Нежное создание (СИ) - Штиль Жанна - Страница 32

Ей нужен водоём.

Глава 20

Из больших окон таверны струился свет множества свечей. Слышались надрывные звуки скрипки, гул голосов и нестройное пение.

«Войти или не войти?» — колебалась Ника, рассматривая четырёх осёдланных лошадей у коновязи. Конь Якубуса отличался не только размерами и богатой сбруей, но и вёл себя неспокойно — мотал головой, на сородичей посматривал свысока. Находиться у таверны ему не нравилось.

Нике тоже не пришлась по вкусу вонючая смесь навоза и мочи. В низком покосившемся сарайчике лениво хрюкали свиньи.

Ника толкнула дверь в питейное заведение. В нос ударил тошнотворный запах крепкого табачного дыма, ядрёного мужского пота, немытых тел, кислого вина и чеснока.

У входа висела клетка с птицей. Щегол. Его вид напомнил всемирно известную картину Карела Фабрициуса28.

Зажатый в углу на перевёрнутой бочке вспотевший скрипач усердно рвал смычком гудевшие от напряжения струны.

Сновали подавальщицы с кувшинами с пивом.

Между столами пробирался мальчишка-разносчик с горкой непонятной мелочи в лотке.

Женщины лёгкого поведения ёрзали на коленях мужчин, устраиваясь удобнее, прижимались к ним едва прикрытыми грудями, бесстыдно хихикали.

Танцующие спотыкающиеся пары, звон кружек, хриплые голоса, орущие в каждой компании свои песни.

Блестящие от пота красные лица, пунцовые маслянистые губы.

Ника приподняла край капюшона, высматривая в творящемся бедламе29 Якубуса.

Дым забивал лёгкие, ел глаза и ухудшал видимость. Непривычный шум дезориентировал. Она сморщила нос, когда на её накидку попали капли пива, пролитого из кувшина прошмыгнувшей мимо и задевшей её подавальщицы. Удержать два больших кувшина в одной руке ох как непросто.

Якубус неспешно шёл в дальний конец таверны и попутно обнимал за талию не первой свежести шлюху, не скрывавшую своей радости и норовившую прижаться к нему всем телом. Он был здесь постоянным посетителем. Его приветствовали, перед ним лебезили. Ему уступали дорогу, почтительно обходили. Он здесь свой.

Нику толкнули раз, другой. Огромная лапища обхватила её за талию, и здоровый кривоносый детина без переднего зуба, зловонно дыхнув ей в лицо, прогундосил:

— Новенькая.

Двумя грязными пальцами он оттянул край её капюшона и заглянул в лицо. Расплывшись в улыбке, осмотрел её сальными глазками.

— Идём, — кивнул на оплёванные ступени крутой лестницы, ведущей на второй этаж, где, судя по всему, находились номера. Потянул её за накидку.

— Угу, спешу и падаю, — упёрлась Ника, не зная, как станет отбиваться от детины. Сердце бешено заколотилось; тело напряглось.

Тот тронул тощий кошель на своём поясе:

— Идём, не обижу.

— Я с ним, — указала она глазами на чёрную спину Якубуса, который продвигался по залу уже без сопровождения шлюхи, зорко высматривая кого-то среди посетителей. — Видишь, господин капитан меня потерял, — Ника сделала несколько шагов в его направлении.

Детина понятливо кивнул и свернул к стойке.

Ника пошла за Якобом по забитой до отказа таверне с её завсегдатаями — беспечными, пьяными, опустившимися выходцами из низших слоёв общества. И среди этого отребья — потомственный дворянин Якубус ван Вербум, глава и продолжатель рода, любимец и надежда матери. Жажда лёгкой наживы сделала его беспринципным, поставив на одну ступеньку с теми, среди которых он сейчас находился и чувствовал себя своим. Он такой же, как они, такой же опустившийся и погрязший в пороках — ни гордости, ни чести, ни достоинства.

«Мразь», — скривилась Ника, следуя за ним ко второй половине помещения, отделённой хлипкой дощатой перегородкой, откуда неслись дикие крики и ругательства и куда пропускали не всех желающих.

«Петушиные бои», — догадалась Ника.

