Красный олигарх (СИ) - Тыналин Алим - Страница 17

Почти все места заняты. У окон расположилась шумная компания латышских коммерсантов, в углу степенно ужинали две дамы в строгих английских костюмах, явно из торгпредства. Единственный свободный столик оказался рядом с пожилым господином, полностью погруженным в чтение немецкой газеты.

— Позволите присесть? — спросил я. — Кажется, все остальные места заняты.

Он оторвался от газеты и внимательно посмотрел на меня поверх золотого пенсне, закрепленного на черной ленте. Высокий лоб мыслителя, аккуратно подстриженная седая бородка клинышком, безупречный костюм-тройка довоенного кроя. Во всем его облике чувствовалась порода — так выглядели профессора старой школы на фотографиях в отцовском альбоме.

— Разумеется, прошу вас, — он говорил на чистейшем русском с легким академическим выговором. — В дороге приятнее ужинать в компании. Величковский Николай Александрович.

— Краснов Леонид Иванович, — представился я, присаживаясь.

Официант в белой куртке с медными пуговицами принес меню, настоящую ресторанную карту с витиеватым шрифтом и виньетками. Пока я выбирал между бефстрогановым и котлетами по-киевски, мой сосед аккуратно сложил газету.

— Интересуетесь немецкой прессой? — спросил я, заметив знакомый логотип «Rigasche Rundschau».

— Привычка многих лет, — он слегка улыбнулся. — В Политехникуме без знания технической периодики было не обойтись. Особенно когда речь шла о металлургии.

Я невольно насторожился. Специалист по металлургии? Это могло быть интересно.

— Вы преподавали в Рижском политехникуме?

— Двадцать пять лет, — кивнул он. — До самой войны. Потом пришлось уехать. Сначала в Германию, затем в Швецию. Там тоже читал лекции. А сейчас вот решил вернуться. Все-таки дома и стены помогают.

Официант принес дымящийся бульон в фарфоровых чашках «Товарищества М. С. Кузнецова». От запаха домашней лапши и укропа защемило сердце.

Так пахло в детстве на дачах в Малаховке. Воспоминания прежнего Краснова теперь стали моими.

— А чем именно вы занимались? — спросил я как бы между прочим. — Какая специализация?

— Термическая обработка стали, — Величковский аккуратно промокнул губы крахмальной салфеткой. — В последние годы особенно интересовался новыми методами легирования. Знаете, в Швеции сейчас делают любопытные эксперименты с добавками хрома и молибдена. Получаются весьма перспективные сплавы.

Я почувствовал, как участился пульс. Это было именно то, что требовалось для модернизации завода. Специалист высочайшего класса с европейским опытом. И судя по всему, без обычного для старой профессуры высокомерия.

— А что привело вас обратно в Россию? — поинтересовался я. — Сейчас не самое простое время для возвращения.

Он задумчиво посмотрел в окно, за которым сгущались сумерки:

— Видите ли, молодой человек, в науке, как и в металлургии, важна не только теория, но и практика. Можно написать десяток статей о новых методах плавки, но пока не увидишь живой процесс в цеху… — он сделал паузу. — В Европе сейчас много теоретизируют, а здесь начинается настоящее дело. Большая индустриализация. И я хочу быть частью этого процесса.

— Индустриализация… — я осторожно прощупывал почву. — А как вы оцениваете перспективы частных предприятий? В нынешних условиях…

— Знаете, — Величковский чуть подался вперед, — здесь нужно смотреть глубже. Я как раз недавно перечитывал работы Витте о промышленном развитии России. Удивительные параллели с нынешней ситуацией. Тогда тоже стоял вопрос — как совместить государственные интересы с частной инициативой.

Он отпил глоток из хрустального бокала:

— Ваш батюшка, помнится, прекрасно понимал эту диалектику. Мы встречались с ним на металлургическом съезде в Петербурге, в 1913-м. Иван Михайлович предлагал интереснейшую схему сотрудничества казенных и частных заводов. Жаль, война помешала.

— Вы знали отца? — я был искренне удивлен.

Хотя, почему это должно быть в диковинку? Настоящий спец должен знать основных игроков на рынке.

