Поющий тростник - Галахова Галина Алексеевна - Страница 17

– Не ходи к нам в школу! – требовательно сказала Алла. – Тебя все девочки испугаются и по домам разбегутся, и никто не будет со мной играть на переменках. Не буду я ничем заниматься, только в бассейн ходить буду!

– Вот тебе и раз! Начали про сено, кончили про мыло, – на ходу сочинил поговорку товарищ Щукин.

– Не буду! Ни за что не буду! Спать хочу, в куклы играть хочу, как лягу, так и не проснусь месяц, – горячо сказала Алла, быстро разделась и юркнула в кровать, прижав к щеке пупсика.

– Забастовка? – грозно спросил папочка. – Откуда это у тебя?

И услышал в ответ:

– ОТВЕРБЛЮДА!

Так сказала ему дочь. А его ученая жена, молчавшая много лет, задавленная его темпераментом и властью, подняла на него умные усталые глаза и добавила:

– Сдавайтесь, товарищ Щукин! Ваше время кончилось!

Не выдержал товарищ Щукин и захохотал во все горло. На этом царство и владычество его кончились. К власти пришли женщины, а он стал у них на посылках.

Жизнь шестая

ЛЕНА ТРАВКИНА – ТЕОРЕТИК БЫТА

Алла Щукина в школе дружила с Мишей, но, когда он заболел, она нашла себе настоящую подругу, Лену Травкину, с которой ссорилась раз по двадцать в день, и все не по своей воле. Просто Лена иначе не умела дружить, как без конца ссорясь и обижаясь на всех, кто пытался на день или надолго быть ее подругой. Такой вздорный и обидчивый был у нее характер. Алле, помимо задач по математике, приходилось все время решать задачу – в каких отношениях она находится с Леной? – и спрашивать ее дрожащим голосом: "Ты со мной играешь, Лена?" Если Лена милостиво кивала головой, Алла чувствовала себя бодрой и готовой понимать все объяснения Натальи Савельевны. Если же нет, то настроение У нее падало, хотелось спать, и она мучилась, что навеки потеряла подругу. Мучительно было ходить одной на переменках и смотреть на Лену, окруженную девчонками, которым она что-то серьезно рассказывала.

Но иногда с Леной случались удивительные превращения. Она все перемены посвящала Алле и вводила ее во все подробности взрослой жизни, до которых сна была большая охотница и крупная специалистка. Когда Алла рассказала ей о своей несчастной жизни, Лена за минуту надавала ей такое множество советов, что, как мы уже видели, совершила переворот в доме Щукиных, приведя к власти женщин.

Так и не смог догадаться могущественный товарищ Щукин, откуда его дочь узнала таинственное слово "не буду".

Услышав от Аллы ее сонную повесть, Лена вмешалась в ее жизнь, потому что вообще во все вмешивалась, потому что любопытство, как чесотка, не давало ей покоя.

Жизнь у нее была беспокойная, так как знания свои она не умела скрывать и распространяла их среди детей и взрослых. Мама каждый день ее отчитывала за длинный язык и любопытный нос, а у Лены прямо холодело внутри, когда она слышала: "Уйди, это не детского ума дело!" Сначала холодело внутри от любопытства, а потом разгорался пожар – хотелось все узнать! И она узнавала.

Большое удовольствие ей доставляло слушать разговоры женщин. С отцом, военным, она много раз переезжала из города в городок, из Ленинграда на Север, и везде прислушивалась к женским разговорам. К семи годам она обладала таким солидным запасом сведений, что отлично знала, что сейчас модно, в каких городах что можно купить, что такое любовь, развод и алименты. Пробовала слушать и разговоры мужчин, но так ничего особенного не почерпнула: про хоккей – зимой, про футбол – летом и независимо от времени года – про "надо бы выпить".

В школе она продолжала развиваться в том же направлении. На переменках вертелась около старшеклассниц и выслушивала их разговоры. То, что ей удавалось услышать, она тотчас же несла в первый "А" своим подружкам.

– Я слышала, как десятиклассницы только что про любовь говорили. Под картиной "Три богатыря". Это у них место свиданий. Уже и замуж собираются, как школу окончат. Не все, правда…

– Ай-я-яй! – ответили девчонки-первоклассницы, далекие-далекие от тех мыслей.

