Игроки и жертвы (СИ) - Костадинова Весела - Страница 51

И все же Максим задержался после совещания.

- Агата, почему все-таки объединение? Не спорю, поработать с Илоной - приятно, но все же…. Стоит ли нам тонуть с ними. Богданов…. Прости… Сбитый летчик…

- Макс, - я закусила губу, поднимая на него глаза. – А ты никогда не думал, почему атака пошла именно на Кирилла?

- Он Суханову дорогу перешел…. В Москве у него серьезные связи…. Он мог возглавить парламент….

Я кивала.

- А еще, Макс, он – промышленник. Как и Григорий Владимирович. И многие наши коллеги. Его уважают как федералы, так и регионалы…. Он полностью лоялен Москве, молод, умен…. Знает границы…. Хороший хозяйственник….

- Твою мать! Агата, я об этом даже не думал!

- А надо было в первую очередь, Макс. Сейчас все наблюдатели затаились и ждут – кто победит в этой войне. Москве вообще до фонаря, что у нас здесь творится. Им этот скандал - до пизды, прости, Москва и не такое видела. Это в 90-е за шлюх с должности снимали, а сейчас ничего – мужик! Тем более Кирилл на федеральный уровень даже не суется. Они нас на сковороду бросили и наблюдают, как мы жаримся в своем соку. Выкрутимся – молодцы, не выкрутимся – тоже не плохо, развлекли. А вот если Кирилл погорит, то тут кое-кто во вкус войдет… Федералов-то не тронут – себе дороже, а вот региональные предприятия начнут отжимать…. Кто после Богданова на очереди?

- Вот, бл…. – Макс слегка побледнел.

- Григорий Владимирович это понимает, Кирилл это понимает. Очень надеюсь, что и остальные это поймут. Если мы сейчас сможем этот скандал хоть немного отбить – к нам и другие присоединяться. У губернатора, знаешь ли тоже с центром не все радужно. Он там паре добрых людей в свое время на хвосты крепко наступил, насколько я знаю. Так что у нас тут…. Тот еще гадюшник. Одно знаю точно – падет Богданов, остальные будут следующими. По одиночке всех сожрут. Так что работаем, Макс, работаем.

Ближе к вечеру напряжение нарастало: каждый телефонный звонок, каждый взгляд казались мне пронзительно изучающими. На другом конце провода голоса нередко менялись — звучали жалость, осторожное сочувствие, иногда сдержанная неприязнь. Это скрытое осуждение и унизительная жалость, даже когда они были завуалированы под вежливость, будто впивались под кожу.

Я старалась сосредоточиться на рутинных задачах, следила за очередными отчетами, проверяла выполнение мелких поручений, надеясь на мгновение отвлечься. Но с каждым очередным взглядом или косвенным комментарием ощущение тревоги лишь усиливалось. Казалось, люди, видя меня, на секунду задумывались — кто я сейчас в их глазах? Кто я теперь?

Труднее всего было вернуться в здание парламента – место, где произошло мое публичное унижение, где об этом помнили даже стены. Не говоря уж о людях, которые бросали острые взгляды и позволяли себе редкие едкие реплики, на которые приходилось отвечать с неизменной улыбкой. Оставалось только сжать зубы крепче, голову задрать выше и постараться скрыться в своем кабинете.

Илона приехала за мной около пяти и забрала в квартиру Кирилла, в которую я зашла с легким страхом. Кир уже был дома – встретил нас на пороге, жестом приглашая войти.

Оглядываясь по сторонам, я вступила на его территорию, чуть волнуясь от чувства, что оказываюсь в самом центре его жизни, в месте, где он отдыхает от всего внешнего мира. Гостиная казалась одновременно уютной и строго оформленной: высокие потолки, мягкий свет, книжные полки вдоль стены. Кирилл стоял рядом, наблюдая за мной с легкой улыбкой, будто понимая, что я чувствую.

Илона везде чувствовала себя как дома, поэтому сразу же уселась на диван, потребовав от хозяина кофе. Кирилл, лишь усмехнувшись на требование Илоны, молча кивнул и отправился на кухню, оставив нас вдвоем. Я прошлась по гостиной, стараясь скрыть любопытство. Просторная, с мягкими оттенками серого и глубокого синего, она была лишена излишеств, но при этом уютно обжита — на столике лежала пара книг, на полке сдержанные, но, безусловно, дорогие мелочи. Илона, вытянув ноги и устроившись поудобнее на диване, огляделась и пробормотала с одобрением:

- Миленько.

- Хочешь сказать, ты тут первый раз?

- Думаешь, он сюда кого попало приводит?

Я перевела взгляд на книжные полки, машинально отметив, как обильно они были заполнены — и не просто случайными томами, а серьёзными книгами по истории, политике и философии. Много было профессиональной литературы. Даже здесь, в его личном пространстве, всё говорило о том, что Кирилл привык держать контроль над всем вокруг.

В этот момент он вернулся из кухни с тремя чашками кофе. Его взгляд задержался на мне, как будто выискивая реакцию, и едва заметная тёплая улыбка смягчила его черты.

— Устраивайтесь, как дома, — сказал он, подавая нам кофе и как будто понимая, что мне нужно немного времени, чтобы привыкнуть к этому месту.

- Кому-то это место домом на ближайшие пару месяцев станет, - Илона забрала свою чашку. – До выборов. А там…. разбежитесь по тихому.

Лицо Кира дернулось, а губы крепко сжались.

- Так, опрос у тебя в ментовке в пятницу, помнишь? – спросила Илона.

- Об этом забудешь….

- И я даже могу время угадать, - хмуро продолжил Кирилл, садясь рядом с Илоной, - в двенадцать дня, правильно?

- Откуда?

- А у меня в пятницу в двенадцать налоговая на комбинат приезжает.

- Значит взялись по полной….. Агата, слышь, Агата, ты что там зависла?

- Прости…. Я…. Засмотрелась…. – пробормотала я, с трудом отрывая взгляд от великолепного хрустального шара с замком внутри, стоящего на одной из полок. Его стеклянные бока переливались в свете, будто оживая, и замок внутри выглядел таким детализированным, что хотелось коснуться его и почувствовать эту крохотную магию.

Кирилл заметил, куда устремлен мой взгляд, и на мгновение его лицо смягчилось.

— Это старинная вещь, — тихо сказал он. — Досталась от отца. Всегда любил его за изящность и тонкость работы.

Он подошел ко мне.

- Хочешь посмотреть ближе?

Я кивнула, не скрывая интереса, и осторожно взяла шар из его рук, пораженная тем, насколько он был тяжелым и приятным на ощупь. Через стеклянную сферу можно было увидеть миниатюрные детали замка — крошечные башенки, даже мельчайшие оконные проемы, мастерски выточенные и такие реалистичные, будто стоило заглянуть внутрь и можно было увидеть жизнь внутри этих стен.

- Невероятно….

- Нашли время, мать вашу. Агата, верни шарик на место, у тебя два месяца будет им любоваться. Ты хоть понимаешь, что на этом допросе-опросе твое прошлое всплыть может?

- Ты сейчас о чем? – возвращаясь мыслями к проблемам, уточнила я.

- О том, что раз атака идет целенаправленная, эти ящерицы будут давить на тебя всем, что есть в арсенале, заставляя дать показания против Кирилла. Ариной… Павлом…

Имя мужа ударило сильнее пощечины.

- Что там ворошить? – глухо спросила я. – Там все шито… белыми нитками.

- А им похер, Агата, они на боль давить будут. На любовь. Вполне вероятно, предложат обмен. Сдадут тех, кто Павла подставил взамен на заявление. Что делать будешь?

Я думала больнее ударить меня уже невозможно. Сердце сжала такая тоска, что хоть волком вой. Резко отвернулась от Кира к Илоне.

- Ты правда думаешь, что….

- Почему нет, - пожала плечами Илона. – Не думаю, что им те крыски важнее Кирилла. Сдадут, посадят, тем более сама знаешь, был бы человек, а статья найдется. Ты им одну бумажку, они тебе головы на блюдце. Тем более, ты права, там все настолько примитивно….

Слова Илоны звенели в воздухе, тяжелые, как свинец, отзываясь внутри невыносимой болью. Я пыталась осмыслить сказанное, но от мысли, что мне предложат такую сделку, всё внутри холодело. Илона смотрела на меня внимательно, будто ожидая, как я отреагирую, но в её взгляде не было сочувствия — только суровое понимание и расчет.

Лицо Кирилла перекосило. Выматерившись, он ушел на кухню.

Я проводила его взглядом, видя, как напряжение сковывает плечи, каждое движение выдаёт кипящую внутри ярость и беспомощность. Сама Илона смотрела на меня с тем же холодным профессионализмом.