Не спеши умирать в одиночку - Гайдуков Сергей - Страница 47

— Какие еще слабости? — сердито отозвалась Тамара. — Не надо меня под статью подводить, ох, не надо!

— Этот адресат, — продолжал между тем Лисицын, — он же тоже не хочет лишнего шума. Да, Тамара Олеговна?

Тамара Олеговна замахала руками, отказываясь что-либо понимать.

— Так можно же договориться, — сказал Лисицын. —

При его возможностях-то... Нам бы пару компьютеров да новую машину в отдел... можно «УАЗ».

Вероятно, при этих словах Лисицына я изменился в лице, и подполковник поспешил объясниться:

— А что поделаешь, Саня, жизнь у нас такая. Будешь на руководящей работе, волей-неволей начнешь крутиться-вертеться, чтобы работа эта, будь она неладна, шла... Я прагматик, Саня, мне все равно, откуда возьмутся компьютеры и бензин для машины, лишь бы эти компьютеры стояли у меня в отделе, а машины ездили. Уговори Тамару Олеговну, будь другом! Свернем это дело ко всеобщему удовольствию. Спишем потом на какого-нибудь киллера. Если поймаем подходящего...

При слове «киллер» Тамара встрепенулась, вспомнив, с чего все это начиналось.

— Косметичку я забыла! — рявкнула она. — В офисе! Приехала туда, а там...

— А кто адресат-то? — перебил я. — Не обращайте на нее внимания, Лев Николаевич, скажите мне только — кому Джорджадзе писал? Что за любовник-то у этой девушки?

— Известный человек, Саня, — сказал Лисицын, неодобрительно косясь на отказывающуюся сотрудничать гражданку Джорджадзе-Локтеву. — Ты только не распространяйся об этом... Любовник-то у нас — депутат городской думы Веретенников Эмиль Петрович... Саня? Саня, ты что? Тамара Олеговна, что это с ним? Может, воды ему дать?

Тамара Олеговна не менее изумленно наблюдала, как я корчусь на стуле, едва не валясь на пол. На глазах у меня выступили слезы. Короче говоря, давно я так не смеялся.

— Я не пони... — начал было Лисицын, но тут дверь его кабинета приоткрылась, и внутрь заглянула круглая самодовольная физиономия. Я вспомнил этого парня — он мне в злосчастный понедельник вернул полупустой блок «Мальборо».

— Николаич, — сияя как начищенный чайник, сказал парень. — А с тебя пузырь.

— С какой стати? — отозвался озабоченный Лисицын. — И вообще, у меня тут...

— С такой стати, — сказал торжествующе парень. — Я дело Джорджадзе расколол. Только что. Убийца за стенкой сидит, чистосердечное признание пишет.

У Лисицына было такое лицо, что я все-таки рухнул со стула на пол.

— Придурок, — сказала мне Тамара с высоты своего положения.

— Я подполковник, — невпопад отреагировал Лисицын. Видимо, больше сказать ему было нечего.

5

Когда все ринулись смотреть на убийцу, у меня было самое невыгодное положение: я сидел на полу. Поэтому в этой гонке я оказался замыкающим, как раз за подполковником Лисицыным, который, в свою очередь, схватил за локоть шуструю госпожу Джорджадзе и тщетно пытался оттащить ее назад.

— Куда? Куда? — риторически вопрошал Лисицын.

— Туда, — отвечала Тамара. — Могу я посмотреть в лицо человеку, который убил моего мужа, или нет?!

Лисицын затруднился с ответом, потому что он сам недавно считал, что именно Тамара и есть этот самый человек. Или по крайней мере организатор злодеяния. Теперь же ретивые подчиненные спутали ему все карты. Так что Лисицыну пришлось смириться и отпустить Тамару.

— Дурдом, — с прискорбием заметил Лисицын.

— Ага, — сказал я. Мне это давно было ясно.

Убийца, похоже, испугался нас не на шутку. Тощенький смуглый мальчик лет семнадцати сидел за столом и выводил на листе бумаги большие корявые буквы. Рядом сидел накачанный бритоголовый мужик со свирепой физиономией. Я поначалу подумал, что он и есть убийца, но раз этот мужик по-хозяйски постукивал кулачищами по столу, то получалось, что это — опер, а мальчик, согнувшийся над своим сочинением, — убийца.

— ...совершил несколько выстрелов, — диктовал опер, когда мы вошли. — В гражданина Джорджадзе. Который этого совсем не ожидал. И скончался... Товарищ подполковник!

