Бешеный Лис - Красницкий Евгений Сергеевич - Страница 19

– Какие дела?

– Вырастешь – узнаешь.

– Мама!

– Не кричи на мать! Словами этого не объяснить, надо самой попробовать.

– Чего попробовать? А-а, ты про это самое… так мы с Минькой только за руки держались!

– А были одним целым. Ближе не бывает. Вы с ним теперь…

– Кхе! – Не узнать голос деда было невозможно, даже с закрытыми глазами. – Настена! Ты парня-то моего перед отъездом посмотрела? Как он?

«Блин! На самом интересном месте! Принесло же старого».

– Правая рука сломана ниже локтя, но срастется, я думаю, быстро. А остальное не страшно, полежит несколько дней, и все.

– Ну слава богу. – Дед облегченно вздохнул. – А Андрей?

– А вот ему – лежать! – Голос Настены построжел. – Ногу не бередить, повязку два раза в день менять. Я приходить буду, смотреть. И костыли ему сделайте. Дурной он у тебя, дядя Корней, это ж надо додуматься – самому ножом железку из ноги выковыривать! Пусть Бога благодарит, если хромым не останется, а то и одноногим. Ты ему построже накажи: на костыли не раньше чем дней через десять, и то если все хорошо обернется. В общем, посмотрим, я каждый день наведываться буду.

– Ага, вот, значит, как. Понятно. Ты, Настена, дочку похвали, всех моих отроков попользовала, Демку так и вообще с того света достала. Изрядная лекарка растет! А это тебе, девонька, от меня, держи.

– Ой, Корней Агеич, не надо… – Похоже, Юлька получала гонорар впервые в жизни. – Спасибо, я бы и так…

– Кхе! Бери, бери, заслужила! Знала б ты, какой камень у меня с души сняла! Чуть не десяток битых мальцов посреди леса, и ехать нельзя. Да! Михайла тебе в Турове какой-то подарок припас, забыл, наверно, сразу отдать – не до того было.

– А какой подарок?

– А вот и не знаю! – Дед откровенно поддразнивал Юльку. – Сам поднесет, тогда увидишь! А это вот тебе, Анастасия Микулична, за изрядное воспитание дочки. Мне бы так ратников кто воспитывал, так моя сотня тысячи стоила бы!

«Ларец растряс, старый. Ну и правильно! Для такого дела не жалко».

– Благодарствую, Корней Агеич! А за Демьяна внука благодари, это он придумал, как правильно лечить надо. Непрост у тебя внучок-то, дядя Корней. А?

– И не говори, Настена, я иногда и не знаю даже… вот, опять! – Игривость в голосе деда сменилась недоумением. – Ну кто его лекарскому делу учил? Слушай, а долго он еще дрыхнуть будет?

– Пусть поспит, ему сегодня тоже досталось.

– Да уж! Видела б ты, как его выворачивало… но шестерых татей упокоил! Одного так и вообще ножом. Лисовинова кровь! Кхе! Ну ладно, пойду я. Подарки-то не только от меня, все отроки тебе, девонька, кланяются. Ты теперь у «Младшей стражи» вроде как святая заступница. Все за тебя горой! Кхе! Что-то заболтался я с вами…

Дед все никак не мог уйти, что-то его держало около фургона.

– Ты это… Настена, ты с Татьяной разговаривала?

– О чем?

– Кхе! Да кто ж знает? Она ничего такого не говорила?.. – Дед умолк, Настена тоже молчала, видимо, ждала пояснений. – Ну, – наконец решился дед, – что мы земляков ее того, побили. Может, кого из родичей опознала?

– Нет, не говорила, да и не смотрела она на покойников.

– А, ну тогда ладно… пошел я.

С третьей попытки дед все-таки ушел. Наверно, услышал то, что ему было нужно.

– Ну что, Михайла, наслушался? – насмешливо произнесла Настена. – Давно же не спишь!

– Что ты, тетя Настена. – Мишка неохотно разлепил глаза. – Я только что…

– Минька!!! – тут же ощетинилась Юлька. – Подслушивал?!

– Ну да! Очень надо мне.

– Ага! Мама, ты знаешь, что этот дурень учудил? Меня с души воротит, на ногах не стою, только и могу, что на животе лежать. А этот умник подходит и спрашивает: «Каши хочешь?»

– Ха-ха-ха, ой, Минька, уморил! – Могучая грудь Настены подпрыгивала от смеха так, что видно было даже под полушубком. – Что? Ха-ха-ха, так и спросил?

– Ага! Хи-хи-хи. – Юлька скалила передние зубы, как белка. – Как раз, говорит, поспела!

Мишка почувствовал, что краснеет. История действительно получилась дурацкая. Но Юлька, язва такая!

