Дева-Смерть (СИ) - Ружникова Ольга - Страница 5

— Конечно. Эйда, — так несмело Ревинтер еще не говорил, — можно мне подержать дочь? Совсем недолго? Я осторожно…

Мирабелла резко повернулась к нему. Зеленоглазый сорванец. Вылитая Ири в этом возрасте… нет, в более старшем. Эйда легко привыкла, что малышка выглядит взрослее своих лет, а вот остальные?

— Ты — мой папа? — требовательно глянула Мирабелла на непутевого… отца. — И где ты был до сих пор?

2

Страх ледяными червями ползет по коже. Мэндскими клыками вгрызается в кровь.

Стук колес королевской кареты — будто скрип кладбищенской телеги. Герб Сезарингов — будто насмешка. Висят над головой скрещенные клинки, готовятся рубить. И окна черным не задернуты, а спасать некому.

Нет смельчака, готового отбить добычу у змеиного конвоя из черных жрецов.

Ирия, соберись. Если древняя сила яростного Альварена и впрямь существует — почему не поверить, что она одолеет какую-то мертвую змеиную мерзость?

Как в сказке, где добро всегда побеждает зло? Хоть как, хоть когда, но непременно.

Ну ладно, допустим, мэндские змеи — и есть истинный Мрак подлунного мира, само воплощенное Зло и так далее. Уж не Добро и не Свет точно. Можно не сомневаться.

А Альварен — выходит, Добро? Да — в сравнении с мертвоглазыми служителями Дохлой Змеи.

Только почему победить при этом непременно должна Сила древнего озера, а? Потому что в это верит одна глупая драконья племянница?

А если даже и победить, то почему именно сейчас? Может, спустя сколько-то лет после гибели Ирии? И ее полного и окончательного забвения. Сколько храбрых героев и случайных негероев погибало даже в сказках, прежде чем очередному удавалось восторжествовать над судьбой?

Как жизни одолеть гнилую, снулую смерть? Что должно спасти и помочь? Вытянуть Ирию из зыбкой трясины оживших кошмаров Роджера Ревинтера?

Что поможет? Золотые глаза Джека над сонным лунным озером? Полынное вино, лунные свечи и древние книги Ральфа Тенмара? Единственный поцелуй Анри в осажденной келье над Альвареном… опять Альварен! Теплый шепот Кати, ее доверчивые глаза, твердое пожатие руки Октавиана, неугасимый илладэнский огонь в глазах Диего. Наивная доброта Жаклин, умная рассудительность Стефани. Прохладное белое вино в бокале в тонких руках Алисы, ее светлые волосы под рукой, стук ее испуганного сердца. Эйда с зеленоглазой Мирабеллой на руках.

Хватит ли этого, чтобы выжить, уцелеть, остаться собой? Выстоять.

Открытое алое платье уже не придает уверенности — оно жжет кожу. Будто притягивает черных пиявок. Мэндские Дети Ночи тоже предпочитали сосать кровь у красивых и сильных. Она горячее и вкуснее. Смерть всегда тянет к жизни.

Куда Ирию везут, в какую ледяную Бездну? Или, скорее, болотно-трясинную. Не лучше ли, пока можно, дотянуться до верного стилета и умереть сейчас? Собой. Куда уже тянуть-то? Река времени дальше течет не для Ирии. Спасать ее некому. Ральф Тенмар мертв, где Анри — неведомо. А папы нет уже давно.

Ради кого жить? Эйды и Мирабеллы? Иден? Кати и Чарли? Зачем им всем змееглазая нежить, потерявшая разум и душу?

Исчезли острые гербы — дверца приоткрылась. Ирия дернулась в сторону. Спрыгнуть? Кто-то всё же…

Сумел ведь Джек под видом хитрого Пьера… Бедный Джек, бедный Пьер.

Только, возможно, они счастливее одной Драконьей племянницы. Прекрасной Дамы, воспетой столь же бедным Констансом.

— Ирэн, — Эрик ловко впрыгнул в карету на ходу. Уселся напротив. Почти касается твердым коленом. И в любой миг может дотянуться и… всем прочим.

И не отдернешься. Нельзя выказать страх. Нельзя в присутствии — врагов. Таких страшных врагов.

Река времени свернула, отсекая путь честного стилета. И последнюю надежду.

Ирия опять опоздала.

