Лихие. Авторитет (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 36

— Благодарю солдат и офицеров, которые выполнили свой долг перед Россией. Они не дрогнули, когда пришлось принимать тяжёлое решение. Они защитили конституционный строй и свободу, за которую мы все боролись в августе 91-го. Отдельное спасибо москвичам. В трудную минуту вы поддержали законную власть. Не поддались на провокации. Не пошли за теми, кто звал к гражданской войне.

Тут Ельцин отсалютовал рюмкой улыбающемуся Лужкову.

— Хочу заверить, никакого возврата к прошлому не будет. Мы будем твёрдо идти по пути реформ. Строить новую, свободную Россию. Ура!

Квартет заиграл гимн России, а я тихонько, мелкими шажками, свалил в сторону Лены, рядом с которой стоял пожилой очкарик в потертом костюме. Он был без галстука, зато из кармана по-пижонски торчал белый платок.

— Сергей, познакомься! — Лена дождалась, когда закончится гимн и отзвучат новые аплодисменты. — Это Баграт Шалвович. Поэт и бард.

— Песня про удачу — это ваша? — удивился я знакомству.

— Моя! — Баграт покосился в декольте Лены.

— Я уже взяла автограф! — похвасталась девушка.

— А тут что делаете?

— Баграт Шалвович, — Лена чуть ли не прыгала от восторга, — подписал письмо деятелей культуры. «Раздавите гадину». Представляешь, Сергей?

— Что за письмо? — поднял я бровь. — Я, видимо, что-то пропустил.

— Я все узнала. Про то, что фашисты в Белом доме взялись за оружие и их нужно уничтожить. В «Известиях» опубликовали. Баграт Шалвович, я все правильно поняла?

Тот неопределенно покивал и грустно посмотрел, как я приобнял девушку за талию.

— А вы чем занимаетесь? — спросил он у меня. — Кажется, я вас видел по телевизору.

— Всем подряд, — не стал углубляться я. — Нефтью, золотом…

— Сергей распродает Родину, — засмеялась Лена. Я тайком больно ущипнул девушку за бок.

— Ай!

Лена на меня уставилась в возмущении.

— Мы одних налогов за прошлый квартал заплатили сорок миллионов! — со значением посмотрел я на нее.

Хотел было сказать «Фильтруй базар, метелка», но перед моим внутренним взором появилась Серафима Леонардовна. Она грозила мне пальчиком, а на ее интеллигентном лице застыла глубокая укоризна и порицание. К великому моему сожалению, если женщина красивая, то совершенно необязательно, что она при этом еще и умная. И вообще, Лену номер два привели сюда для того, чтобы она своим ртом улыбалась, а не для того, чтобы она издавала с его помощью какие-то невразумительные звуки. И уж точно она не должна брать визитки у посторонних мужиков и прятать к себе в сумочку, думая, что я этого не вижу.

Вечер набирал обороты, а я тоскливо смотрел по сторонам, не понимая, как бы мне выбраться отсюда по-тихому. Пьяные рожи, теряющие остатки респектабельности, кружили вокруг меня хороводом. ОНИ победили! ОНИ! Не кто-то другой! А поэтому им можно теперь все. И мне можно все. Можно на красный свет перекрестки проезжать, можно за буйки заплывать и даже старушек на «зебре» давить. Недолгий период демократии закончился прямо сейчас, на моих глазах. Теперь начнется имитации ее же, чтобы народ лишний раз не напрягался. Демократия вместо денег — это ведь хороший обмен, честный. Народу — демократия, а деньги — вот этим господам, одним из которых я стал. И ведь здесь почти все знают, кто я, и как зарабатываю на жизнь. Но ни на одной харе даже тени брезгливости нет. Напротив, они масляно мне улыбаются, жмут руку потной ладошкой и уверяют в вечной дружбе. Они все мечтают оказаться на моем месте. Еще бы, мне же сам Дед благоволит. Я ведь его любимый шут на текущий момент. Дедом его называют, разумеется, только в ближнем кругу…

— Я украду Сергея Дмитриевича? — один из тех, кто вился вокруг тезки маршала, культурно, но твердо взял меня за локоть и в очередной раз оттащил от спутницы. Прямо сегодня день «воров». То Березовский был, то теперь этот…

Участник празднований представился, но я был подшофе и сразу позабыл его имя, думая, что оно мне не пригодится. И ошибся. А ведь он непрост. Невысок, худощав, неприметен, глаза острые, насмешливые и умные. И даже разрешение у Лены он спросил лишь из вежливости. Ему похрен ее мнение. Такие, как он людей просекают за пару секунд. Достаточно понаблюдать, как девушка ведет себя в непривычной обстановке, как носит длинное платье, как ходит на каблуках и как иногда трогает мочки уха, оттянутые непривычной тяжестью массивных серег. Он ставит на ней клеймо «лохушка» и более не обращает на нее никакого внимания.

