Бразилия. Полная история страны - Корвалью Фернандо Нуньес - Страница 27

Обе стороны сражались ожесточенно, пленных не брали. Взяв Канудус, правительственные войска разрушили его до основания, и скоро на этом месте были высажены каучуковые деревья.

Желающим совершить «путешествие во времени» можно порекомендовать роман перуанского писателя Марио Варгаса Льосы «Война конца света»[90]. Конечно же, надо понимать, что вы читаете не хронику, составленную очевидцем событий, а художественное произведение, написанное человеком, родившимся спустя сорок лет после Войны Канудус, но, тем не менее, автору удалось уловить дух того времени и передать его на страницах своей книги, которая начинается с описания внешности проповедника, ставшего предводителем повстанцев: «Этот человек был высоким и настолько худым, что всегда казалось, будто он повернут к вам боком. Высокие скулы были туго обтянуты кожей, на смуглом лице выделялись ярко горящие глаза. Он был обут в пастушеские сандалии и носил лиловый балахон, напоминавший облачение миссионеров… Никто не знал, сколько ему лет, кто он и откуда он родом, но в его всегдашнем спокойствии, в его простоте, в его степенной невозмутимости проглядывала сила, привлекавшая к нему людей еще до того, как он начинал говорить».

Главной внешнеполитической проблемой конца девяностых годов XIX века стал франко-бразильский территориальный спор, тянувшийся с далекого 1713 года, когда по Утрехтскому мирному договору, положившему конец Войне за испанское наследство, граница между французскими и португальскими владениями на северо-востоке южноамериканского материка была проложена по реке Ояпоки. Пользуясь тем, что у португальцев долго не доходили руки до освоения далеких окраин, французы заняли обширные территории к югу от Ояпоки, захватывающие целиком современный штат Амапа[91] и часть сопредельных земель. Такое положение сохранялось долго, но бразильское республиканское правительство решило привести границу в соответствие с договором, что едва не привело к войне с Францией. Со временем спорные земли, площадь которых превышала полмиллиона квадратных километров, стали «золотыми» в прямом смысле слова, поскольку на них были открыты золотые месторождения, и французы ни в какую не хотели отдавать их бразильцам. К счастью, дальше локальных приграничных стычек дело не зашло, но опасность полномасштабной войны была весьма велика.

В конце XIX века на спорной территории дважды – в 1886 и 1887 годах возникали самопровозглашенные республики со столицей в поселке Кунани. Первую республику в 1887 году ликвидировали французские войска, а вторую, возникшую вскоре после первой, ликвидировали в 1891 году бразильцы. Появление этих республик, во главе которых стояли французы, создавало определенную напряженность на северо-востоке Бразилии. Откровенно говоря, при наличии возможности (то есть при уверенности в своей победе) бразильцы могли бы попытаться решить вопрос силой, но в конечном итоге он был решен путем независимого арбитража. 1 декабря 1900 года швейцарский президент и министр иностранных дел Вальтер Хаузер, избранный на роль арбитра, решил спор в пользу Бразилии.

Пользуясь тем, что бразильская власть на возвращенных территориях поначалу была сугубо номинальной, в 1904 году французский офицер Адольф Брезе создал здесь Свободное государство Кунани, а себя провозгласил его президентом. «Свободное государство» просуществовало до 1912 года, оно установило дипломатические отношения с Бурскими республиками[92] и на радость филателистам выпускало почтовые марки, ставшие в наше время раритетом. Авантюрный проект заглох сам собой, без участия бразильского правительства. Впоследствии сторонники независимости Французской Гвианы пытались использовать государство Кунани как повод для обретения независимости, но бразильцам до этого не было никакого дела.

Проповедник Жуан Мария

С Великобританией тоже были трения. В июле 1895 года британцы захватили бразильские острова Триндади-э-Мартин-Вас[93], имевшие важное стратегическое значение. Эти острова были открыты португальскими мореплавателями в 1502 году, что не помешало англичанам объявить их в 1700 году своим владением. В конце XVIII века Португалия вернула себе власть над архипелагом, но гарнизон здесь размещать не стала.

Как известно, у всего бесхозного непременно найдется хозяин. В 1893 году француз американского происхождения Джеймс Харден-Хикки, писатель и авантюрист, провозгласил себя Джеймсом Первым, принцем Тринидада. Наглость самозваного принца простерлась до учреждения представительства княжества Тринидад в Нью – Йорке и торговли государственными облигациями. Эта клоунская затея не вызвала беспокойства у бразильского правительства, но в 1895 году на Тринидаде высадились британские военные, которые устроили здесь телеграфную станцию. К счастью, проблему удалось решить путем переговоров, до противоборства, подобному Фолклендской войне[94], дело не дошло. В 1896 году британцы покинули Тринидад, после чего здесь был установлен ориентир, подтверждающий принадлежность архипелага Бразилии. В настоящее время на Тринидаде расположена база военно-морских сил Бразилии (как говорится, лучше охранять, чем отвоевывать).

Глава восемнадцатая

Оковы прогресса и Война в контестаду

Президенту Пруденти ди Морайсу, несмотря на все старания, не удалось «вылечить» бразильскую экономику, и это благое дело было продолжено его преемником Мануэлом Феррасом ди Кампус Салисом, правление которого началось в середине ноября 1898 года. При президенте Деодору да Фонсеке Салис был министром юстиции, затем заседал в Сенате, а при Морайсе стал губернатором родного штата Сан-Паулу, в котором когда-то начинал адвокатскую практику. От финансовых дел государственного масштаба Салис был далек. Устанавливать экспортные пошлины в своем штате или же предоставлять производителям каучука налоговые льготы – это одно, а вытягивать экономику страны из кризиса – совсем другое. Кроме того, Салис слишком уж полагался на «волшебную палочку» – иностранные займы. На первый взгляд, в займах нет ничего плохого, ведь заемные деньги превращаются в нужную стране для развития инфраструктуру – железные дороги, линии связи, портовые сооружения, электростанции и т. п. Но займы – это финансовый инструмент, с которым нужно обращаться осторожно, иначе велик риск оказаться в долговой кабале. Кроме того, деньги любят счет, то есть – контроль. Если контроль слаб, то много средств будет утекать сквозь пальцы, иначе говоря – разворовываться.

Политика внешних займов сочеталась с такими «хирургическими» мерами, как сокращение расходов на социальные нужды, повышение налогов и увеличение денежной массы. Результат оказался совсем не тот, какой хотелось получить, – всплеск инфляции и рост безработицы грозили обернуться новыми волнениями. Ни стабильности, ни оздоровления экономики добиться не удалось, но неискушенный наблюдатель мог бы подумать, что в стране наступило долгожданное процветание: прокладывались железные дороги, строились промышленные предприятия, появлялись новые кофейные и каучуковые плантации (к началу ХХ века три четверти продаваемого в мире кофе было бразильским). Но займы делались без четкого плана по их погашению, проще говоря, правительство брало столько, сколько ему давали. За двадцать лет, с 1895 по 1914 год, бразильское правительство только от британских кредиторов получило более восьмидесяти миллионов фунтов, а фунт тогда был совсем не такой, как сейчас: британский рабочий в среднем получал шестьдесят фунтов в год, и этого было достаточно семье из трех-четырех человек. Кроме британских кредиторов были еще и французские, которые за тот же период дали кредитов на полтора миллиона фунтов (триста миллионов франков). Это основное, а ведь было и много мелких кредитов – американских, немецких и пр., – не попавших в поле зрения статистиков.