История барсучихи. Мой тайный мир - Киднер Паулина - Страница 54

Спасением от холода была овсянка за завтраком — я посыпала ее бурыми крупицами сахара и сдабривала свежими желтыми сливками, которые соскребала со стенок бидона. Как бы там ни было, зима не убила меня, и я готова была перенести следующую.

…Вскоре после того, как я оказалась на ферме Пенниуэлл, мне подарили щенка. Это была моя первая собственная собачонка, и я назвала ее Пенни. Конечно, приходилось мириться с многочисленными лужицами — и все-таки она была великолепна. Шкура у нее была черного цвета, перемежавшегося с желтовато-коричневым. В этой собачке перемешались непонятно какие породы, зато она всюду преданно следовала за мной. Она скрашивала мое неуютное бивачное житье — спала в ногах вместо грелки и будила по утрам, когда приходило время гнать коров на дойку… У нас установился некий порядок: большую часть времени она проводила в моем обществе, иногда убегала, но недалеко и ненадолго.

…Но вот как-то в субботу, в послеобеденное время, я сидела в фургончике и слушала радио, когда до моих ушей донеслось знакомое царапанье. Ничего себе — я и не заметила, что она отсутствовала! Но тут я увидела, что с ней творится что-то неладное — бока отяжелели, начались позывы на рвоту. Я подхватила ее на руки и вынесла вон. Когда я положила ее на землю, лапы разъехались, и ее вытошнило. Она дрожала всем телом. Я тут же кинулась к мистеру Боллу, который не замедлил явиться. К этому моменту из пасти собачонки уже хлестала пена. Мистер Болл мигом позвонил ветеринару и посадил нас с Пенни в машину. Поездка показалась мне вечностью. Пока доехали, у собачонки начались спазмы, закатились глаза, а из пасти пошла слюна. Она потеряла сознание, и я поняла, что спасти ее не удастся.

Стараясь не делать резких движений, я внесла ее в клинику, но она умирала у меня на глазах. Даже когда я положила ее на стол, было очевидно, что врач ничем помочь не сможет. Из ее глотки исторгся страшный вопль, и тело замерло в неподвижности.

Слезы залили мне лицо. Я не могла поверить в происшедшее. Всего какой-нибудь час назад она вертелась около меня, здоровая и жизнерадостная, а теперь лежит недвижно, с застывшей в глазах мукой! Ветеринар объяснил, что в ее агонии наблюдались классические симптомы отравления стрихнином — очевидно, она польстилась на отравленную приманку, которую фермеры кладут около курятников для воровок лисиц. У меня в голове не укладывалось, как можно сознательно убить животное таким вот варварским способом. Очевидно, Пенни убежала на чью-нибудь соседнюю ферму и подобрала там приманку. Поэтому, пока я жила на ферме Пенниуэлл, я больше не заводила собак, не желая подвергать их риску.

Я рано пристрастилась к общественной деятельности — вступила в Клуб юных фермеров. По-моему, лучшей формы досуга и общения не придумаешь. Каждую неделю мы встречались, от души забавлялись и веселились — то у нас вечеринка в уютном кабачке, то поход на хоккейный матч, то дискотека, то спортивные состязания — в общем, не соскучишься. Порою я возвращалась в фургончик спать к половине восьмого утра — а все равно спать не хочется.

…Близились рождественские праздники. Молодые фермеры ходили с песнопениями по домам, желая их обитателям счастливо встретить Рождество и собирая пожертвования на благотворительность. Во многих домах нас уже ждали как дорогих гостей, готовили угощение. Правда, вечера стояли холодные, но закутайся поплотнее — и вдыхай полной грудью дух празднества!

И вот как-то так получилось, что я пришла на вечеринку с одним молодым фермером, а покинула ее с другим. У меня появился Джимми — мы прожили вместе почти год, прежде чем решили пожениться. Джимми был старшим сыном мистера и миссис Николз, державших ферму близ Торнбери. У них было большое стадо фризских коров, и я приезжала к ним на уик-энды помочь Джимми и поближе познакомиться с семьей.

Семейство — а оно оказалось многочисленным — приняло меня как родную. Когда я впервые попала на эту ферму, то заметила, сколь существенно она отличалась от той, где я работала. Она была значительно больше, и, кроме молочного стада и цыплят, здесь держали также свиней. В просторной кухне стояла печь «Ага», у которой так славно было греться. Все заботы по готовке брала на себя миссис Николз, и по воскресеньям семья неизменно садилась за стол в полном составе. У Джимми было трое братьев и сестра: Брайану — 19 лет, Элизабет — 11, Дирику — 8 и Томми — 4. Что ни говори, приятно стать частью такой большой семьи.