— Есть мнение наверху, — значительно сказал он, устремив глаза к потолку, — что именно вы должны заняться санацией Финист-банка.

Та-ак… Я напряг мозг, вспоминая, что такое санация. Слово похоже на санитарию. Значит, банк придется лечить.

— Что-то не припомню этого Финиста, — наморщил я лоб. Банков в свободной России развелось столько, что знать их все было решительно невозможно. Многие и вовсе создавались под одну-единственную экспортную операцию, после которой бабло оседало в офшоре, а мутный банчишко сливался как использованная туалетная бумага.

— Это небольшое финансовое учреждение, — понимающе усмехнулся мой собеседник. — И оно принадлежит именно тому человеку, которого вы… э-э-э… в свойственной вам бесподобной манере лишили значительной части авторитета.

— Это кому-то кажется остроумным? — удивился я. — Чтобы именно я забрал этот банк?

— Именно, — волчьей усмешкой оскалился человек, чье имя я судорожно вспоминал. Вот ведь я дурак! Именно такие люди и рулят процессами, оставаясь в тени публичных фигур. Безымянные замы руководителей аппаратов, советники и личные помощники. Вот и этот один из них.

— Наверху считают, что это понравится Борису Николаевичу, — пояснил он. — Ну, вы понимаете… Преступление и наказание Достоевского читали?

Да что тут понимать. Падающего — толкни. Известный принцип любого чиновничества. И ведь открутиться нельзя. Царя надо потешить. Хотя…

— А его земляки? — прозрачно намекнул я, надеясь соскочить. — Они могут быть против…

— Наверху считают, что вы справитесь с этим небольшим затруднением, — оскалился довольный моей понятливостью визави, который отлично понимал, что втравил меня в лютый блудняк, из которого я еще выгрести буду должен. Вот уроды. Тонко мне напомнили мое место. Видно, кому-то показалось, что слишком быстро и слишком высоко я взлетел.

Я ехал назад, жадно лапая Ленку. У меня были серьезные планы на этот вечер, но тут зазвонил телефон. Руля, который выполнял роль переносчика этого неподъемного агрегата, повернулся ко мне и извиняющимся тоном произнес.

— Сергей Дмитриевич, вас!

Ему было очень неудобно, что он отвлек меня от столь важного занятия, но дело превыше всего.

— Ну кто там? — недовольно спросил я, беря трубку. Определитель выдал какую-то непонятную комбинацию цифр. Неужели…

— Сережа, — услышал я слабый голос где-то далеко. — У нас с тобой дочь родилась! Ты рад?

— Правда? — спросил я пересохшим горлом.

И вроде бы готовился к этому событию, а как будто не со мной это все… У меня теперь есть ребенок? Я прожил две жизни, и все две жизни был совершенно одинок, а тут дочь. Это же получается, что я ее, в бантиках, когда-нибудь в школу поведу, в первый класс? И буду слушать милую девчоночью белиберду? Да я своим ушам не верю! И как дурак переспросил.

— Что, правда?

— Ну конечно, правда, — удивленно ответила Ленка на том конце провода. — Неужели ты думаешь, что я такими вещами шутить стану? Кстати, тут в роддоме долго не держат. Меня выписывают уже завтра. Я побуду в Штатах еще неделю, за Машей понаблюдают, а потом прилечу. Пришли, пожалуйста, еще денег. Медицинские счета очень большие.

— Хорошо, — ответил я. — Жду.

Похоже, сегодня вечером у меня облом. Ленка номер два сидела рядом, надувшись как мышь на крупу. И даже слезы в глазах стояли. Она все слышала, до последнего слова. Да и как не услышать, если мы до этого сидели в обнимку.

— Можно меня домой отвезти, Сергей Дмитриевич? — сухо спросила она, и я молча кивнул. Вот так и прилетает птица обломинго, в самый неподходящий момент. Или это теща моя колдует? Кстати, раз мне теперь разрешено старушек на перекрестках давить, так может… Я посмаковал эту сладостную мысль, а потом выбросил ее из головы. Не с моим счастьем.