Конец Желтого Дива - Тухтабаев Худайберды Тухтабаевич - Страница 9

Товарищи! Я не могу согласиться ни с одним из поступивших предложений, а требую сначала расследовать все стороны этого дела и лишь потом выносить какое-либо решение.

Большинство присутствующих поддержало Салимджана-ака.

Из кабинета начальника отделения я вышел немного воспрянув духом. «Слава богу, — думал я, — хороших людей на свете все же, оказывается, больше, чем плохих. Отныне я тоже буду стремиться ответить добром на добро…»

В коридоре столкнулся лицом к лицу с «невинным» директором и квадратным буфетчиком. Видно, стояли, дожидались, чем окончится собрание. Проходя между ними, я сделал вид, что споткнулся, и правым локтем довольно сильно ударил несчастного директора под ложечку, он аж ойкнул от боли, а левый локоть проехался по студенистому расползшемуся животу буфетчика. Все это нечаянно, как вы понимаете.

— Извините, — сказал я, — обе книги жалоб находятся у буфетчика. В одну записываются только благодарности, в другую — только жалобы.

И дальше пошел по коридору, крепко печатая шаг: мы с вами еще встретимся, достопочтенные клеветники и хапуги. Подождите!

Вернулся в общежитие. Но не знал, куда себя девать — на душе все-таки скребли кошки. Вытащил из шкафа новенький костюм, подаренный бабушкой ко дню выпуска из милицейской школы (костюм она купила на деньги, вырученные за сушеный персик), оделся, вышел на улицу. Думал, зайду куда-нибудь, поужинаю. Есть, однако, не хотелось. Решил сходить в кино. Странно, и здесь не развеялось паршивое настроение. Вообще я, как вы знаете, чудной человек. Иногда, если плохое настроение, мне помогает песня. Но в городе, сами знаете, на улицах не распоешься: бог весть что еще подумают. То ли дело в кишлаке: приложишь ладонь ко рту, грянешь во всю мочь какую-нибудь молоденькую песню — и все печали как рукой сняло! А тут, значит, остается одно — просто гулять.

Я бродил по улицам города до полуночи. Вспомнил Вакира. Он работает сейчас скотником на ферме. Как бы не уснул и не растерял своих коров, подумалось мне. И Мирабиддинходжа, молодец парень, нашел-таки свое место — в политехнический поступил, человеком станет.

Я шел по темной, неосвещенной улице. Как забрел сюда, сам не помню. Вдруг откуда-то послышался женский голос, который вроде бы выкрикнул: «На помощь! Помогите!» Крик шел откуда-то справа, где находился обрыв. Я пошел на голос, но не очень уверенно: «Быть может, в таком состоянии мне просто померещилось?»

— Вайдод, спасите! — раздалось снова.

На сей раз я точно определил, откуда шел голос: из-за чернеющей впереди чинары. В несколько прыжков я оказался там. Ну и гады! Четыре здоровых балбеса окружили маленькую, хрупкую девушку. Ограбить, видно, собрались! Вот и пробил твой час, Хашимджан, теперь ты должен показать себя! Не бойся, смело вперед! Сейчас ты смоешь с себя всю эту грязь, которой тебя облили. Пусть все узнают, какой ты честный, смелый человек. Ты не взяточник и не простоватый олух, а храбрый милиционер. Сегодня ты отомстишь и за любимого отца. Да, твой отец, молчаливый, скромный человек, которому иногда попадает даже от мамы, будет гордиться тобой! Смело вперед!

— В чем дело? Что тут происходит?

— Вот эти… пристали… — плача, пожаловалась девушка.

— Сейчас же отпустите ее! — крикнул я, хватая девушку за руку, чтобы вытащить ее из круга. Но почему-то она сама сильно потянула меня к себе. И я сам оказался в кругу.

— Снимай костюм! — холодно приказала только что плакавшая девушка. Вот тебе и пострадавшая!

— Да ты что? Чего ты орала тогда?.. — Я задрожал от негодования. Не знаю, быть может, от страха задрожал, но задрожал сильно, ноги стали ватными.

— Если орут, так, значит, ты обязательно должен сунуться, болван! — засмеялась девушка мне в лицо. — А ну, скидывай костюм!

