Дочь друга. Ненужные чувства (СИ) - Черно Адалин - Страница 33

Некоторое время сидим в тишине. Сонька носится по газону с подаренным мною мячом, и я впервые завидую ее возрасту. В этот период я тоже был беззаботным и вполне счастливым ребенком. У меня не было ни проблем, ни невзгод. Они начались сильно позже и длятся по сей день.

— Я пойду, ребят. Есть дела еще.

— Я провожу.

На самом деле брат никогда прежде не вызывался меня проводить, и я понимаю, что это лишь повод, чтобы поговорить не в присутствии жены.

— Точно все в порядке, Кир? Что за полиция?

— Ты же слышал. Пару дней назад избил ребят, сегодня они мертвы, а у меня вот… шрам.

— Ты сказал, что порезался о тарелку.

— А что, есть сомнения?

Марк нервно выдыхает, засовывает руки в карманы и смотрит на меня исподлобья. В какой-то период мы начали нормально общаться, но судя по всему, этому периоду пришел конец.

— Если ты что-то сделал, я должен знать.

— Все, что я делаю не так, Марк, так это ебу не тех женщин.

— Грубо.

— С каких пор ты стал сентиментальным?

— У меня жена и дочь.

— Поздравляю.

— Кир…

Марк хватает меня за руку, останавливает.

— Ты же знаешь, что я всегда помогу.

— Знаю.

Но хотелось бы, чтобы не помогал, а верил. Верил, блядь, что я не способен на убийство, на подлость, на вранье и на то, чтобы променять даже пусть и хуевую семью на дозу. Марк никогда мне не верил. Когда узнавал, как обстоят дела, смотрел на меня удивленно. Он, сука, удивлялся, что я не виноват. Мне давно не пятнадцать, я уже взрослый, мать его, мужик, но недоверие Марка как серпом по яйцам. К отцовским комментариям я успел привыкнуть, а к его сомнению во мне — так и не смог.

— Кир…

Марк еще хочет что-то сказать, но отпускает мою руку и позволяет мне уйти.

Дома я жду полицию. Знаю, что они приедут, и просто жду, даже не пытаясь убрать или предварительно обыскать квартиру. Если им надо будет — они найдут. И Марк снова будет меня спасать. Не верить в невиновность, а спасать, исходя из самого худшего варианта событий. Он — первоклассный адвокат и по нужде состряпает необходимое алиби и в пух и прах разобьет сторону обвинения.

Звонок в дверь раздается ближе к семи вечера. На пороге действительно полицейские. С понятыми, как и полагается.

Пока все они переворачивают мою квартиру вверх тормашками, я сижу на кухне и смотрю в одну точку. Подсознательно догадываюсь, что они что-то найдут. Возможно, не то, о чем я думаю, но с пустыми руками отсюда не уйдут, и они меня не удивляют.

— Кирилл Савельевич, вы задержаны по подозрению в незаконном хранении наркотических веществ в соответствии с пунктом…

Дальше я не слушаю. Смотрю на пакетик, который мне не принадлежит, и думаю о том, что из-за единственного человека, который мог его здесь оставить, я похерил свою карьеру и, кажется, свою свободу, потому что на этот раз я не буду звонить брату с просьбой мне помочь.

Глава 38

Катя

— Папа, я хочу вернуться! — проговариваю настолько требовательно, насколько вообще могу.

Я сижу в наглухо заблокированной машине, отец уверенно сидит за рулем и молча смотрит на дорогу. Не произносит ни слова, но ему и не нужно. Разочарование и недовольство я и так считываю без проблем.

Пять минут назад он сгреб меня в охапку и затолкал в свою машину, видимо, арендованную где-то здесь, потому что у нас другой автомобиль и он остался дома. Никакие уговоры и слова Орлова на папу, конечно же, не возымели совершенно никакого действия. Он молча выслушал тираду моего начальника, кивнул и все равно меня забрал, даже не собираясь отчитываться.

— Папа, ты меня слышишь вообще? Я не собираюсь ехать домой! Я хочу вернуться на стажировку!

Снова молчит, и я теряю уверенность в себе. Я знаю, что мой отец — отличный стратег, не зря ведь он был лучшим следователем в нашем городе, а теперь вот помогает здесь. Он отлично умеет вытаскивать из людей информацию и давить авторитетом. Часто папа применял свою тактику и дома, когда непослушную меня нужно было повоспитывать. Но теперь я взрослая. Совершеннолетняя. Я сама могу за себя говорить и решать, но вместо этого сижу, вжавшись в кресло, и боюсь больше что-либо говорить, потому что на любые мои слова я лишь вижу, как папа сжимает челюсти. Плотнее и плотнее.

Я несколько раз порываюсь что-то сказать, но держусь. Знаю, что молчание — это стратегия отца. Он специально сейчас не говорит ни слова, чтобы я начала нервничать и говорила сама. Рассказывала ему все. А я, если бы и хотела, то не знаю с чего начать. С того, как сбежала на стажировку, с того, что жила у его друга, или с того, что, возможно, подставила этого самого друга.

— Если ты захочешь, я все расскажу, — бурчу обиженно.

— Вот сейчас, Катя, просто закрой рот, — чеканит злым тоном. — Я обязательно обо всем спрошу, когда буду знать, что не придушу своего ребенка собственными руками.

Я вжимаюсь в спинку кресла плотнее, а когда приезжаем, так и вовсе вылетаю из машины. Только направляюсь не к подъезду, а к выходу из этого жилого комплекса.

— Катя! — слышу крик отца позади. — Катя, вернись!

Знаю, что он не будет за мной бежать, но все равно прибавляю ходу и бегу так быстро, как только могу. Я должна вернуться. Вечером меня ждут девочки домой, да и Роман Львович будет волноваться. Папа забрал меня, не сказав ему ни слова в качестве объяснений. Он лишь поставил перед фактом, что его дочь можно вычеркнуть из программы. Вот так просто! Не спросив элементарного — хочу ли я этого.

Я почти добираюсь до выхода, как передо мной вырастает охранник. Я непонимающе на него смотрю, улыбаюсь и прошу открыть мне калитку, но он с сожалением на лице мотает головой и просит меня вернуться обратно. Вернуться!

— А если нет, то вы вернете меня насильно?

— Думаю, ваш отец сам заберет вас, — он кивает мне за спину и с сожалением поджимает губы.

Пожалуй, здесь нет никого, кто мог бы мне помочь, и о помощи нужно было молить, когда я еще была на месте преступления и не так далеко стоял Орлов. Теперь-то мне никто не поможет. Отец даже телефон у меня забрал, видимо, чтобы никто не смог узнать, где я.

— Папа, ты серьезно? Я приехала на стажировку, пройдя семь кругов ада. У меня украли деньги и куртку, которые я потом вернула, меня едва не сожрала собака, и я, кажется, подставила двоих замечательных мужчин. И ты собираешься взять и вернуть меня домой?

Абсолютное спокойствие отца действует мне на нервы. Я знала, что если он узнает, то тотчас же вернет меня домой, но в моих представлениях я была более решительной, а люди вокруг мне не препятствовали, как этот охранник.

— Именно поэтому, Катя, я и собираюсь отвезти тебя домой. Ты здесь несколько недель, а Кириллу, у которого за плечами и так несколько судов и оправдательных приговоров, ты устроила очередной круг ада.

— Вообще-то, не я. Я понятия не имела, что ко мне пристанут на улице.

— А должна была иметь, Катя, — тянет разочарованно. — Тебя воспитывал отец-следователь, который постоянно сталкивался с убийствами. В какой момент ты решила, что в одиночку на улице безопасно?

— Нас не всегда поджидают опасности, папа. Я хочу жить. Я не могу все время сидеть дома и никуда не выходить, а потом, когда закончу институт, сесть в каком-нибудь офисе и писать скучные статьи о макраме. Я хочу быть журналистом! Я хочу что-то сделать в этой жизни, папа! И мне уже есть восемнадцать! Я сама решу, как мне дальше жить. Ты больше не можешь решать за меня!

Отношения, конечно же, выясняем посреди улицы. Охранник заблаговременно отправляется в свою будку и не выходит оттуда, а случайные прохожие смотрят на нас с подозрением. Папа пытается уговорить меня зайти в квартиру, но я упрямо стою на своем. Если он хочет, чтобы я пошла с ним, ему придется тащить меня силой.

— Катя…

Папа словно выдыхается. Говорить начинает тише и уже без угроз оставить меня без денег, жилья и вообще поддержки. Уговаривает меня послушать его и бросить затею с криминалистикой, но я непреклонно стою на своем, хотя не так давно сама думала о том, что не так уж сильно мне это нравится. Но сейчас отстаиваю свою позицию. Все потому, что я хочу самостоятельно выбирать специализацию. Без указки и требований со стороны отца.