ему настроил работу канцелярии, а он меня подставил⁈

— Что в поведении кардинала Орсини тебя удивляет сын мой? — невесело улыбнулся монах.

— Я только сейчас понял, почему вы до сих пор не то, что не кардинал, но даже не епископ, — до меня наконец дошло.

Отец Иаков тепло улыбнулся.

— Вера — это всё, что мне нужно сын мой.

— Это я тоже понял, — вздохнул я, — а сам папа, что на это сказал? У вас было общее совещание?

— Папа одобрил, — кивнул отец Иаков, — поскольку деньги пойдут на богоугодное дело борьбы с османами и организацию Крестового похода против них.

— А вы сами одобряете такие методы получения денег? — удивился я.

— Как ты сам недавно сказал, я не кардинал и даже не епископ, — уклонился он от прямого ответа.

— Ладно я понял, — кивнул я, — что-нибудь придумаю.

Он кивнул и позвал в комнату снова всех.

Вечером и правда произошло таинство рукоположения меня в самый низший церковный чин, который не позволял мне ничего делать. Я не мог причащать людей, служить службы, принимать исповеди. В общем это было именно то, что и сказал отец Иаков, я вроде бы принадлежал теперь к церкви, но был на такой низшей ступени, что самостоятельно ничего делать не мог.

Поскольку подходящих по размеру белых одежд для меня во время проведения литургии не было, то я сразу надел подаренную мне мини-версию чёрно-белой одежды доминиканцев и скрыл в широком балахоне большинство своих недостатков, ну кроме лица и горба. Такое было вообще трудно скрыть, но хотя бы не было видно рук и ног теперь.

На следующее утро после хиротессии я запланировал поездку в магистрат, чтобы заручиться поддержкой городских властей в ресурсах, необходимых мне для организации всего процесса, о котором мне рассказал брат Иаков. А поскольку я знал, как отнесутся там к ребёнку, то, чтобы придать больший вес своим словам, я попросил его поехать со мной. Он не стал отказываться, но правда сказал, что мы тогда сначала зайдём в два места и по его делам. Тут уже не стал спорить я. Меня поместили за спину Алонсо, брат Иаков пошёл рядом и мы вышли из монастыря в сопровождении только одного Бернарда.

К нашему удивлению, мы пошли вдоль каменной стены монастыря и обойдя его уткнулись в ещё одни запертые ворота. Отец Иаков постучал в них и какого же было моё удивление, когда калитку открыла молодая девушка в коричневой робе и накидкой на голове оставляющей открытой только одно лицо. Сверкающие удивлением глаза быстро пробежались по нашим лицам.

— Женщина! — удивился Алонсо вслух.

— Монахиня, — поправил его строго отец Иаков, — монастырь разделён на две части, в этой находится орден клариссинок.

— И какой здесь процент беременных монахинь? — поинтересовался я, — более чем уверен, что в стене, разделяющей мужскую и женскую часть уже давно вынуты несколько кирпичей и потому в женской половине происходят непорочные зачатья.