Не спеши умирать в одиночку - Гайдуков Сергей - Страница 48

— Личное мое дело.

— Допустим, — терпеливо сказал Лисицын. — Хотя это уже называется незаконное хранение оружия. И что же ты сделал с этим ружьем?

— Ничего не сделал.

— Просто погулял с ним?

— Да, погулял.

— И ни в кого не стрелял?

— Вы же сами знаете, — загадочно ответил Арчил.

— Что я знаю?

— Стреляли из автомата. Если стреляли из автомата, то зачем мне стрелять из дедушкиного ружья?

— Дурдом, — сказал Лисицын. — Может, переводчика с грузинского позвать? Может, я тогда что-нибудь пойму?

— Я вам сейчас все без переводчика объясню.

Это сказала Тамара. О, эта женщина умела привлекать к себе внимание. Пока все слушали захватывающую беседу Лисицына с Арчилом, Тамара бочком пробралась к столу Васи и ухватила лежащий на нем паспорт задержанного.

— Я вам сейчас все объясню, — Тамара потрясала этим паспортом, что твой Маяковский. Только широких штанин на ней не было, было скромное синее платье, специально подобранное для визита в милицию. — Этого мальчика зовут Арчил Георгиевич Георгадзе, ясно вам? Он — Георгадзе, а Джорджик...

— Это все мое личное дело, — насупившись, сказал Арчил.

— Минутку, — Лисицын, как старший по званию, догадался первым. — Это — сын Георгия Эдуардовича? А фамилии? У них же фамилии разные...

— Я так понимаю, — продолжала убивать всех своим интеллектом Тамара, — что, когда Джорджик смотался из Грузии, он сменил фамилию на Джорджадзе. Европеизировался.

— Пизировался? — переспросил Васин напарник.

— Заткнись и не позорься, Петя! — цыкнул на него Лисицын.

— Он уехал, — говорила между тем Тамара, — а семья его там осталась. Жена, дети. Я так понимаю, что он про них и думать забыл. И вот подрос сынок и решил навестить неблагодарного папу. Для чего прихватил дедушкино ружье.

— Я сначала поговорить с ним хотел, — буркнул Арчил. — Я же не хотел в него сразу стрелять. Хотя дедушка говорил: «Сначала убей, а уже потом можешь разговаривать хоть до утра».

— Ну и ты?..

— А я приехал две недели назад, нашел, где живет, где работает. В прошлый понедельник хотел с ним поговорить, ждал, ждал, а он не приехал на работу. Потом сказали, что убили его. Получается, зря я приехал. Обидно, и дедушка ругаться будет...

— Да, — вздохнул потрясенный Лисицын. — Суровый у тебя дедушка.

— Крутой дедушка, — поддакнул Петя.

— Между прочим, — сказал я Тамаре. — Это, получается, твой родственник. Пасынок, что ли. Можете поцеловаться.

— Родственник нашелся! — обрадовался Петя. — Это просто «Санта-Барбара» какая-то!

6

Однако Лисицын быстро прикрыл все это веселье, отведя Петю в угол и прошептав ему на ухо нечто такое, отчего опер помрачнел и поник. Вася, предчувствуя неблагоприятный исход истории, с перекура пока не возвращался.

— Так, — повернулся к нам подполковник. — Этот вопрос мы урегулировали. Петя свяжется с грузинской полицией по месту жительства Арчила, и если все подтвердится, мы его отправим домой. Оружия при парне нет...

— Оно на квартире осталось, — сказал Арчил. — На балконе лежит.

— Я этого не слышал, — заявил Лисицын. — Я не слышал про твой обрез, а ты забыл про свое чистосердечное признание и про Васю. Такой у нас будет уговор...

Арчил что-то проворчал про недовольного дедушку, но я не стал это слушать, я осторожно выскользнул из кабинета и наугад двинулся по коридору. Вася стоял на лестничной площадке, курил «Парламент» и задумчиво смотрел вдаль. Меня он как бы не замечал.

— Вам кто мальчика сдал? — тихо спросил я. — Шота?

Вася даже не удостоил меня взглядом.

— Бартер, да? — продолжал я задавать неприличные вопросы. — Вам сдали подходящего на роль убийцы парня, а что требовалось от вас? Что хотел Гиви Иванович?

— Слушай, — дыхнул на меня табачным дымом Вася. — Шел бы ты отсюда. А то лестница крутая, не дай бог упадешь, ноги переломаешь...

— Черт с ними, с ногами, — сказал я. — Облажались вы капитально. Не закрывается дело.

