Смерть как сон - Айлс Грег - Страница 7

– Джордан! Какими судьбами! Ты где?

– По пути в Нью-Йорк.

Рон усмехнулся:

– А мне врали, что ты отправилась на край света фотографировать облака и грозы.

– Тебе не врали.

– У тебя проблемы? Ты никогда не звонишь, чтобы просто потрепаться.

– Кристофер Вингейт. Ты когда-нибудь слышал об этом человеке?

– А как же! Стильный дядя. Он обставил свое гнездышко на Пятнадцатой улице на зависть всему Сохо![10] Нынче сложно найти дилера, который бы не стоял перед ним на задних лапках. И чем больше они это делают, тем меньше он с ними считается. Все поголовно спят и видят, чтобы Вингейт занялся их барахлом. Но он разборчив, и весьма!

– Как насчет «Спящих женщин»?

Рон восторженно зацокал языком.

– Снимаю перед тобой шляпу! Американских коллекционеров, которые хоть краем уха слышали об этой серии, можно пересчитать по пальцам одной руки.

– Мне надо с ним увидеться. С Вингейтом, я имею в виду.

– Фотопортрет?

– Нет, у меня к нему есть разговор.

– Будь на твоем месте кто другой, я бы его не утешил. Но ты Кристоферу, пожалуй, будешь интересна.

– Можешь раздобыть его номер телефона?

– Если я не смогу, никто больше не сможет. Дай мне немного времени. В справочниках его не ищи – не найдешь. Он живет прямо у себя в галерее, но ее номера в справочнике тоже нет. Эксклюзивный дядя. Такой может себе позволить отказаться от выгодной сделки только потому, что ему не понравился нос покупателя. Так-то. Ладно, куда тебе перезвонить?

– Некуда. Давай лучше я сама наберу тебя завтра? Я сейчас сплю на ходу.

– Договорились, будет тебе завтра его номер.

– Спасибо, Рон, с меня ужин в «Лютеции».

– Позволь мне самому выбрать заведение, зайчик. Ты там, надеюсь, не одна спать собралась? Такие женщины просто не имеют права ложиться спать в одиночестве!

Я рассеянным взглядом окинула коротко стриженные затылки состоятельных пассажиров первого класса.

– Нет, не одна.

– Вот это самое главное! До завтра!

Глаза неумолимо слипались, я едва не промахнулась, возвращая трубку на подлокотник кресла. Спасибо тебе, дружище ксанакс! Когда я открою глаза, Музей живописи в Гонконге покажется мне просто дурным сном. Хотя нет. Это не сон, а дверь. И мне придется войти в нее. Готова ли я?

– Готова! – буркнула я себе под нос. – Всегда готова!

Но в глубине души я понимала, что лгу самой себе.

3

За два часа до посадки я стряхнула остатки своего «медикаментозного сна», посетила уборную, а вернувшись, попросила у стюардессы горячее влажное полотенце. Окончательно придя в себя, я вновь позвонила Рону и получила искомый номер Кристофера Вингейта. Добраться до него оказалось не так-то просто – лишь через час, когда я уже начала терять терпение, он соизволил снять трубку. Я опасалась, что мне придется упомянуть «Спящих женщин», чтобы заслужить его интерес к моей персоне, но Рон оказался прав – узнав, с кем говорит, Вингейт без колебаний назначил встречу у себя в галерее после ее закрытия. Положив трубку, я попыталась составить свое первое впечатление об этом человеке, но фактуры пока еще было маловато. В голосе Вингейта я уловила легкий акцент, но вот определить, какой именно, так и не смогла. Он проявил неплохую осведомленность, спросив меня, как продвигаются дела с «Погодой». Неужели он думает, что я хочу воспользоваться его услугами агента?

