По слову Блистательного Дома - Гаглоев Эльберд Фарзунович - Страница 29

– Как думаешь, не большая будет?

– Давай примерим.

Зачарованный коняка стоял, не шевелясь, пока мы вскидывали на него тяжесть. Вскинули. Отошли, посмотрели. Впечатляет. Еще час мы возились, отпарывая и отрезая. Вы представляете, что будет, если когтистая лапа гиршу вдруг заедет жеребцу по его мужскому достоинству. Он расстроится.

Наконец управились. Комонь зарычал. Малявка тоже. Получилось.

– И кто на этом поедет?

– Ты воин. Ты внушать должен.

– Я на этом монстре не поеду. Тем более, костяшки мне задницу до затылка стешут. Это тебе видом внушать положено. А за нас пусть дела наши героические говорят.

– Ладно. На следующем привале седло приспособим. Придумаем что-нибудь. Да, что за хохму ты мне обещал рассказать?

– Древние русские коня называли комонь.

Тивас постоял с минутку. Потом сообщил в пространство:

– Да, чурка я нерусская, – подошел к коню, взлетел в седло. – Что думаешь, каяться буду, не дождешься. Поехали.

Этот день путешествия и описывать скучно. Мы гордо гарцевали в седлах, коняшки резво бежали. А бесчисленные стада живности торопились убраться с нашего пути. Потому что впереди, в густой траве, весело мелькали две угольно-черные спины. Одна побольше, вторая значительно меньше. Малыш явно решил, что я его утерянный в прошлом родственник. Причем абсолютно изголодавшийся. Потому что все время тащил добычу. Он мне приволок: двухметровую змею с ороговелой мордой, украшенной угрожающими зубами и по гребню треугольными наростами; какую-то крысу, с кошку величиной, с клыками, что мой большой палец (как они во рту помещались, непонятно); птицу, с индюка ростом, с мощными когтистыми лапами и хищно загнутым клювом; дикобраза с длинным хвостом, вооруженным костяным жалом, и массу всякой мелкой живности.

Добытое Сергей Идонгович аккуратно складывал на вьючных коней, забраковав лишь крысу.

Правда, охотник один раз едва сам не стал добычей. Малыш еле успел избегнуть зубов волчака и спасся у меня в седле, а агрессор с разрубленным черепом пал жертвой своего аппетита. Сразу из ниоткуда материализовался папа, одобрил мои действия рявком, отодрал от волчака половину и, похрустывая костяными пластинами, умчался вперед.

Один раз мы остановились, когда прямо перед собой увидели двух комоней, дружелюбно порыкивающих друг на друга. Наш рявкнул погромче. С седла соскочил малыш и помчался к беседующей парочке. Чужой поразглядывал его, потом облизнул, на что маленький нахал недовольно заверещал. А старшие уже направились к нам. Чужой пару раз обежал коня, укрытого шкурой гиршу, внимательно рассмотрел прорехи, сделанные мечом, остро глянул на меня, на Тиваса, толкнул башкой нашего четвероногого спутника, опять облизал малыша и растворился в траве.

А вечером мы закатили пир. Сергей Идонгович изощрился в кулинарной фантазии и из добытых малышом зверей и собранных собою лично травушек-муравушек потрясающие блюда соорудил. Мы ели, пили вино и хохотали. Малыш обожрался деликатесов, раздулся, как шар, и (любопытство детское!) полакал из моей баклаги вина. После чего улегся мне на колени, выставив в небо раздутое брюшко и, почесываемый, уснул.

– Сегодня последний спокойный день, Ильхан. Так что веселись. Завтра начнутся Хушшар. И там не называй меня Сергеем Идонговичем. Там я Маг и Колдун. Великий Тивас. – И в нетрезвых глазах его шевельнулась грусть. – А ты, Саин, сын Фаразонда, и никак иначе. Вот так.

Он вдруг опустил голову, завесив лицо белоснежными космами. Чуткий комонь, тоже хорошо отхлебнувший, ткнул загрустившего приятеля головой в плечо. Тот отбросил назад водопад волос резким движением.

– А сегодня пить будем и веселиться будем, – встал и ушел к коням.

Вернулся с неким подобием лютни в руках. Уселся. Отхлебнул. Комонь тут же последовал его примеру.

А Тивас запел. Совсем неплохо он пел. И играл хорошо. И я очень был удивлен. Ведь хотя и было между нами не одно поколение, пел он о дружбе, о любви, о верности и чести.