— Возможно, ты решила, что умнее всех. Смелости и наглости тебе хватит, это я уже заметил. И на мужиков тебе плевать — ты их меняешь. Почти как я — баб. Только у тебя есть сестрички — целых две. И сводный байстрюк-братик. Одна глупая сестренка еще и брюхата, а вторая — уже с нагулянным ублюдком. Это еще не считая мелких приблуд шлюшки Полины. Вдруг они тебе тоже случайно дороги? Только ускользни от меня в ледяную Бездну, Ирэн, и никому из них не жить. Не сомневайся.

Довольный жизнью смех заглушает похоронный скрип колес. Или они переплетают голоса. Заглушают жизнь. Все громкие возгласы горожан на улицах. И даже смех. Кто еще способен в этом городе смеяться — кроме победившего всех и вся Эрика? После всего, что уже случилось.

Да все способны, кто еще не пострадали.

А лошади молчат. Все. Они никогда не ржут, если рядом змеиные жрецы. Как бедные кони позволяют такому садиться в седло?

Путь чистой и честной смерти отныне отрезан не только сейчас. До самого конца жизни бывшего Ормхеймского Бастарда.

3

Огромная полутемная зала вместо застенков. Тоже подземная. И Ирия здесь не одна. Кроме Драконьей племянницы, она же змеиная невеста, сюда пригнали еще десятка два с лишним разряженных дам и девиц. Почти поголовно — дрожащих.

Самые юные — в лилейно-белом. Ровесницы Ирии и младше. И этот цвет сейчас пугает больше любого другого.

Только бы девиц прямо сейчас не принесли в жертву! А главное, не заставили это делать Ирию. Даже ради Мирабеллы и Эйды она не сможет. Если, конечно…

Если родных не начнут мучить у нее на глазах.

А самое жуткое, что как посвящение змеиной Тьме такое вполне возможно. И очень даже действенно. Любую жуткую легенду открой.

На Ирию оглянулись почти все. Или на ее балахонистых сопровождающих. Впору сгореть под десятками взглядов — любопытных, испуганных, молящих, злобных. Жаль, не поджечь вооруженный кривыми серпами змееглазый конвой. В древних легендах дохлая нежить горела только так.

Скользит под ногами навощенный паркет. Под изящными атласными и шелковыми туфлями. Своими и чужими. Вон сколько народу по нему нервно топчется. Как испуганные лошади на крепкой привязи. При виде приближающихся хищников. Голодных, крадущихся, раздувающих в предвкушении нервные ноздри.

Или скользящих, как паук в мерзкой паутине. Жадно шевеля цепкими лапками и ядовитыми жвалами.

Снизу доверху — будто сразу два этажа. В четыре роста Ирии — целая стена огромных витражей. Ловит, искажает, выставляет напоказ племянницу Дракона. Вот, смотрите. Нет у нее ни жесткой чешуи, ни сильных крыльев. И острых клыков природой не дано, и заточенных когтей. Ничего, кроме открытого алого, вкусного платья.

И жалкого стилета в потайном узком вшитом кармане. Но у других дам и девиц в зеркальном зале нет и того.

Нельзя пугаться. Жуткие зеркала покажут всем даже тень твоего страха. Да еще и увеличат во много раз.

Лучше поскорее смешаться с прочими жертвами — безликой пленницей среди пленниц. Пленной лошадью среди лошадей. Такой же стреноженной.

Если позволят. Те самые сопровождающие. С острыми серпами.

Ускакать бы прочь во весь опор — на настоящем коне! На любой из Снежинок. Или на покойном Вихре. Да хоть на отцовском Лансе. Туда, где сейчас папа.

Ирия едва не выругалась. « Я видела тени, много теней…» — донесся из прошлого испуганный шепот Ирэн. Теплое утро, задвинутые ставни, одинокая хижина странного рыбака-охотника-знахаря. Спасителя их обеих.

Жареная рыба, вино на пряных травах. Ничего этого уже не будет. И золотоглазого Джека больше нет в подзвездном мире.

Хорошо, что кузины здесь нет тоже. Она в безопасности — у честного дяди Ива. Там, где сейчас укрылся честный дядя Ив.

А то сейчас Ирэн бы опять испугалась. И на сей раз повод — повесомее.

Ясно, почему многогранные зеркала не отражают дрожащих баб — придворные курицы слишком далеко. Но вот почему Ирия шагает сквозь зеркальный ряд одна? Без четверых черных жрецов — попарно справа и слева.

Говорят, что зеркала лгут. Нет, они убийственно честны.

Отражает ли прозрачная гладь Эрика? И почему, во имя Тьмы и Света, мертвые, бестеневые призраки способны убивать живых? Откуда у них крепкая плоть?