Идти к Вингейту одной было рискованно, но я давно научилась просчитывать риски. Работа военкора чем-то похожа на ремесло рыбака-алеута: отправляясь в дорогу, всегда знаешь, что запросто можешь не вернуться. Но когда ты качаешься в утлом каноэ, тебе противостоят лишь океанские волны и суровая погода, а в зоне военного конфликта за тобой охотятся люди, которые хотят тебя убить. Может, и Вингейт захочет того же самого. Я не удивлюсь, если он уже знает, что произошло в Гонконге. Директор музея мог рассказать, что на выставку явилась белая женщина, точь-в-точь похожая на одну из «Обнаженных в состоянии покоя». Интересно, известно ли Вингейту, что одна из моделей как две капли воды походит на военного фотографа Джордан Гласс? Да, это интересно… Наш короткий телефонный разговор ясно показал, что он меня знает. Но мог ли видеть прежде? Хотя бы мою фотографию? Вряд ли. Последний раз я жила в Нью-Йорке двенадцать лет назад, когда была еще далеко не так известна.

Степень опасности Вингейта прямо связана с его близостью с неизвестным художником. Знает ли он, кто послужил моделями для картин? Что речь идет о пропавших без вести женщинах? Возможно, о погибших женщинах? Неужели его комиссионные настолько высоки, что он способен закрыть глаза на убийство? А если так, то в какой степени он опасен для меня? Черт, ведь я не узнаю этого, пока не поговорю с ним!

В одном сейчас сомневаться не приходится: если я сначала пойду на встречу с ФБР, к Вингейту меня уже никто и близко не подпустит. Вся информация, которую я смогу потом почерпнуть, поступит из вторых рук. Так было год назад, когда Джейн только пропала, так будет и теперь – это точно.

Пройдя таможенный контроль в аэропорту Кеннеди, я сдала багаж на рейс «Американ эйрлайнз» и забрала билет, забронированный для меня Бакстером. Затем вышла на улицу и поймала такси. Жаль отпускать все свое снаряжение в самостоятельный полет, но сегодня вечером, позвонив Бакстеру, скажу, что почувствовала себя плохо, опоздала на рейс и багаж улетел без меня. Это по крайней мере будет звучать правдоподобно.

Для начала я отправилась на Девяносто восьмую улицу и приобрела там за пятьдесят долларов газовый баллончик. Конечно, пистолет придал бы мне больше уверенности, но я не хотела напрасно рисковать. В Нью-Йорке весьма строгие правила относительно ношения оружия.

Когда спустя час шеф прижал свою машину к обочине Пятнадцатой улицы и сказал, что мы приехали, я увидела самый банальный трехэтажный каменный особнячок, каких тысячи в городе. Слева на углу располагался бар, а справа – видеопрокат.

Попросив таксиста подождать, я вышла из машины и на несколько мгновений задержалась перед крыльцом. С виду дверь была как дверь. С домофоном. Уж не знаю, какие подслушивающие и подсматривающие устройства она в себе таила – ничего такого я не заметила. Я нацепила солнцезащитные очки и поднялась по ступенькам. Ага, глазок видеокамеры наблюдения все-таки имелся. Я нажала кнопку вызова.

– Кто там? – осведомился уже знакомый мне голос.

– Джордан Гласс.

– Минутку.

Домофон пискнул, замок легонько щелкнул, и я толкнула дверь. Нижний этаж галереи был погружен в полумрак. Флюоресцентный свет проливался вниз со второго этажа, куда вела изящная кованая лесенка. В моих очках не особенно-то полюбуешься деталями отделки, но Рон явно погорячился – галерея была оформлена довольно скромно по меркам нью-йоркского Сохо. Развешанные тут и там картины, по всей видимости, относились к современной живописи, если я в этом хоть что-нибудь понимаю – а понимала я в этом, честно говоря, мало. Какие-то асимметричные пятна. Импрессионизм, что ли… Подумать только, кое-кто из коллег называет меня «художником». Знали бы они, как здорово я разбираюсь в живописи. Признаться, я даже не возьмусь отличить настоящее произведение искусства от обыкновенной подделки.

– Увлекаетесь Люсианом Фрейдом?[11]

На лестничной площадке второго этажа, где было светло, стоял Кристофер Вингейт. Я не слышала, как он туда вышел – еще минуту назад площадка была пуста. Худой, жилистый, начинающий лысеть мужчина с легкой небритостью на лице. В черных джинсах, футболке и кожаном пиджаке он удивительно походил на некоторых представителей российского криминалитета, с которыми мне приходилось сталкиваться несколько лет назад в Москве. Вингейт не отличался особой крепостью, но во всем его облике сквозило нечто хищное, и особенно хищным выглядело лицо – глаза и поджатые губы.