— Не близко, но его идеи произвели на меня сильное впечатление. Особенно подход к организации производства — современные технологии плюс социальная забота о рабочих. Кстати, — он хитро прищурился, — сейчас это могло бы стать ключом к решению многих проблем.

— Каким образом?

— Видите ли, — профессор достал из кармана жилета старинные карманные часы, — я много изучал историю промышленных отношений. От древних литейщиков бронзы до современных металлургических концернов. И знаете, что интересно? Успех всегда приходил там, где удавалось создать баланс интересов.

Я вспомнил свои проблемы с профсоюзом и молодыми специалистами:

— А как найти этот баланс? Когда одни требуют немедленной модернизации, другие боятся потерять работу.

— Здесь помогает исторический опыт, — Величковский говорил негромко, но каждое слово било в цель. — Взять хотя бы опыт Круппа в Эссене. Или братьев Симменс. Они создавали при заводах исследовательские лаборатории, где старые мастера работали вместе с молодыми инженерами. Результат — технический прогресс без социальных потрясений.

Это было именно то, о чем я думал последние недели. Но профессор уже развивал мысль дальше:

— А если добавить сюда систему участия рабочих в прибылях, как у Форда. И техническое обучение по шведской модели. При грамотной организации это даст потрясающий эффект.

— Но партийные органы… — начал я.

— А вот тут пригодится опыт русских промышленников начала века, — он улыбнулся. — Как они работали с земствами, с городскими думами… В сущности, механизмы взаимодействия бизнеса и власти не так уж сильно изменились. Просто нужно правильно расставить акценты.

За окном окончательно стемнело. Официант зажег латунные лампы на столиках. Я слушал Величковского, и постепенно разрозненные фрагменты моих планов складывались в цельную картину.

— Кстати, о технической стороне вопроса, — профессор достал из потертого кожаного портфеля записную книжку. — Я тут набросал кое-какие мысли о модернизации мартеновских печей. Если интересно, конечно же…

Следующие два часа мы обсуждали технические детали. Его знания потрясали. Величковский легко переходил от металлургии к экономике, от истории к социальной психологии. В его рассуждениях современные инженерные решения переплетались с глубоким пониманием человеческой природы.

Когда официант убрал тарелки и принес кофе в медном турке «Товарищества Кольчугина», я заметил, как Величковский достает из жилетного кармана коробочку с пилюлями. Поймав мой взгляд, он слегка смутился:

— Старая язва, еще с голодных лет в Германии. Приходится соблюдать режим. Знаете, в эмиграции не всегда было просто… — он помедлил, разглядывая янтарную жидкость в рюмке «Смирновской». — Жена не выдержала лишений, умерла в Стокгольме в восемнадцатом. А дочь вышла замуж за шведского инженера, сейчас у них свой дом в Мальмё. Внука назвали в мою честь — Николас.

В его голосе мелькнула тень грусти. Он машинально поправил узел галстука — старомодного, в мелкий горошек, явно еще петербургской работы «Братьев Леопольд». На левой руке поблескивало простое золотое кольцо.

Вагон качнуло на повороте. Латунная лампа под потолком, отражаясь в темном окне, создавала уютный полумрак. Из соседнего купе доносились приглушенные звуки патефона — кто-то поставил модный фокстрот.

— А почему все-таки решили вернуться? — спросил я. — В Швеции, наверное, спокойнее.

— Да вот, знаете ли… — Величковский достал из серебряного портсигара «П. А. Хлебников» папиросу «Герцеговина Флор». Его длинные пальцы с въевшимися пятнами химических реактивов слегка дрожали. — Устал от эмигрантской тоски. От вечных разговоров о «России, которую мы потеряли». Хочется еще пожить настоящей жизнью, принести пользу.

Он прикурил от спички, искусно прикрыв огонек ладонью:

— К тому же, — его глаза за стеклами пенсне хитро блеснули, — есть у меня одна идея… Помните работы Чернова о кристаллизации стали? Так вот, я нашел способ контролировать этот процесс. Представляете перспективы для производства специальных сплавов?