Девушка с экрана. История экстремальной любви - Минчин Александр - Страница 31

Мы усаживаемся все за стол. Я наливаю по капле сладкого шампанского детям.

— За приезд нашей гостьи Арины!

Дети кричат что-то, она отпивает до половины, оставляя на краю хрусталя отпечаток губ. Она не ест приготовленное, а поедает меня глазами.

В семь часов вечера я подаю десерт, дети укладываются в девять. Если я смогу их затолкать: они перевозбуждены встречей с Ариной. Еще бы! Кто не перевозбужден…

Она поднимает бокал:

— Я хочу выпить за самый счастливый день в моей жизни: я сижу за столом с тремя Сириными сразу. За вас!!!

Я пью бокал с водкой до дна и запиваю шампанским. На десерт — клубника с малиной и мороженым. Она обожает мороженое. И ест его полчаса.

— Она у вас не замерзнет?

— Кто она? — не понимает Рина. Потом улыбается: — Она раскалена.

Арина пьет снова шампанское, с малиной, и рассматривает детей. Дети не укладываются до десяти вечера и играют с ней. Я укладываю их в спальне и захлопываю дверь.

Большой стол стоит посредине комнаты, убранный.

— Алешенька, я всегда хотела это сделать на столе! — Она садится мне на колени, и я чувствую сквозь две материи жар ее бедер.

Актриса пересаживается на стол и раздвигает ноги, обхватывая коленями меня вокруг талии. Она быстро расстегивает мою рубашку и бросает ее в сторону. Дрожащие от возбуждения ладони касаются моих сосков. Пальчики моментально влажнеют.

— Алешенька, как я обожаю твое тело!

Она склоняется и целует мою шею. Я — ее. Потом быстро сбрасывает свое одеяние. Шепчет:

— Поцелуй мои соски.

Я целую ее груди, небольшие, нежные. Она расстегивает мои брюки, спускает их, потом тянет меня на стол. Я не уверен, что стол выдержит тяжесть наших тел. Арина опрокидывается на спину и разводит ноги в воздухе. Стол как ствол: узкий, но длинный.

Она касается всего внизу.

— Алешенька, я так люблю его. И эти шарики…

Я слишком перевозбужден, чтобы заниматься с ней предварительными ласками. Да они ей и не нужны, она всегда была готова…

Она нежно и настойчиво вводит его в себя, выгибаясь. Я берусь за ее бедра, и буги-вуги начинаются. Я ввинчиваюсь, озверев от желания, а она искусно подбрасывается ему навстречу. Ее крепкий зад и тугие бедра естественно, без всяких усилий ловят каждое мое движение, каждый толчок, каждый зигзаг налево и направо и точно подставляют навстречу середину своего лона. Ее клитор скользит по коже моего ствола. Темп ускоряется, и все накаляется. Я делаю последние, уже звериные толчки.

— Да, Алешенька, да… в меня, в меня!..

Я приглушенно рычу, удивляясь, что стол под нами не рушится, — так взлетают ее бедра. И, закусив ее плечо, вдавившись до конца, изогнувшись нечеловечески в оргазме, мы кончаем вместе.

Она шепчет ласково, по лицу текут слезы:

— Хочу маленького от тебя.

— Что-что? — не понимаю я.

— Ничего, — говорит она и целует меня в губы.

Мы пересаживаемся на диван. Я целую ее тонкую сильную руку.

— Как сделать, чтобы я была с тобой все время, а не раз в два месяца, украдкой.

— Ты можешь прилетать столько, сколько захочешь.

— Алешенька, ты такой добрый. Какое счастье, что я тебя встретила. Я думала, уже никогда не влюблюсь.

— Как часто вы влюблялись?

— Один раз в училище, был такой студент Маргаринов, он потом стал актером и уехал в Париж. Все звонит и зовет в гости.

— А ты?

— Я поеду, только летом. Хочу увидеть Париж.

— Ну и ему себя показать: какой стала, чему научилась!..

— Алешенька, это все совсем другое: мы друзья.

— У друзей палочка тоже попадает в дырочку.

— Как ты сказал? Ой, мне очень нравится это выражение.

— Дарю.

— У тебя такой необычный язык. Не говоря уже о том, какой ты необычный в постели. Я обожаю тебя и его, и то, что вы творите вместе, со мной…

— Сейчас ты введешь меня в краску.

— Неужели ты стесняешься? Ты должен гордиться своим талантом…

— Теперь это называется «талант»?