Потом вместе пели. Хотя мой ор пением назвать можно с большой натяжкой. Но было хорошо. Ведь важно не как ты поешь, а с какой душой ты поешь. А орал я душевно. И комонь поддерживал наш концерт своим звенящим визгом. Думается мне, что местная живность еще долго будет обходить это место как дурное, а человеческая составляющая местной фауны, скорее всего, соорудит здесь капище и будет приносить туда кровавые жертвы, лишь бы никогда больше не услышать таких жутких песнопений.

ГЛАВА 12

Поутру мы прощались. Комонь по очереди облизал сынка, меня, Тиваса. Осмотрел нас так грустновато и остался стоять мрачноватым черным изваянием на вершине кургана. И мне было грустно. Не потому, что оставила нас эта надежнейшая охрана, а потому, что расставался с другом.

Но день был прекрасным, кони легко несли нас вперед, впереди в траве шнырял малыш, и я озаботился текущими проблемами. Например, какое имя дать этой маленькой бестии. Сначала я решил его назвать Александром Васильевичем. В честь великого миротворца, генералиссимуса Суворова. Потому как маленький, деятельный и воюет всегда на чужой территории. Но ведь Александр Васильевич был блондином, а мой жгучий брюнет. На том же основании не подходил и другой человек, пожелавший обнять весь мир, – Александр Филиппович Македонский. И мне подумалось, что выдвигаемым мной требованиям отвечает еще один герой – глобалист Наполеон Буонапарте. Какое-то время я раздумывал, которым из имен назвать сопровождающего меня героя. Первое плохо сокращалось, а называть малыша Напиком мне не хотелось. Сильно ассоциировалось с оправлением легких физиологических потребностей у ребенка. А вот второе вроде подходило. Буонапарте. Бонапарт. Бонни. Бонька. Конечно, немного похоже на баньку, однако это древнее помывочное развлечение вызывало самые приятные воспоминания.

– Бонька! – заголосил я.

И очень скоро маленький проказник запрыгнул ко мне на колено. Как он удерживался на гладкой коже, за которую даже пыль не могла зацепиться, не знаю.

– Я тебе имя придумал, – порадовал. Детеныш вопросительно мявкнул. – Бонапарт. Нравится?

Поименованный перебрался на руку и лизнул крестного папу в забрало.

– Но поскольку ты у нас еще подросток, то буду звать тебя Бонька, – проинформировал я.

За что был опять облизан. А благодарный имяносец легко слетел с высоты седла и растворился в высокой траве.

Подъехал Тивас, отъезжавший к одному из курганов, чтобы осмотреть с его вершины окрестности.

– Поговорим?

– С превеликим нашим удовольствием. Как говорят арабы, беседа с хорошим спутником вдвое сокращает дорогу.

– Умны эти твои арабы.

– Вглядываясь в твои черты, я прихожу к выводу, что они скорее твои, чем мои.

– Что, так похож?

– Да. Причем на весьма породистого араба.

– Спасибо. А отдельная благодарность за породистого.

– Всегда к вашим услугам, дорогой друг.

Он какое-то время молчал.

– Ты для меня становишься все большей загадкой. Каждый день даришь неожиданности.

– Какие же?

– Да накопилось уже. Видишь ли, я не совсем понимаю, как ты вообще здесь оказался.

– Постой, но ты ведь вроде мне уже все объяснил.

– Тогда мне все показалось ясным. А вот теперь нет. Когда на мой вызов явилось тело Саина, а в нем ты, я все списал на поврежденный блок. А вот потом начались странности. Во-первых, тебя признал меч.

– И что с того?

– Этот меч делал вагиг. И делал его для Саина.

– Да? Может, перепутал? Мы ведь похожи.

– Как две капли воды. Но дело не во внешности. Меч признал суть Саина.

– Ну значит, я – Саин. Просто у него шизофрения или раздвоение личности.

– Нет, ты не Саин. Я очень хорошо знаю этого человека. Прекрасный воин с рациональным интеллектом. А ты, когда попал сюда, на воина был не похож совершенно. Разве что духом, но вот умения у тебя не было ни на грош. Как ты не погиб от своей собственной руки, я даже не представляю. Но прошло три дня, и твое мастерство выросло безмерно. Ты бился в Игре. И победил. Зала Непобедимый продержался против тебя столько же, сколько новобранец против него. Ты умудрился удивить вагига и получил его Дар.