Остановив молоденькую, выбившуюся из сил подавальщицу с пустыми кувшинами, она спросила:

— Где второй выход? — что он есть, не сомневалась.

Рыжая конопатая девчонка попыталась заглянуть в лицо незнакомки, но не вышло. Чуть подумав, она всё же указала на раскрытую дверь и неохотно ответила:

— Иди через кухню, — куда сама и направилась.

Задыхаясь в табачном дыму, Ника отступила под лестницу. Отсюда обзор казался лучше, да и меньше толкали. В поле её зрения осталась входная дверь, в которую невероятно хотелось выбежать, и вход в половину, где проводились петушиные бои.

Ника не должна пропустить момент, когда Якубус соберётся уйти.

Ника устала стоять в напряжённом ожидании. Переминалась с ноги на ногу — они затекли и замёрзли. Неудобные туфли лишь усиливали боль в мышцах. От шума и вони раскалывалась голова.

Из-за перегородки по-прежнему слышались крики и брань. Кажется, обстановка накалялась.

Невозможность видеть Якубуса и наблюдать за тем, что происходит в «слепой» зоне, будоражила нервы.

Войти на запретную для неё территорию Ника не могла. Она осталась без гроша и не на что будет сделать ставку. Без этого её не впустят. Также есть риск быть узнанной. А вот подойти к перегородке, в которой отыщется не одна удобная щель для подглядывания за участниками боёв, ей никто не помешает.

Ника прокралась в угол к стыку стены и перегородки. Воровато оглядевшись, пошла вдоль неё. Найдя подходящую щель, осторожно приникла к ней.

Обзор оказался никудышным. Широкая спина сидевшего за столом мужчины заслоняла не только бьющихся петухов, но и большинство участников, сделавших ставки и расположившихся у арены — площадки, огороженной по кругу низким плетёным заборчиком.

Как ни старалась Ника, а Якубуса так и не увидела. Не приметила она и женщин. Зато прочувствовать атмосферу необычного птичьего сражения получилось.

Арена располагалась в центре помещения. У её борта стояли две пустые клетки с лежащими кверху лапами петухами — пёстрыми, окровавленными, бездыханными.

На видимом Нике участке у арены на стульях с низкими спинками сидели хорошо одетые, сгоравшие от нетерпения мужчины. Якубус оказался не единственным заядлым состоятельным игроком. У коновязи были привязаны четыре лошади. К этому часу прибывших верхом господ могло быть и больше.

Мужская спина перед глазами Ники чуть отклонилась, и она увидела бойцовых петухов. Они высоко взлетали, кидались один на другого, целясь друг другу в голову, глаз или зоб. Бились насмерть.

Когда обладатель широкой спины, мешавшей Нике осмотреть помещение полностью, потянулся за чем-то стоявшим на столе, она увидела Якубуса.

Пусть и мельком, но картинка с его участием проявилась чётко, до мельчайших подробностей.

Брат Руз сидел на стуле и, подавшись вперёд, болел за петуха, на которого, видимо, поставил кругленькую сумму. Нервно и глубоко затягиваясь дымом, курил небольшую трубку.

Ника впервые видела Якоба курящим. В доме она не ощутила даже слабого запаха табака. В таверне навязчивая вонь дешёвого курева въедалась в лёгкие горьким дымом.

Охваченный азартом, с лихорадочно блестевшими глазами и сжатыми кулаками Якубус был похож на душевно больного. На его бледном лице шевелились полуоткрытые губы.

«Игрок», — прищурилась Ника. Это на всю жизнь. Он может перестать делать ставки на петушиных боях30, не ходить на них, но тогда переключится на другой объект зависимости. И так будет без конца. Хорошо, если его новой страстью не станет человек.

Ника оглянулась и бегло осмотрела таверну. Обезопасить спину было куда важнее. Не стоит увлекаться подглядыванием и привлекать к себе лишнее внимание.

Поняв, что в таверне она пропустит уход Якубуса, Ника вышла на улицу. Вышла в глухую и слепую ночь.

Скрытая темнотой, она подождёт «брата» у мельницы. Разминуться они не смогут — из тупика только один выход.

Она отшатнулась от метнувшейся перед глазами тени.

«Тьфу!.. Летучая мышь», — выдохнула с шумом, чувствуя, как стучит и вырывается из груди сердце.