— Назови это как хочешь, но то, что ты делаешь, — бесподобно.

— Это умеют делать абсолютно все, даже собачки. Инстинкт.

— Напрасно ты так думаешь. Редко кто умеет это делать классически или великолепно…

Она прикусила язык.

— Да?! — Я удивленно смотрю на нее. — Говорит профессионал?

— Просто у меня муж есть.

— А-а… — я даю ей уйти из положения… когда две лопатки касаются ковра. Зачем? Я прекрасно понимаю, что у нее была рота, стая, свора мужчин и ей есть с чем сравнивать.

— Кто же был лучший? — спрашиваю я.

— Неужели ты сомневаешься? Конечно, ты!!

— Скольким, интересно, вы это говорили?

— Алешенька, а можно я еще съем мороженого, я так его люблю?!

Я иду и, голый, сервирую ей мороженое.

Она спит на диване, я сплю с наследниками в спальне на большой кровати. Чтобы дети ни о чем не догадались. Тем более родившая их. Потом окажется, что «я занимался развратом на глазах у детей».

Утром я накрываю им роскошный завтрак, я рад ее приезду. А дети блаженствуют, что не нужно есть кашу. Они едят бутерброды с черной икрой, которую привезла Арина. Почему-то все в Империи считают, что в Америку нужно привозить именно черную икру.

Целый день мы гуляем по аллеям парка над рекой на Вест-Сайд, я снимаю всех восьмимиллиметровой видеокамерой. Пока дети не валятся от усталости на скамейки.

Арина никогда не устает, она была когда-то бегуньей. (А теперь — ебунья, шучу я про себя.)

— Алеша, я должна в этот приезд обязательно купить комбинезон. Это сейчас так модно! И вообще, нужно сходить в женские магазины, мне нечего носить.

Я смеюсь.

— Почему ты смеешься?

— Я еще не встречал женщину, которой было бы что надеть.

— Я правда, Алешенька, раздета.

— Так это твоя коронка. И лучший удар.

Она псевдосмущенно улыбается:

— Я тебе нравлюсь, когда я обнаженная?

— Ты хочешь это при детях обсуждать?

Детишки бьются на скамейке за какую-то травинку, которая им обоим не нужна.

Вечером мы отвозим их домой в Нью-Джерси (она не верит, что это мой дом, бывший) и, вернувшись, всю ночь занимаемся любовью.

Просыпаемся в одиннадцать утра, и она говорит: — Алеша, я должна сегодня купить комбинезон!

Еще с прошлого приезда она прожужжала мне все уши, что ей хочется обтягивающий комбинезон.

Мы едем с ней в разные магазины. Она хочет непременно черный и без рукавов. Два дня уходит на то, чтобы найти нужный цвет и фасон. Я плачу за покупку, она счастлива и хлопает в ладоши. Комбинезон так рельефно облегает ее, подчеркивая все части тела, как будто это ее вторая кожа…

— Как ты будешь выходить в этом на улицу?

— Только с тобой, любовь моя. Только с тобой!

У нее потрясающая талия и очень стройная фигура.

— Представляю фурор, который вы произведете на улицах Москвы.

— Я хочу выглядеть красивой только для тебя, мой принц!

Свежо предание.

— Я думаю, вы долго решали проблему, как сделать так, чтобы на улице, как и на сцене и на экране, все видели вас — голой, но только одетой. И решили!..

Она сексуально улыбается. К вечеру актриса надевает комбинезон, и мы выходим в город. На авансцену!

Я в кошмарном сне не представлял, что такое может твориться, — Нью-Йорк ничем не удивишь! Но она удивила: люди переходили с другой стороны Бродвея, чтобы посмотреть на ее фигуру в обтягивающем комбинезоне. Каждый мужик буквально вперивался взглядом в ее вычерченный лобок. Какая тут Москва, вся улица была наэлектризована — в Нью-Йорке!

— Алешенька, почему они все так смотрят?

— Угадай!

— Я не знаю… я смущаюсь.

— Идет русская кино…звезда (я чуть не сказал другое слово), прилетевшая из-за океана. Такого они еще никогда не видели. В американской провинции!

Все мужчины оглядываются, нам пересекают дорогу, за нами идут, но не обгоняя. По-моему, актриса совершенно довольна, но не выдает себя.

Поздний ужин с шампанским, за длинным столом. Я достаю две коробочки и протягиваю их Арине.