— А мне-то что? — Вася пожал крутыми плечами. — Сегодня не закрыли, завтра закроем. И Шота тут ни при чем. И Гиви тоже ни при чем.

— Как бы не так, — сказал я. — Шота мне еще вчера разрекламировал этот ваш цирк с чистосердечным признанием. Вопрос в другом: чья это была идея — подставить мальчика?

— Шотик сам это предложил, — сказал Вася после долгой паузы. — Мне-то на фига такое выдумывать? Я пацана этого сегодня утром первый раз увидел. Я против него ничего лично не имею. Нужно было какой-нибудь висяк закрыть, а Шота предложил это дело. Я согласился, мне все равно...

— Большое спасибо за информацию, — вежливо произнес я.

— Эй ты, — окликнул меня Вася, когда я уже двинулся в обратную сторону. — Ты только не трепись Лису про Шоту и прочее...

— Я трепаться не буду, — пообещал я. — Только и Лисицын не дурак, может сам догадаться. Или уже догадался.

— Черт, — с досадой сказал Вася и закурил новую сигарету. Моя душа тоскливо заныла от запаха табачного дыма, но я скрутил душу в комок и зашагал назад. Прошагал я метров десять, а потом на меня налетел подполковник Лисицын.

— Ага, — сказал он и с неожиданной силой притиснул меня к стене. Глаза его блестели охотничьим азартом, а губы были обиженно сжаты.

— Что-то случилось? — просипел я.

— Ты мне сейчас все объяснишь, — самоуверенно заявил Лисицын. — Весь этот бардак! От начала и до конца!

— От начала? Ну, сначала Бог создал землю...

— Не придуривайся! Куда ты сейчас бегал?

— В туалет.

— Туалет в другой стороне.

— Поэтому я теперь бегу обратно.

— Что ты там ржал у меня в кабинете? Когда я сказал про Веретенникова?

— Про депутата городской думы? Который вроде бы любовник Тамары и организатор убийства Джорджадзе?

— Ну, это моя версия, — чуть умерил пыл Лисицын. — Что в ней смешного?

— Видите ли, Лев Николаевич... — осторожно начал я. — Я однажды имел несчастье повстречаться с депутатом Веретенниковым...

— Ты — с ним?! — не поверил Лисицын. — И что?

— Я ему морду набил. И пару зубов выбил.

— О господи! А за что?

— За дело. Я тогда работал в «Золотой антилопе», и моим долгом было следить за порядком в зале и вышвыривать на улицу людей, которые мешают другим отдыхать. Веретенникова я вышвырнул. Сначала набил морду, а потом вышвырнул.

— Был бы жив твой отец, он бы тебе всыпал! — с чувством сказал Лисицын. — За такой беспредел...

— Веретенников — педераст, — сказал я, и подполковник сразу замолчал. А потом покраснел.

— Чего? — переспросил он минуту спустя.

Я повторил.

— Ну, это уже серьезно, — шепотом произнес Лисицын и повел меня в свой кабинет. При этом подполковник как-то странно на меня посматривал. Кажется, я испугал его своими познаниями. Правильно говорят — меньше знаешь, спокойнее спишь.

А мои сны становились все хуже и хуже.

7

Лисицын не просто завел меня в кабинет, но еще и запер за мной дверь.

— Сам понимаешь, разговор деликатный, — сказал он. — Видишь, в какие сферы мы забрались с этим делом! До городской думы дошли. Тут нужна осторожность и тактичность...

С тактичностью у меня все было в порядке. Эмиль Петрович Веретенников мог это подтвердить. Я два раза ему сказал: «Пошел вон, пожалуйста», прежде чем дело дошло до рукоприкладства. И то — не я первым ударил, первым ударил веретенниковский охранник. Ударил он плохо, лишь задел меня по плечу вскользь. Ну а Эмиль Петрович бросился бежать и оказался как раз между нами. Как-то сама собой его челюсть наткнулась на мой кулак. Судьба им была встретиться, и напрасно потом Эмиль Петрович плакался и говорил всякие слова о депутатской неприкосновенности.

— Депутат Веретенников. — сказал я Лисицыну с присущей мне деликатностью, — нажрался до поросячьего визга и делал неприличные предложения молодым людям, заходившим в мужской туалет «Золотой антилопы». Поскольку «Золотая антилопа» не является специализированным заведением для лиц гомосексуальной ориентации, то такие предложения встречали решительное возмущение молодых людей, — я так складно все это объяснял, потому что имел опыт написания покаянной записки по этому поводу. — Если бы я не вытолкал Вере-тенникова, то рано или поздно ему бы разбили морду другие люди. Он там совсем распустился, Лев Николаевич, честное слово...