Миссис Николз умела готовить самые разнообразные блюда, и это ее совершенно не утомляло; если кто-то приходил на ферму в обеденное время (почтальон или просто случайный гость), его непременно приглашали за стол. (Впоследствии это создало определенные сложности: Джимми считал, что и я должна так поступать, а я так не считала, вот мы и садились за стол втроем со случайным гостем, думая, как поделить два бифштекса на троих!)

Одной из местных примечательных личностей был пожилой письмоносец Эрн, живший бобылем. Одет он был всегда в плащ военного покроя, подпоясанный веревочкой, старые галифе и начищенные, будто на бал, черные ботинки. Прибавьте к этому редкие волосы, торчащие, как колючки у ежа, и не сходящую с физиономии широкую улыбку, обнажавшую два зуба — верхний и нижний. Эти два зуба были предметом постоянных нападок моего благоверного.

— Привет, Лысый Двоезуб! — говорил он. С этой ритуальной фразы начиналась церемония вручения нам почты.

— Ага, — кивая, отвечал почтальон. — Я Двоезуб.

— А как они у тебя называются — если не ошибаюсь, Кусало и Жевало? — шутил Джимми, и оба мужчины покатывались со смеху.

Эрн был очень пунктуальным человеком. Он всегда развозил почту в один и тот же час и по одному и тому же маршруту. Он жил в отдаленной деревне, и вот как-то раз его маршрут пересекла новопроложенная дорога, ведущая к электростанции Олдбери. Со временем здесь возросла интенсивность движения, и на перекрестках были поставлены светофоры.

Однажды кто-то из персонала электростанции, направляясь на работу, проехал на зеленый свет, не снижая скорости. К его ужасу, в это самое мгновение из-за поворота на своем велосипеде выскочил Эрн. Избежать столкновения оказалось невозможно. Приехала «скорая помощь» — удивительно, все кости целы, только шишки да синяки. Затем настал черед разбираться полиции.

— Я ехал на велосипеде, — объяснял Эрн, — а этот полоумный несется не разбирая дороги, ну и наехал на меня. Разве вы не знаете, что я каждый день ровно в половине двенадцатого проезжаю этот перекресток?

— Знаю, сэр, — сказал полицейский. — Но ответьте на такой вопрос, мистер Эрн: какой свет горел в этот момент на светофоре?

— На каком таком светофоре? — удивился Эрн.

…Оправившись от синяков и шишек, Эрн засел за правила движения и — будьте уверены! — вызубрил их так, что от обоих зубов отскакивало.

Мы с Джимми поженились, когда мне было семнадцать, а ему — двадцать пять. Мы переехали на ферму под названием Грейт-Лиз, неподалеку от фермы Пул-Фарм, где Джим продолжал работать. Поначалу мы жили в фургончике, а потом, когда старый усадебный дом был подремонтирован, перебрались туда.

Ферма Грейт-Лиз была довольно-таки запущенным местом, и все же я полюбила ее. Здесь все дышало покоем, особенно старый яблоневый сад, где давно уже не собирали яблок на продажу. Я любила бродить среди его шишковатых деревьев, имевших самые замысловатые формы, а зимой, когда ветки обнажались, можно было видеть шарики омелы. Я и сейчас иногда вижу омелу, когда мы выезжаем зимой куда-нибудь — ведь она растет обычно на верхушках деревьев, и летом ее скрывают листья. Когда семя омелы прорастает, оно прикрепляется к дереву при помощи усиков. Эти усики проникают сквозь кору и врастают в ткани дерева, питаясь его соками. Но это растение нельзя считать полностью паразитическим; когда у него вырастают листья, оно само начинает вырабатывать нужные ему вещества путем фотосинтеза.

Омела цветет в апреле или мае, но ее цветы не привлекают внимания. Они сменяются белыми ягодами — ветки с этими ягодами и развешивают над дверями к Рождеству. Ягоды поедаются птицами; часть семян рассеивается вместе с их пометом, а часть — другим, более любопытным путем. Когда птица клюет ягоды, семена прилипают к ее клюву при помощи той самой клейкой субстанции, которая позволяет им приклеиваться к коре дерева. Птица замечает это, как правило, позже, уже перелетев на другое дерево; об его-то кору и начинает она чистить клюв, оставляя на ней семена.