Вихрь Бездны (СИ) - Ружникова Ольга - Страница 6

Надо предупредить Тенмара, чтобы никуда его не выпускал.

Может, вам и безразличны воинские звания Эвитана, господа квиринцы. Но Анри Тенмар — не Роджер Ревинтер. Сын Тенмарского Дракона, к счастью, лучше, умнее и благороднее. Всех, кого сын Регента знал за свою не столь уж короткую жизнь.

Впрочем, нет — ума, конечно, больше у отца. Но и подлости, к сожалению, тоже.

Глава 4

Глава четвертая.

Эвитан, Лиар.

2993 год от прихода Творца, начало Месяца Рождения Весны.

1

Знобит. То ли от холода Месяца Рождения Весны, то ли от паршивых мыслей.

Пьянящая эйфория прошла, как не бывало. Зато гадостное ощущение собственной мерзости всё сильнее затягивает чавкающей болотной трясиной. И грязью. Вонючая жижа поднимается по груди к горлу, льется в рот, в ноздри… И топит, топит, топит…

Слаженные усилия трех солдат (вернее, карателей) оттолкнули лодку от «клюва» амалианского аббатства. В спину недобро щерится тускло-желтыми окнами монастырь. Добропорядочные монахини жгут дешевые свечи. Совесть у них тоже дешева.

Впрочем, у Роджера Ревинтера нет и такой. Ни совести, ни чести. Как и у всех, кто на одной стороне с ним.

От качки и мерного плеска весел мутит. И не верится, что именно он, Роджер, сейчас здесь. Плывет на этой лодке. Среди убийц и насильников. И сам теперь — такой же.

Песок заскрипел под днищем. Плоский нос лодки ткнулся в берег. К горлу подступила тошнота.

Роджер рванулся вон первым, стремясь поскорее покинуть негостеприимную деревянную скорлупу.

И полетел носом в воду, сбитый с ног последним толчком лодки. Кто-то, не удержавшись, хохотнул над горе-лейтенантом. Наверняка, за спиной опять будут злорадно поминать «папенькиного сынка с купленным патентом».

Ну и пошли они все к змеям!

Ревинтер-младший неловко поднялся на ноги. Ледяная вода щедро заструилась с одежды.

Он, не оглядываясь, побрел прочь. Не хочется видеть никого. Особенно — отца. Даже нестерпимее, чем пленных.

— Лейтенант! — тяжелая рука капитана Вердэна легла на плечо, заставляя обернуться. — Переоденьтесь!

— Идите в… к змеям! — Ругаться «лейтенант» не умел отродясь. Даже в пьяном виде и сухим, а не то что сейчас.

— Переоденьтесь, — на хмуром лице выслужившегося до капитанского звания простолюдина не дрогнул ни один мускул. — Ледяная вода вас угробит.

— Было бы здорово! — пробормотал Роджер.

— Ваш отец перестреляет всех, кто был рядом и позволил вам простудиться… лейтенант.

И этим всё сказано. Вердэну плевать на нервного Регентского отпрыска. Более того — он папенькиного сынка терпеть не может. Лейтенанта в девятнадцать, кому уже через пару лет светит капитанство. Тоже купленное. Тогда как сам Вердэн получил вожделенное (и куда более заслуженное) звание — лишь в тридцать пять.

Проклиная себя, отца, пленных, Вердэна и весь мир, Роджер поплелся вслед за капитаном. Слушая, как тот всё так же бесстрастно отдает приказы разбить палатки, развести костры. Вердэн — один из немногих, кто по дороге ничего не грабил лично для себя.

Для капитана всё вокруг — тоже мерзость. Но ему нужна карьера — и этим всё сказано. Подавленное восстание — это новое повышение. Старательный офицер Вердэн станет майором. Может, даже — подполковником. Как Тенмар.

И, возможно, как раз Анри Тенмара Вердэн не терпит меньше, чем Роджера Ревинтера. Не презирает, во всяком случае. Потому что Тенмар званий не покупал. Ни на свои деньги, ни на отцовы.

2

Сколько нужно пьяных офицеров, чтобы в большой палатке повис такой чад? Правильно — хватит и пяти.

Что ж тогда говорить, если их там десятка полтора?

— Выпей еще, Роджер! — Мален и трезвым-то невыносим. А уж сейчас — среди таких же…

Сапожник пьет в стельку, плотник — в доску, церковник — до положения риз. А до чего допиваются офицеры и солдатня? До мародерства?

