Выше стен (СИ) - Ру Тори - Страница 18

Ломит виски, настигает похмелье, глаза жжет то ли от дыма, то ли от слез.

— Ма, почему он отказался регистрировать меня на свою фамилию?

Мать выбрасывает окурок, машет руками, разгоняя сизые завихрения, садится на подоконник и до побеления костяшек сжимает его трухлявый край.

— Говорил, что сомневается… Но это же бред, Слав! Достаточно поставить вас рядом… Вы же на одно лицо!

Чистая ледяная ярость растекается по венам. Я колеблюсь и жалею не тех. А ее не пожалел никто.

— Ничего, мам, — выдыхаю я и упираюсь затылком в стену. — Я тоже плюну ему в душу. Ему тоже будет больно. Очень скоро.

16 (Регина)

Кровь шумит в ушах, сердце трепещет как воробей, попавший в силки, губы горят. Я глубоко дышу, считаю до десяти и обратно и изо всех сил стараюсь остаться в сознании.

То, что Свят сделал минуту назад, столкнуло меня в чертову пропасть — неизведанную, но такую ослепительно красивую, что на глазах выступают слезы.

В его бешеном поцелуе было столько безысходности, одиночества и стремления к теплу, что я… заблудилась. Лишилась всего, чем худо-бедно обросла за три месяца терапии и десять лет взаимодействия с обществом, и на миг превратилась в беззащитную маленькую девочку, играющую на камнях и разговаривающую с бабочками. Он стал для меня самым дорогим существом, проводником к свету, идеалом красоты и добра. Это было так похоже на воспоминание о давно утраченном счастье, которое я ищу и никак не могу найти в мире людей…

Господи, что со мной?..

У меня было много парней. Но такого эксклюзива — никогда. Возможно, в этом и кроется ответ?

Я прислушиваюсь к тихим шагам за дверью, а над головой вращается потолок.

Покалеченный разум рождает здравую мысль: нужно воспользоваться случаем — включить камеру на телефоне и спрятать его за пустой фоторамкой на тумбочке. Я наконец решу свою главную проблему: выиграю спор у сучки Кэт, стану самой крутой — круче всех нормальных девчонок в шараге, — и никто не посмеет меня доставать. Пусть даже Свят не признается мне в любви — видео с неприступным холодным красавцем произведет такой фурор, что о деталях спора никто не вспомнит.

Резко сажусь, запахиваю блузку, пялюсь на ни в чем не повинный телефон, но тут же в смятении зажмуриваюсь.

Я не могу…

Тихие шаги удаляются, чуть слышно жужжит молния, щелкает дверной замок, и тело сковывает холодный ужас. Он ушел. Просто молча ушел. Почему? Он понял, какая я?..

В мозгу со скрипом трогается заржавевшая шестеренка, и меня вдруг ошеломляют доселе неведомые чувства и эмоции, оставляющие в душе ожоги.

Я не знаю, каково это — раскаиваться, не знаю цену словам и поступкам, но сейчас меня прибивает к земле уверенность, что по-настоящему красивый человек никогда бы не поступил так, как собиралась поступить со Святом я.

Набираю его номер, но в трубке раздается безучастная скороговорка автоинформатора, мечусь по комнате, выглядываю на улицу, но обзор загораживает глухая высоченная стена… Рыдаю, уткнувшись лбом в стекло и чувствую себя никчемной, грязной, глупой.

Руки бессильно дрожат.

Ролевые модели, которые я худо-бедно научилась воспроизводить, слишком примитивны и в общении с ним не прокатят. Я больше не хочу за ними прятаться.

Я хочу быть собой — одинокой и искалеченной, растерянной и напуганной. Хочу довериться ему и просто верить…

Застегиваюсь и поправляю юбку, стираю потекший макияж, но предчувствие надвигающейся катастрофы не ослабевает. Оно похоже на тучи над снежными шапками горных пиков — самое жуткое и безрадостное явление природы из всех, что я могу припомнить. Во время грозы бабочки всегда улетали.

Пробую отвлечься проверенным способом: открываю встроенный в нишу шкаф, достаю скучный мужской пиджак с эмблемой неизвестного мне учебного заведения и, вооружившись огромными портновскими ножницами, отпарываю шелковую подкладку. Углубляю вытачки и намечаю мелком орнаменты будущей вышивки. Эта скучная консервативная вещица больше не пригодится Славику, но станет единственной в своем роде и украсит мои дни, я даю ей шанс на новую жизнь — яркую и содержательную.