– Хи-хи-хи, я пятнадцать верст тряслась…

– И как раз, ха-ха-ха, к каше! Ой, не могу, ха-ха-ха!

– Тетя Настена, Юля, – под полог просунулась перевязанная физиономия Матвея, – вы есть хотите? Каша как раз…

– Га-ага-га!

Теперь ржали уже все трое. Мотька недоуменно уставился на смеющихся, пытаясь, видимо, сообразить: что ж это он такого смешного сказал.

– Ох, ха-ха-ха, не могу. – Настена тряслась от смеха так, что билась спиной о стенку фургона. – Вы что… ха-ха-ха, сговорились?

– Кормильцы! Хи-хи-хи, кашевары! – дискантом вторила матери Юлька.

– Мотя, гы-гы, не слушай… ох, блин, не слушай их, неси… пока… ха-ха-ха… пока не остыла.

– Вы чего? – Мотька тоже было начал неуверенно улыбаться, но помешала раненая щека.

– Мотька, ха-ха-ха… – Настена дрожащей рукой попыталась утереть выступившие слезы. – Перестань… помрем со смеху!

У задней стенки беспокойно зашевелился и тихо простонал Демка. Смех мгновенно утих, и Настена с дочкой склонились над раненым.

– Мотя, не обращай внимания, просто случай смешной вспомнили. Неси кашу, Юлька с утра не евши.

– Ага, сейчас. Минь, с тобой десятник Лука чего-то поговорить хотел.

На улице уже стемнело, и рыжая борода десятника Луки светилась в отблесках костра, как глаз светофора. Во внешности лучшего лучника ратнинской сотни отчетливо проявлялись черты предков-викингов: рыжими были не только волосы и борода, но даже брови и ресницы, глаза были светло-голубыми, а сам Лука высок и широк в кости. Своей скандинавской родословной он, похоже, очень гордился и специально ее подчеркивал – волосы носил длинные, до плеч, а длиннющие, опускающиеся до груди усы заплетал в косички.

– А-а, Михайла! – Лука сидел вместе со своим десятком около костра, возле его ног Мишка увидел на снегу три окровавленных болта с поломанными перьями. – Ты поел? А то у нас еще осталось.

– Спасибо, дядя Лука, поел.

«Это ж он из покойников мои болты вытащил. Специально ходил, смотрел. Не зря дед его хвалит – настоящий профессионал».

– А скажи-ка, Михайла, – десятник поднял со снега Мишкины болты, – зачем ты перья из дерева делаешь? Они же ломаются.

– А из чего делать?

– Из кожи не пробовал? Если кожу правильно выделать, ничуть не хуже будут и не сломаются.

– Не думал как-то, – Мишка пожал плечами, – надо будет попробовать, только я кожу выделывать не умею.

– Ничего, другие умеют. Расскажи-ка ты нам… да ты садись, чего стоять-то? Расскажи-ка ты нам, Михайла, как ты из своей игрушки шесть татей в бронях положил?

– Пять. Одного я ножом, Петька помог.

– Да? Это который из вас?

– Тот, что в село приехал.

– А, ну ладно, пускай будет пять. Понимаешь, парень, даже хорошему лучнику положить в бою пять ворогов в доспехе – редкая удача. Не всякая стрела не всякий доспех пробивает, и ворог не стоит и не ждет, когда ты его продырявить соберешься. Он, вражина, наоборот…

«Поехали… Всем хорош мужик, и десятник отличный, и лучный мастер, и умен, но говорливый, как магнитофон. Недаром же кликуха – Говорун. Вообще-то для потомка викингов черта не характерная… Хотя и у них были скальды – песельники-сказочники. Сейчас он мне все расклады стрелкового боя в красках опишет, еще какое-нибудь лирическое отступление сделает, случай поучительный из собственной практики приведет, а потом только я вопрос услышу. Послушать его бывает интересно, а часто и полезно, но только не сегодня. Ночь уже на дворе… почти».

– …А было против вас четырнадцать лесовиков, – продолжал свой монолог Лука. – Засады они делать умеют, из лука белку бьют так, чтобы шкурку не испортить, да еще все в бронях. Как же это ты их?

– Первых двух просто было – почти в упор, – принялся объяснять Мишка. – Потом мы с Петькой…

Слушали внимательно, хотя большинство в девятом десятке и составляли уже матерые, опытные мужики, прошедшие не одну сечу. Мишка даже почувствовал себя кем-то вроде экскурсовода – «Посмотрите направо, посмотрите налево», – когда вслед за его жестами все головы поворачивались туда, куда он указывал. Вроде бы рассказал все, но Лука не успокаивался: