Дева-Смерть (СИ) - Ружникова Ольга - Страница 4

С Анри Тенмаром они были примерно наравне. Только сыграть выпадал шанс нечасто.

— Что вы собираетесь делать дальше, Ваше Высокопреосвященство?

— Останусь михаилитом, Ваше Величество. В любом чине.

— Похвально, что в любом. — Улыбаться этого Евгения и новая женитьба не научила. — Я не просто так просил вас вернуться в Мидантию. Вы мне нужны здесь. И… вашему другу (я не ошибаюсь — другу?) Анри Тенмару — тоже. Нужны рядом с Патриархом.

— Простите, Ваше Величество, но я осмелюсь спросить: зачем? Рядом с Его Святейшеством достаточно грамотных церковников. И куда более родовитых, чем я. А меня не знает ни Патриарх, ни вы.

— Вы — друг Октавиана, это уже много. И вы — михаилит. Кроме того, вы уже знаете, как выглядит наш враг. Иннокентий, я буду не по-мидантийски откровенен.

Бойся откровенных правителей. Но еще больше — лживых.

Впрочем, Евгений честно влепил михаилиту «смерть» на четырнадцатом ходу. Забавно, что как раз «кардиналом». А больше половины фигур еще и в игру не вступили.

Вот тебе тут кто-то и «не самый паршивый».

— Вы знаете, что нынешний Патриарх — немолод и нездоров. Также вам известно, что вопросы выбора Главы Церкви негласно решает императорский престол Мидантии. Я хочу, чтобы после смерти Патриарха его место заняли вы.

3

Заснуть после столь откровенного разговора с новым императором удалось не сразу. Хоть завтра в долгий путь и с раннего утра.

Бояться Иннокентий в любом случае не должен. Вернуться в злую мачеху-Мидантию — его личный выбор. Ничего бы изгнанному кардиналу Евгений не сделал дурного — тот, что император. Он принял бы беглых квиринцев и пропустил в Аравинт эвитанскую армию Тенмара в любом случае. Достаточно для этого умен. И если не порядочен, так хоть расчетлив.

Жаль, сразу Иннокентий этого не понял. То ли плохо научился «читать в сердцах людских», то ли просто новый правитель Мидантии так плохо читаем. Или вообще и то, и другое. А кое-кто тут слишком привык к более простым эвитанцам. И к прямолинейным михаилитам.

А в глубоко скрытом сердце юной императрицы Юлианы не прочесть пока вообще ничего. Зачем Евгений взял ее с собой? Настолько не доверяет или наоборот? Пылкая страсть исключена. Такие, как новый правитель, после двадцати альковными интересами уже не руководствуются. Разделяют одно и другое достаточно четко. И жестко.

Никогда бы не подумал, что так трудно будет вновь влезать в отвычную мидантийскую шкуру.

И зачем Октавиан Барс взял с собой Гизелу? Яростную красавицу Гизелу, мать его двоих детей.

Ее тоже сильно изменили годы. А еще — замужество и материнство. Отчаянная девочка выросла в истинную подругу Главы Дома. Беспощадную тигрицу и заботливую мать.

В ту далекую ночь пять затравленных беглецов прятались под мостом Святого Стефана. Сам Инно, его лучший друг Сергий, Гизела и две ее сестрички. Анастасия и Ирина.

Те, кого не успели схватить. Пятеро детей из обреченных семей. Обреченных бывшим союзником, внезапно сменившим лагерь. Мидантийским Скорпионом.

Впрочем, этого беглецы тогда не знали. Ничего нового. В таких играх почти все умирают в неведении. И только в модных романах честные враги откровенно отвечают на вопросы, прежде чем убить.

Внизу, почти у самых усталых ног, шумел осенний Мидас. У самой пенной кромки теплой воды быстрое течение гнало зеленые листья. Им тоже было до боли и звериного крика обидно умирать в юности.

Ненадежным куполом над головой скорбно смыкались древние камни моста…

Гизела тогда отчаянно клялась — сквозь горькие слезы и ярость. В страшной мести Кратидесам. Всем — до единого. О предательстве давнего, проверенного союзника Гадзаки никто еще даже не догадался. Не в романе ведь живем.

Сергий и Анастасия тогда еще поцеловались. Впервые или нет?

А Иннокентий сгорал от желания поцеловать Гизелу. Целую холодную ночь не решался. Решимость пришла под раннее утро. С невозможно прекрасной юной зарей… почему-то больше всего помнилась именно она. Все следующие жуткие месяцы Бездны.