– Уж лучше в кино сходить, на "Флиппера", – ответила за всех Жирафа, и первоклассницы тряхнули косичками-хвостиками, согласились с ней.

Тут и Миша подошел, ходил к школьному врачу за справкой. Девчонки на него накинулись, стали его трогать, словно он был елочной игрушкой, переживали, что его долго не было, хотя многие и не заметили, что его не было. Они еще не привыкли друг к другу и только впервые пережили возвращение своего товарища и нашли, что и правда Мишки не хватало.

Миша направился к Алле и сказал радостно:

– Здравствуй, Алла, вот я и вернулся!

Сказал так, будто возвратился из длительного похода, как солдат к своей солдатке. Никто не почувствовал его интонации, только Лена вздрогнула от его слов и задумалась. Она вспомнила, что отец так; говорит, когда возвращается после длительной отлучки.

Алле стало неудобно, что он только с ней поздоровался, и ока сказала:

– Ну поздоровайся, Миша, со всеми девочками, а то им обидно!

Девчонки зашумели, что им все равно, и Миша посмотрел на всех и сказал:

– Здравствуйте! – и покраснел почему-то.

Миша с Аллой пошли в класс, сели за свою парту и разговаривали всю перемену, а Лена, чувствуя, чтя теряет подругу, ходила взад-вперед около их парты и подслушивала, о чем они говорят.

Говорили они про пустяки: про музыку, про бассейн, но так рады они были оба при этом, что не замечали, как Лена, хлопая крышкой парты, мешала им слушать друг друга. Наконец ей стало обидно, и она сказала:

– А вы поцелуйтесь!

Миша подпрыгнул от неожиданности и ответил:

– Ну, Травкина, я теперь – за Гончарова! За все тебе попадет, когда он вернется. Мы вместе с ним тебя поколотим.

– Очень я боюсь! Лучше обними Щуку, а то она тут без тебя ревела – "скучаю"!

Алла широко открыла глаза, пораженная предательством, но тут в класс вошла Наталья Савельевна, и время пошло своим чередом.

Лена вынула из кармана передника зеркальце и принялась в него смотреться, сравнивать себя с Аллой – кто красивее. В зеркале она увидела девочку, словно не себя, – на ромашку похожа, а если губы накрасить, то и на красную розу. А лицо вопросительное, на нем вопрос указан – красивая я, правда?

Этот вопрос занимал Лену с двух лет, когда какая-то старушка, рассматривая ее, разодетую как кукла, сказала, ни к кому не обращаясь: "Какая хорошенькая девочка, просто красавица!"

Говорить Лена тогда еще плохо умела, но поняла, что сказала старушка, и повторила про себя ее слова. И с тех пор всех знакомых и незнакомых людей она спрашивала: "Правда, я красивая?" И они убедили ее. Когда же она научилась думать, то разделила все человечество на две половины: красивые и некрасивые.

Все красивые были добрыми, а некрасивые – наоборот. К красивым она отнесла себя, маму, когда она ее не ругала, папу, когда у него было хорошее настроение, Наталью Савельевну, когда она не ставила ей двоек, Жирафу, пока она не подружилась с Гончаровым, Аллу, пока не было Мишки, и всех остальных, кто к ней хорошо относился.

Но, странное дело, иногда все люди становились красивыми сами по себе. Впервые она обнаружила это в Сане Иванове. Когда однажды Наталья Савельевна вызвала его и он, раскрасневшись, стал читать, Лена с удивлением увидела, каким красивым стало у него лицо. И показалось ей, что Саня не книгу читает, а плывет по морю, а море то Черное, а Саня, загорелый, плывет, плывет…

– Тройка! – сказала Наталья Савельевна.

Саня превратился сам в себя.

Сколько раз, заглядываясь на лица своих товарищей, Лена хотела закричать: "Смотрите! Смотрите! Какие красивые!" Но видно, залюбовавшись, она упускала время, и только губы ее шептали обрывок предложения, а Наталья Савельевна, перебивая отвечавшего, обращалась к ней:

– Травкина, прекрати подсказывать! Если тебя сейчас вызову, то ведь не ответишь!