И все тут же налаживается — тренькает телефон, и на голубоватом экране всплывают слова: «Извини, что повел себя как мудак. Появились срочные дела. Увидимся перед занятиями?», и я, взвизгнув от радости, отвечаю: «Конечно!»

Сердце взрывается, картинка холодного осеннего дня туманится и плывет.

Все, что мне нужно, — видеть серый взгляд и вдыхать парфюм с запахом дождя. Как же я теперь люблю дождь — холодный и грустный, но чистый…

— Прости меня, Святик… — задыхаюсь от осознания и окончательно схожу с ума. — Прости, что впутала…

Трогаю пальцами губы и снова пытаюсь заставить работать свой неправильный мозг. Я признаю поражение, встану на колени перед Кэт и буду терпеть унижения до конца дней своих. Только бы Свят больше не был частью грязной игры, вещью, предметом спора.

Едва принимаю это решение, как с плеч падает огромный валун, и от облегчения хочется кричать.

Под вечер возвращается мама — врывается в комнату, восторгается милой обновкой, в которую преобразился «школьный пиджак Славика», и, бросив на меня встревоженный взгляд, зовет на кухню.

Загадочно улыбаюсь и плетусь следом.

За окнами стемнело, дождь разошелся на полную мощь, сквозняки сотрясают рамы, но в нашем огромном уютном доме тепло — горит желтый свет, посуда, забытая на обеденном столе, сияет золотом.

Мама выкладывает из пакета упакованную в контейнеры еду и между делом замечает:

— У нас были гости.

— Да. — Я опускаюсь на стул и смотрю в пустую чашку Свята. Его губы совсем недавно прикасались к фарфоровому краю — нежно и осторожно. Черт, как же жаль, что не удалось переспать с ним! Только вот вряд ли я буду в порядке, если это все же случится.

— К нам приходил твой мальчик? Регина, все хорошо? — Мамин вкрадчивый голос успокаивает нервы, но я не позволяю себя заговорить.

— Мам, почему ты выбрала отца? Как ты поняла, что хочешь с ним серьезных отношений?

Она пожимает плечами:

— Я не выбирала. Он был решительным и настойчивым, а я — очень молодой. Ни один кавалер не мог тягаться с ним: дорогая машина, деньги, умопомрачительные подарки и красивые ухаживания… Я поддалась, но никогда не любила. Если бы я знала, что случится потом…

Мама бледнеет и переходит на шепот, но в истории, услышанной миллионы раз, я вдруг нахожу иной смысл.

Теперь я хочу обладать не только идеальным телом Свята, но и его красивой больной душой. Хочу, чтобы он стал моим. Но если этого не случится, нелюбовь разрушит меня, как когда-то разрушила отца.

Молча верчу в руках чашку, не сохранившую тепло прекрасных рук, и вздыхаю.

Слишком много открытий за день для одной не очень сообразительной Регины…

Мама понимает мой загруз по-своему — садится напротив и перехватывает взгляд.

— Ребенок! С тех пор как начались занятия, ты меня пугаешь. Если не ладится в колледже — скажи… Мы что-нибудь придумаем! Потом, после терапии, обязательно станет легче! Если же дело в парне — не связывайся с ним! Не позволяй причинять тебе боль.

— Мам, не надо! — перебиваю и поднимаюсь из-за стола. — Не боюсь я боли. Я уже влилась в этот чертов социум и согласилась на повторный курс только ради вас!

Уединяюсь в комнате, закрываюсь на два поворота замка, сбрасываю одежду и медленно подхожу к зеркалу.

Тишина распадается на завывание ветра, шорохи листьев, шелест капель и тиканье часов, по коже пробегают мурашки, за плавной линией белых плеч в отражении сгущается темнота.

— Кто ты? Кто ты вообще такая? — Я вглядываюсь в зеленые глаза странного существа из зазеркалья. — Ты не девочка, рожденная в неудачных отношениях мамы, а инопланетянин с космического корабля, совершившего жесткую посадку в горах. Тебя случайно поймали на оживленной улице, приняли за другую, и теперь ты безуспешно пытаешься стать человеком… Ведь так? Душа и разум разбились при приземлении, и ты не знаешь, как верно, как нужно и как должно…