Прикосновение прохладных, озябших за ночь губ любимой было кратким… и назабываемым. На все последующие годы.

А оборвал всё отчаянный крик Анастасии. Полный ужаса.

Неотвратимый лязг тяжелых сапог императорской стражи тогда раздался почти сразу.

Нежно-розовеющее небо — и алая кровь на примятой мокрой зеленой траве, на сбитой каблуками грязной земле. На воде ее нет — уносит течение. Разве что кое-где — на плывущей в омут зелени мокрых листьев.

Тогда они с Сергием дрались насмерть. Прикрывали отход девчонок. Отчаянное бегство.

И ведь прикрыли. Только это и спасло — потом. Но не Сергия.

Анастасия теперь тоже — давно жена и мать. Счастливая или не слишком — кто знает? Больше Инокентий ее не встречал. Помнит ли она еще первую любовь? Погибшего, спасая ее, юношу, чье тело осталось разрубленным в грязи? Вспоминает ли в ночных кошмарах собственный дикий вопль?

Или ее память оказалась не дольше Гизелы — об Иннокентии? Весной тает случайный снег, и высыхает вода. Вместе с осенними слезами.

Нет. Это в Иннокентии говорит обида. Потому что на каторге он гнил семь месяцев вместо всей оставшейся жизни. И этим обязан только Гизеле. Она вытащила всю свою семью, кроме бедной кузины Клариссы. Просто не успела. Но и тут убийцы расплатились так, что содрогнулась даже Мидантия.

И правильно. В этой стране не понимают иначе. Пощадишь врага — в следующий раз придется убить десяток. Слабость здесь не прощают. Как и доброту. Бедный Константин — «однодневный цветок» — тому пример.

Кто знает, не сделала ли б то же самое, что и Гизела, Анастасия — если бы еще осталось, для кого стараться?

Похожа ли на Гизелу юная императрица? И да, и нет. Подруга прежних лет Иннокентия сохранила и прежний кодекс чести. Их общий. А вот у воспитанной в императорском дворце Юлианы он… странный. Исключительно свой. И как раз Иннокентию незнакомый. Не он ведь вырос с нею бок о бок.

Глава 3

Глава третья.

Эвитан, Лютена.

Начало Месяца Заката Осени.

1

Жюли хочется обнять, расцеловать, благодарить без конца и прикончить на месте — одновременно.

Потому что в змеиной Лютене Мирабелле опаснее, чем где-нибудь… но еще хуже в диких лесах, полных озверевшей солдатни и жадных мародеров. Потому что отчаянный виконт Мишель Витэ успел всех вывезти до появления преданного новой власти графа Веги-старшего. Всех, кого Мишелю поручил лучший друг Игнасио Вега. В том числе, дядю Ива с семьей. А вот Жюли идти теперь некуда, и они с Мирабеллой решили…

— Вы решили с маленькой девочкой ее лет? — первым не выдержал Роджер Ревинтер.

Не пригласить его Эйда не могла. Не у себя дома. И лучше уж младшего Ревинтера, чем старшего.

— Мирабелла — умница, — устало усмехнулась Жюли. Вымоталась она здорово. Даже глаза запали. А уж малышка… — Она точно знала, где мама. И требовала идти именно туда. А спорить с ней очень нелегко — в этом вы еще убедитесь, сударь. Лучше бы, конечно, нам к честным церковникам, но туда попробуй проберись…

К церковникам? Опять — к ним⁈ В стылую келью⁈ К сонной настойке и вечной Бездне для и без того настрадавшейся дочки⁈

Эйда крепче обняла малышку, поднося ей новую чашку теплого молока. Ест Мирабелла жадно, будто отберут. Бедная…

— Как… он? — едва не пропустила Эйда неуверенный вопрос Жюли.

— Игнасио Вега в Ауэнте, — понял Роджер Ревинтер. — О его казни ничего не слышно.

Девушка будто обрадовалась и поникла разом:

— Я… надеялась, он сбежал.

— Ты спасла мою дочь! — Эйда наконец определилась с намерениями. И крепко обняла найденную подругу. Вместе с Мирабеллой. Обеих сразу. — А я позабочусь о тебе, обещаю.

— Я тоже обещаю, — со своей стороны поддержал муженек.

— А сейчас тебе нужно как следует поесть, помыться и долго спать. Ты заслужила. Сударь, здесь ведь найдется комната для моей подруги?