— Сиди, Вася, сиди, — сказал Лисицын, разглядывая убийцу. Этим же занимались Тамара, я и еще двое милиционеров, прибившихся к нам по пути. Мальчик от такого избытка внимания совсем съежился и выронил ручку из дрожащих пальцев.

— Это что, чистосердечное признание? — поинтересовался Лисицын, беря за уголок покрытый каракулями лист бумаги. — «Признаюс, что я, Арчил Георгадзе, застрелил Георгия Джорджадзи ис писталета, патаму что так хател...» Вася, у кого-то из вас проблемы с русским языком, — заметил Лисицын.

— Это у меня, — торопливо признался Арчил. — Я плохо русский язык разговариваю...

— Это он, — мотнул квадратной головой накачанный Вася. — Я все правильно диктую.

Лисицын положил листок на место, а бедный Арчил отреагировал на это движение руки весьма характерно — вжав голову в плечи и зажмурив глаза.

— Какой-то он у вас помятый, — сказала из дверей Тамара. Накачанный Вася недовольно хмыкнул, а его коллега, тот, что сиял в кабинете Лисицына как чайник, пояснил гражданскому населению:

— Это при задержании. Оказал сопротивление.

— Да? — скептически произнесла Тамара. Лисицын досадливо покосился на нее, явно желая прикрикнуть на госпожу Джорджадзе, но все же сдержался, взял Арчила за подбородок, покрутил его туда-сюда, разглядывая скулы молодого человека. Вывод напрашивался сам собой, поэтому Вася поторопился повторить:

— Оказал сопротивление.

— А где вы его вообще нашли? — поинтересовался Лисицын.

— Была получена оперативная информация, — многозначительно заявил Вася. — По ней были проведены оперативные мероприятия. Задержан гражданин Георгадзе Арчил Георгиевич...

— А орудие преступления? — спросил Лисицын, но, не дожидаясь ответа, вдруг схватился за голову. — Орудие преступления! Что у вас там написано в этом чистосердечном признании?! — он снова взялся за листок, а лицо Арчила испуганно сморщилось. — «...застрелил Георгия Джорджадзи ис писталета, патаму что так хател...» Из какого пистолета?!

— Из какого пистолета? — сурово спросил Вася у Арчила. — Из «ТТ»?

— Дурак ты, Вася, — сказал в сердцах Лисицын. — Из «Калашникова» застрелили этого Джорджадзе, понял? Из «АКС-74У»! Ты протоколы читаешь когда-нибудь?

— Сейчас, Лев Николаевич, все перепишем, — засуетился Васин напарник.

— Кончай ты этот балаган! Дураку ясно, что это за чистосердечное признание!

— Это он тебя имеет в виду, — шепнула Тамара, пихнув меня в живот.

— Не, не, мы сейчас разберемся, — бубнил Вася, не желая мириться с провалом. — Э, друг, ты ведь из автомата стрелял? Из автомата, да?

Арчил посмотрел на Васю, потом на расстроенного Лисицына, потом на погоны расстроенного Лисицына, потом в потолок. Видимо, в мыслях Арчила погоны Лисицына перевесили кулаки Васи, и парень не очень уверенно проговорил, обращаясь непосредственно к подполковнику:

— У меня вообще-то ружье было...

— Какое ружье? — не понял Лисицын. — Стреляли из автомата...

— Не знаю, из чего стреляли, только у меня ружье было, — упрямо повторил Арчил. — Дедушка мне дарил ружье. Пилил его потом маленько, чтобы не очень заметно.

— Обрез, — с видом знатока сказал Вася. — У него еще и обрез был.

— Парень, — Лисицын присел на соседний с Арчилом стул, — ты мне толком объясни — обрез у тебя был или автомат? Или пистолет? Только честно. Бить тебя никто не собирается.

— Этот тоже не собирается? — Арчил кивнул на Васю.

— Он сейчас вообще пойдет покурить, — предсказал Лисицын, и Вася с тяжким вздохом вышел из кабинета. — Ну так что?

— Дедушка мне дал ружье, — сказал Арчил и скрестил руки на груди. Черные глаза хмуро глядели из-под густых бровей на подполковника. Под одним глазом неминуемо должен был вскоре появиться синяк, но тем не менее держался Арчил с достоинством. Особенно после того, как Вася пошел покурить.

— А зачем он дал тебе ружье? — спросил Лисицын. В ответ Арчил тщательно выговорил фразу, явно подготовленную заранее: