Благословенный. Книга 5 (СИ) - Коллингвуд Виктор - Страница 26

О предстоящей конференции было широко оповещено во всех европейских газетах, и в начале лета, несмотря на идущие на Балтике боевые действия, учёные всего мира начали съезжаться в Санкт-Петербург. Их оказалось намного больше, чем я предполагал — более пятисот человек, считая с жёнами, детьми и сопровождающими лицами. Возникла проблема: в Пелле было готово только 80 квартир, из которых 38 уже занято учёными-резидентами.

Часть гостей удалось разместить на окружающих Пеллу дачах. Но всё равно больше половины их не получили места для жилья. И что делать?

Пришлось аврально придумывать, как не ударить в грязь лицом. Провели срочное совещание и, прежде всего, вспомнили про такую интересную вещь, как разборные здания. Мы к этому времени сделали в интересах армии несколько экспериментальных быстровозводимых госпитальных строений Стены представляли собой двухслойные щиты, заполненные посередине паклей. Крыша — такие же щиты, обтянутые толем — толстой бумагой, просмолённой каменноугольным дёгтем. Всё это возводилось в течении двух-трёх дней, и было незаменимо для развертывания больших госпиталей во время военной компании. В Петербурге на складах таких хранилось восемь штук — каждый на сто пятьдесят коек. В каждом из них просторно и с комфортом можно было разместить двенадцать семей. Пять госпиталей отправили в действующую армию, но три остались в резерве. Приказали пустить их в дело, установив в Пелле на берегу Невы, но этого всё равно не хватало!

Затем вспомнили про плавучие казармы. У Балтийского флота было много блокшивов, где что-то складировали или проживали моряки. Конечно, не все они годились для размещения «чистой публики», и не каждый блокшив из-за осадки мог пройти по Неве. Но всё же удалось набрать ещё добрую сотню коек. На плавучих казармах, конечно, разместили тех, кто приехал без семьи.

Данные обстоятельства заставили меня, посыпая голову пеплом, ещё раз задуматься о причинах вековечного российского бардака. Ведь я, приступая к управлению государством, верил, что всё пойдёт теперь по иному. Но очень скоро я понял, что причина возникших затруднений — в нашем нетерпеливом желании настичь ускользающий поезд цивилизации, успеть сказать своё слово, донести до мира свою истину… В общем, года три-четыре можно было бы подождать, построить все необходимые здания, и уж тогда вволю баловаться конгрессами и симпозиумами; но всё это время добрая часть европейской науки будет стоять в тупике или блуждать впотьмах, не видя правильного пути, а сотни тысяч людей умрут от антисанитарии и заразных заболеваний. Стоит ли оно того, чтобы пара сотен учёных провели на конференции время с комфортом? Думаю, нет. Раз у нас есть что показать миру — надо это сделать, и нечего тут тянуть кота за всякие места! Наш народ как никто иной умеет видеть главное, отмахиваясь от всего второстепенного; этим, кстати, мы сильно отличаемся от немцев, с маниакальным упорством пытающихся предусмотреть и утрясти решительно все мелочи — важные или неважные. В результате они думают, как удобнее укрепить лопату на броне «Пантеры», а мы — как вместо тысячи танков в месяц делать 2 тысячи…

Возможно, вы зададитесь вопросом: а зачем вообще всё это надо? На кой чёрт знакомить иностранных учёных их не всегда дружественных нам стран со своими знаниями и технологиями, да ещё и совершенно бесплатно? С точки зрения обычного человека это какая-то глупость — самому давать своим врагам технологии, которые позволят им достичь технологического и военного паритета с российской армией и флотом, а возможно, и вырваться вперёд. Но почему-то я инстинктивно всегда считал, что именно это будет самым правильным; и лишь последние годы я начал осознанно понимать причины, побуждающие меня поступать именно так, а не иначе.

Всё дело в сравнительной маломощности российской науки, а с нею — производственной и образовательной базы. В таких условиях трудно было воспользоваться теми знаниями, которыми я обладал: без общего прогресса всего человечества вряд ли мы бы вытянули даже двигатель внутреннего сгорания. Поэтому я решил, что не только российская наука, но и познания всего мира должны двинуться вперёд как можно быстрее. Конечно же, это означало, что другие страны тоже получат некоторые интересные технологии, в их числе и военные; но было понятно, что рано или поздно и так получат, причём бесплатно — либо украв наши достижения, либо воспроизведя их самостоятельно. Если же мы будем более открыты, то сможет торговать новыми изделиями, знаниями и умениями, обогащаясь и привлекая в страну талантливых учёных со всего мира; завоюем авторитет среди наиболее высокообразованных слоёв мирового сообщества, а, самое главное — сумеем использовать мировое развитие для нашего собственного усиления. Например, хотя знаменитый танк Т-34 появился в СССР, но базировался на американской конструкции У. Кристи, а станки, на которых изготавливали его узлы и агрегаты, в значительной степени были иностранными — немецкий пресс, американские карусельные станки, и так далее… В общем, используя те знания о путях развития промышленности, науки и общества, которыми я обладал, можно было снимать сливки с каждого этапа научного прогресса, точечно выбирая те решения, технологии и образцы, которые дадут нам наилучшие результаты. Когда в небо взмоют самолёты. У всех будут деревянные этажерки, а у нас — стремительный Як-3; когда появятся танки, то вражеским «ромбам» будет противостоять Т-34; а броненосцы враждебной эскадры встретятся с «супердредноутами». Нет нужды быть впереди остальных на три корпуса; для победы достаточно опережать соперников на полшага… Ну и кроме того, я почитал глубоко аморальным сидеть на знаниях, полученных усилиями учёных всего мира, как собака на сене, имея возможность помочь страждущему человечеству и не пошевелив ради этого пальцем.

Ну и «мягкая сила», разумеется. Куда без неё?

* * *

Итак, постепенно ученые всего мира собрались таким образом в Петербурге. Всех участников конференции через газеты и подобные театральным афиши оповестили о необходимости зарегистрироваться в Российской Академии Наук, чтобы власти получили хоть какое-то представление о численности прибывших, а также

Из Петербурга учёных организованно повезли в Пеллу по Неве на пароходах. Ранним утром 4-го июля 1799 года на свежеуложенной гранитной Английской набережной собралась целая толпа прилично одетых благородных господ; многие были с жёнами и даже детьми. Все оживлённо переговаривались на разных языках: среди ученых оказалось много знакомых друг с другом заочно, по переписке или научной полемике.

Вдруг этот галдёж прервал непривычно-резкий свист стравливаемого пара. Дамы и господа, собравшиеся на набережной, с изумлением смотрели, как к ним приближается невиданное судно без вёсел и парусов: приземистое, густо дымящее из сдвоенной высокой трубы, но зато снабжённое огромными мельничными колёсами, ритмично шлепающими по тёмной сине-зелёной глади Невы многочисленными хитро изогнутыми лопатками. Скорость кораблика впечатляла — иди он на вёслах, не дал бы и 3-х узлов, а паровой движитель позволял ему развивать более семи!

— Ох, вы посмотрите! О-ла-ла! Тот самый «пароход», о котором так много сейчас разговоров в Гавре! Там очень завидовали крондштадским докерам — ведь они могут передвигать суда по акватории порта паровым буксиром! — сообщил всем господин Сент-Илер, парижанин, прибывший в составе огромной делегации парижской Академии наук.

Приблизившись, судно дало задний ход, чтобы смягчить касание о набережную, и колёса, на несколько секунд остановившись, вдруг начали вращаться в противоположную сторону. Тупой, без форштевня, нос «парохода», оснащённый специальными продолговатыми пухлыми демпферами, ткнулся в такие же смягчающие подкладки на гранитном парапете набережной, и матросы сноровисто начали швартовать корабль носом к берегу.

Посадка происходила тоже весьма необычным путём — с парохода на набережную был перекинут трап с перилами! Дамы и господа с опаской и любопытством перебегали на палубу, оказавшуюся вполне обычной, деревянной; здесь любезный стюард провожал их на отведённые места под огромным тентом. Разноязыкая, многонациональная толпа, оживлёно болтая и ахая, постепенно распределилась по местам в предвкушении предстоящего путешествия.