Тьма. Том 1 и Том 2 (СИ) - Сухов Лео - Страница 43

Такую броню, как у них, я видел лишь однажды. Когда неподалёку от нашей заставы образовалось гнездо отродьев. Тогда на границу прилетел отряд зачистки. И ратники, входившие в него, были именно в этих доспехах.

Выглядели они внушительно: как броня робокопа в одном из фильмов в мире Андрея. Мощные внешние щитки, полыхающие рунами. И внутренний доспех, почти чёрный. Он проявлялся в те моменты, когда бойцы двигались.

Но стоило им встать неподвижно, как их тут же покрывал сплошной энергетический щит, смазывая подробности фигур.

- При пробуждении после кризиса сразу же проводят ритуал распознавания, – тем временем просветила меня Мария. – Только так можно выявить, тёмный перед тобой или обычный двусердый…

Внутри клетки замерцал круг. Свет от него поднимался стеной, идущей вверх, к потолку. В окружности я заметил рунные письмена. Впрочем, как подсказывала память Андрея, это были не совсем руны. И даже не иероглифы. Каждая такая псевдо-руна обозначала какое-то колдовство. И, скорее всего, была целым словом.

Люди познакомились с этими письменами во время борьбы с Тьмой. В гнёздах нередко находили артефакты, которые были исписаны подобным образом. Расшифровка этих знаков и привела к тому, что появилось рунное колдовство, используемое для создания рунных артефактов.

Впрочем, ничего общего ни с иероглифами, ни с рунами саксов, эти знаки не имели. Это были довольно сложные рисунки, которые выполнялись при помощи особой техники «начертания тенькой». Больше я про это искусство ничего не знал. Но и этого было достаточно.

- Зелёный – это тёмный. Красный – двусердый, – просветила меня Мария. – Как в светофоре, но наоборот.

Рунный круг полыхнул зелёным. Камера не слишком чётко передавала цвета, но опознать было несложно. И в тот же миг парень рванул, яростно кинувшись на решётку. Рванул как телом, так и энергией.

Я с ужасом смотрел, как сминаются толстые прутья, как прямо на глазах формируется выход из клетки… Но ратники не зря ели свой хлеб. Они открыли стрельбу почти сразу, едва мигнул круг. И я не сомневался, что стреляли они даже не пулями с сердечником из хладного железа, а чем-то помощнее. Скорее всего, каким-то артефактным боезапасом.

Пули рвали тело тёмного, выбивая из него куски плоти. Из дырявого, как решето, туловища хлестала кровь. Но тёмный и не думал умирать. Вокруг него слой за слоем нарастали щиты, руки вибрировали от переполнявшей их силы, а глаза в какой-то момент налились тьмой.

И перестали быть глазами человека.

Он бился до конца. Как и любой тёмный. Он сумел выбраться из клетки, сумел кинуться на ратников – и даже убить одного из них, оторвав голову. Но силы были неравны. Скорее всего, тёмный получил слишком большой урон, когда был ещё заперт и беззащитен. И внутри его тела оказалось чересчур много хладного железа и артефактных пуль.

Я видел, как дымились его раны, как лицо кривилось от боли. Но парень не останавливался. Он орал: дико, отчаянно, яростно… Я разбирал только отдельные слова:

- Сволочи!.. Преклонитесь!.. Глупцы!.. Сила!.. Твари!.. Убью!..

А потом он упал, дёрнулся и затих.

Бойня длилась всего десять минут.

- Это ещё не конец, – тихо проговорила Мария. – Он притворялся…

Я лишь на миг скосил на неё глаза. Проректор уже сидела в обнимку с бутылкой. А я подумал, сколько же раз она пересматривала это видео, чтобы настолько хорошо его помнить, не глядя в экран.

- Вот сейчас… – прошептала Мария Михайловна.

Я снова посмотрел на экран. А там разворачивался новый акт драмы. Ратники несколько раз выстрелили в лежащее тело, но оно не подавало признаков жизни. И тогда один из них начал осторожно приближаться.

В этот самый момент тело резко выгнуло дугой. Руки и ноги искривились так, как никогда не бывает у человека. Из кистей вылезли две косы, из копчика – хвост. Тело резко увеличилось в размерах…

А через секунду перед ратниками уже возвышался жнец. Такой огромный, что практически заполнял собой всю камеру.