Вино больше не берет, порошок — тоже. Роджер Ревинтер наконец протрезвел окончательно. И еще не застрелился лишь потому, что мучительно не желал умирать подобной мразью.

Поэтому. Или от слабости. Силы воли и характера ему забыли выделить при рождении. Жаль, что попутно обделили и честью.

Сколько в подлунном мире людей умирает в раннем детстве? Почему Роджер не оказался в их числе?

— Роджер, ты меня… ик!.. уважа…?

— Отвяжись, Мален! — младший Ревинтер почти с ненавистью сбросил его руку. Почти — потому что по-настоящему ненавидел только… нет, не Тенмара. Себя.

— Ему много пить нельзя! — хихикнул Канви. Награбил в Лиаре больше всех. Не считая министра финансов. — Ему еще сегодня к даме.

— Сочувствую! — закатил глаза Мален. — Видел я эту даму…

— Да пошли вы оба! — Роджер резко оттолкнул попытавшегося его удержать Канви. И почти выскочил из душной палатки на свежий воздух. Но не настолько быстро, чтобы не расслышать:

— Бросай ты эту даму… Она от тебя не уйдет! — хихикнул Канви. — Пошли лучше с нами. Там таких селяночек поймали, эх!..

— Ему нельзя! — пьяно фыркнул Мален. — Ему… ик!… папа не велит!

Оказавшись в лагере, Роджер немедленно пожалел об этом. В палатке «селяночек» хотя бы только обсуждали…

А вздумай он приказать прекратить бардак — просто украдут других. И позабавятся, не дотаскивая добычу до лагеря. А то и просто посмеются над причудами «папенькиного сыночка».

Куда убраться отсюда — пока еще, чего доброго, не позвали присоединиться⁈ И над отказом не захохотала еще и солдатня?

Куда пойти в этом паршивом лагере, паршивом Лиаре, а заодно и паршивой Лютене, где они будут через неделю⁈ В этом паршивом подлунном мире?

К отцу? Он — один в палатке, трезв как стекло, и у него точно нет никаких пленниц… И лучше уж тогда обратно к пьяным офицерам!

Роджер тоскливо оглядел лагерь, прикрикнул-таки на солдат. Выслушал, что «насчет баб нам полковник разрешил, идите к нему, а наше дело — маленькое». Можно и к полковнику — всё лучше, чем стоять столбом посреди лагеря. Только «разрешившего» всего часа два как выволакивали из общей палатки в его собственную. Мертвецки пьяного и нанюханного.

Роджер развернулся и пошел прочь. В единственное место, где его не станут поить, тащить кого-то насиловать или отдавать приказы вешать пленных.

3

Эйда прекратила плакать уже на второй день. Смирилась с присутствием Роджера. Так же, как с этой палаткой, разлукой с родными и дорогой в Лютену.

Девушка не плакала, не разговаривала и не смотрела на младшего Ревинтера. Впрочем, смотрела она во всей палатке лишь на одну вещь — стену. Всегда одну и ту же. И вряд ли видела даже ее.

Рядом с пленницей — тоскливо и уныло. Но она хоть молчит.

Его появления не заметили ни Эйда, ни прислуживающая ей лиарская крестьянка — из одного из ближайших к замку селений. Эту Роджеру удалось-таки отбить у солдат еще живой и не искалеченной. И приставить к Эйде под предлогом, что графине Таррент и невесте лейтенанта Ревинтера нужна прислуга. А ревинтеровские младшие офицеры на эту роль ну никак не подходят.

— Вы бы не кручинились так, барышня.

Служанка старше Эйды. Насколько? Была ли замужем? Если так — что сделали с ее мужем?

— Вам-то здесь не так уж и плохо. Я понимаю — благородное воспитание. Но у вас венец всё покроет, а вот простым девкам… И не молитесь вы столько! Не слышит нас Творец — иначе и вы, и я дома были бы сейчас. Вы с матушкой, я — с мужем моим…

Все-таки замужняя. Или (что скорее) уже вдова.

— Ваше благородие! — служанка, заметив Роджера, отвесила поспешный поклон.

Ревинтер-младший против воли вздрогнул. «Благородие» — от слова «благородство». Но так простолюдины обращаются к любому офицеру. К нему самому, к Малену, к Канви…

— Барышня, их благородие к вам пришли…

Эйда обычно на такое не реагирует. Будто обращаются не к ней. Но сегодня ощутимо содрогнулась. И медленно обернулась к нему.