Меня окружали четверо здоровенных детин, в руке каждого — не соврать — нож с полметра длиной. Выходит, они заодно с девицей. Она служила приманкой, чтобы завлекать простаков, вроде меня, в ловушку. Драться? С двумя типами я бы как-нибудь уж справился. Но ведь их четверо! И у всех ножи. Нет, будь что будет: так просто я не сдамся. Убьют — и ладно, зараз избавлюсь от всех бед.

Делая вид, что собираюсь снять пиджак, я слегка подался назад и изо всей силы ударил ногой в живот бандита, стоявшего напротив. Завязалась драка. Пять человек — это все-таки пять человек (ведь этим четверым помогала и девица): они вскоре прижали меня к земле, воткнули в рот кляп, сняли костюм, ботинки. Я остался в одних трусах и носках, хорошо еще удостоверение служебное в общежитии оставил…

Костюм — ладно. Бабушка насушит еще персиков, продаст на рынке и купит другой костюм. Но авторитет мой?! Ведь его не купить за деньги, даже заработанные честным, кропотливым трудом. Как пережить еще и этот позор?!

В сумасшедшем доме

Я кое-как поднялся, отряхнулся и глубоко задумался. Куда теперь денусь? Как доберусь до общежития?

Меня начало охватывать отчаяние. В одних трусах по городу не потопаешь. Нормальные люди так не ходят. Над тобой будут или смеяться, или признают сумасшедшим. Станут жалеть. Лучше, конечно, пусть жалеют, чем смеются. А может, кричать, звать на помощь?! Но это недостойно милиционера: вместо того, чтобы защищать людей, дал ограбить себя. Хорош милиционер! Нет, ни за что не опозорю еще раз свое звание…

А что если побегу домой дворами, придерживаясь темных закоулков? Нет, это тоже не годится: все будут принимать за вора или бандита, поймают и продержат до завтра в каком-нибудь сарае или сыром подвале. Лучше всего, конечно, первый вариант — притвориться сумасшедшим: никто ничего не скажет, все будут жалеть.

Решившись, я вышел на самую середину дороги и зашагал строевым шагом, широко размахивая руками. На сигналы машин не обращаю никакого внимания. Иные водители осторожно объезжают меня, словно понимая, что человек сошел с ума. Другие злятся:

— Эй, оглох что ли?

Третьи шутят:

— Давай, парень, давай топай, еще далеко идти!

Однако вскоре ко мне привязалась машина, которая и не думала объезжать меня. И я, конечно, не собирался уступать ей дорогу. Вначале она давала длинные гудки, потом остановилась, уткнувшись бампером в мои голые икры. Это был желтый «УАЗ» с красной продольной полосой по бокам. Из него вышли два милиционера: один сверхдлинный и худой, другой — коротенький и толстый. Они, видно, специально так подобрались, чтобы смешить людей, как Тарапунька и Штепсель.

— Далеко собрались, гражданин? — поинтересовался длинный.

— На рынок. За дынями, — ответил я, стараясь не оборачиваться.

— Вот как? — вроде бы удивился толстяк.

— Вражьи войска беспорядочно отступают, вперед! — скомандовал я, продолжая свой путь.

— Постойте, — длинный взял меня за локоть.

— Не трогайте, а то взорвусь, я — бомба! — припугнул я.

Коротышка дернул напарника за рукав:

— Оставь ты его в покое, не видишь, настоящий сумасшедший.

На что длинный ответил:

— У тебя сколько-нибудь жалости есть вообще?! А что будет, если машина наедет на беднягу? Такой молоденький парнишка и на брата моего младшего похож… Может, он из клиники удрал и все его ищут?

Коротышка взмолился:

— Но мы ведь опаздываем в отделение!

— Все равно, — возразил длинный. — Я его так не брошу, совесть не позволяет.

И, дважды шагнув, нагнал меня.

— Слушай, братишка, как тебя зовут? — Он произнес эти слова таким заботливым голосом, что я чуть не ответил: «Хашим». Но взял себя в руки — надо же играть свою роль!

— Зовут Наполеоном.

— Хорошо. А фамилия?

— Бонапарт.

— Хорошо, отлично! Вот и познакомились. А не скажете ли, ваше величество, куда так спешите?

— Завоевать Европу! А потом Индию…

— Ну, ну. Это дело.

Нет, не мог я продолжать в том же духе. Сколько ни трепался, этот мягкосердечный милиционер все больше жалел меня. Чувствую, не в силах дальше морочить голову хорошему человеку. Остановился, повернулся к милиционеру.