Впрочем, это создание всё-таки отличалось от жнеца. Совсем иная структура брони, более человечные черты – и при этом ужасающая в своей опасности грация движений. Это был только образ жнеца. За этим образом всё ещё скрывался человек… Тёмный… Тот, кто был опасней всех жнецов, вместе взятых…

Снова застучали тяжёлые пулемёты бойцов. Попадания следовали за попаданиями, но жнецу они, кажется, были ни по чём. Скалясь и рыча, он попытался прорваться к двери. Отсёк пару голов, раскидал остальных ратников и почти ушёл. Но снаружи ему навстречу вбежали три двусердых. И атаковали колдовством.

Как бы то ни было, тёмный постарался на славу… Да, он так и не убил ни одного из двусердых, но четверо ратников погибли, а ещё четверо отправились на лекарские койки. Двое оставшихся еле стояли на ногах.

Впрочем, и двусердые выглядели так, будто только что разгрузили состав с цементом.

А на залитом кровью полу лежал молодой человек с раскосыми чёрными глазами. После смерти он принял ту форму, в которой я увидел его впервые.

- Я ненавижу тёмных… – тихо проговорила Мария Михайловна, внезапно протянув мне бутылку. – Но ещё больше я ненавижу этот отбор!.. У Юры была почти идеальная структура… Но всё же не такая идеальная, как у тебя!..

Я молча положил планшет на стол… Вздохнул… Покосился на бутылку, которую Мария Михайловна держала почти у моего лица…

И, протянув руку, сделал большой глоток. Огненная жидкость обрушилась в желудок, обливая жидким пламенем ледяной комок страха, который свернулся у меня в животе. Я только сейчас почувствовал, что вспотел и продрог. Даже не заметил этого…

Второй глоток… Третий… Боль и страх отступили. Я снова мог думать, хотя обычно крепкие напитки на голодный желудок этому не способствуют.

А думать было надо…

- Кем он вам приходился? – спросил я, отдавая бутылку.

- Младший брат, – ответила Мария Михайловна. – Я воспитывала его, когда умерли родители. Мне было двадцать, ему – девять. Через десять лет я так и не накопила на проращивание. Оставалось совсем чуть-чуть набрать и… Сердце проросло само. Проросло почти идеально. Я была рядом и влила энергии. Но как внести изъяны в энергетическую структуру, не знала. Мне говорили, что ещё не всё кончено… Что бывают исключения… Я верила… На восьмом месяце обучения в Загородном училище Покровска-на-Карамысе у него начался кризис. Ну а дальше ты видел…

Малая сделала ещё один глоток, закрыла бутылку и поставила её на пол.

- В структуре должны быть изъяны… – проговорила она. – Я это узнала только потом. Когда разбиралась в вопросе… Боярские и княжеские рода знают. Знают лекари. Но молчат. До простых людей такая информация не доходит, Федя… Её можно узнать только в среде двусердых. Так что я, считай, только что пошла на должностное преступление...

- Не в первый раз, как я понимаю? – мрачно усмехнувшись, уточнил я.

- Не в первый, – кивнула Мария. – Правила я нарушаю часто… И даже с удовольствием. Мне нравится пробовать эту систему на прочность. И, откровенно говоря, она очень прочна… Пока есть, кому тебя прикрыть – ты продолжишь служить Руси и не отправишься на каторгу. А я просто пытаюсь спасти таких, как ты, оттого, чтоб вы стали тёмными. И, само собой, ты не первый такой за десять лет. Остальных спасти не удалось… Слишком мало опыта и знаний, Федь…

- И со мной, значит, не получилось? – сглотнув что-то плотное в горле, уточнил я, хотя уже знал ответ.

- Не получился один способ, попробуем другой… – открыто встретила мой взгляд Мария. – Тем не менее, на подобные дела нужно иметь твоё письменное согласие. Буду честна: ты можешь умереть в процессе.

- Или умереть во время кризиса… – я усмехнулся. – Богатейший выбор, госпожа ректор!

- Да нету никакого выбора, Федь, – ответила она, опустив голову на согнутые руки. – Выбора нет…

- Изъян всегда накладывает ограничения… Так вроде бы говорят, – вспомнил я разговор с урядником. – Ограничение по рангам…

- Ограничение по стихиям, – Мария выпрямилась и кивнула. – Ограничения по рангам, ограничения физического плана… По объёмам пропускаемой «теньки»… Старшая аристократия знает разные варианты. Мы – нет. Придётся искать на ощупь.