Цена жизни (СИ) - Стоев Андрей - Страница 27

— Здравствуй, бабушка, — поздоровался я и кивнул девчонкам: — Здравствуйте, девочки.

Реакция подростков меня поразила — они поклонились, как положено, но при этом прямо вспыхнули румянцем и почему-то слегка попятились. У меня даже возникло впечатление, что не будь здесь Стефы, они бы от меня просто убежали.

— Кеннер? — удивилась Стефа. — А ты что здесь делаешь?

— Приехал к тебе. У нас сегодня занятие, помнишь?

— Уже четыре часа? — поразилась она и посмотрела на часы. — И в самом деле. Что-то меня сегодня совсем закружили, я даже счёт времени потеряла. Позанимаемся, конечно. Вы всё поняли? — обратилась она к девчонкам, и те усердно закивали. — В таком случае выполняйте.

Те быстрым шагом двинулись прочь, с опаской на меня оглядываясь.

— Что это с ними? — в полном замешательстве спросил я у Стефы. — Или это со мной что-то не то?

— Не знаю, не знаю, что с тобой не то, — развеселилась Стефа. — Но девочки явно что-то подозревают.

— Что они подозревают? — тупо спросил я, уже не ожидая услышать ничего хорошего.

— Среди нашей молодёжи гуляет новая версия насчёт тебя. Что ты якобы можешь видеть, кто ещё девочка, а кто уже успел пошалить.

— Что за бред⁈ — потрясённо воскликнул я.

— Ну вот они в это верят, — пожала плечами Стефа. — Потому и стесняются.

— Откуда они вообще такую чушь взяли?

— Помнишь, как ты с одного взгляда определил, что скамейка снизу подпилена?

— Так то же скамейка!

— А они решили, что ты и девочек можешь взглядом просвечивать.

— Ваши девицы все поголовно сумасшедшие, что ли? — беспомощно спросил я.

— В этом возрасте все девочки сумасшедшие, — философски заметила Стефа.

— Можно подумать, мальчики в этом возрасте чем-то лучше, — хмыкнул я. — Напомни мне в следующий раз, что рядом с вашими подростками можно только молчать и улыбаться.

— Таким образом ты у них только воображение раззадоришь, — засмеялась Стефа. — Да не обращай внимания, девчонки просто друг друга пугают. Ты у наших подростков очень популярен, прямо кумир молодёжи, вот они наперебой и придумывают про тебя всякое разное. Не бери в голову, через некоторое время они это забудут. Придумают что-нибудь другое.

— Спасибо, ты меня утешила, — кисло отозвался я.

— Пожалуйста, — фыркнула она. — Ну ладно, расскажи мне, как у тебя дела. Гоняет тебя ваш Менски? У вас же сейчас на пятом курсе сплошная боевая практика.

— Менски сказал, что как боевик, я его перерос, и он не в силах чему-то ещё меня научить.

— Вот прямо так и сказал? — Стефа с удивлением посмотрела на меня.

— Сам я не думаю, что его перерос, но да, он так сказал. Ещё сказал, что нам с Леной надо бы заниматься с Анной Максаковой, но я очень сомневаюсь, что Анна захочет тратить на нас своё время.

— Почему ты считаешь, что она не захочет?

— Зачем это ей? Я бы ещё понял, если бы мы с ней дружили. Мы ей, конечно, уже не враги, но всё-таки не друзья.

— Это не так работает, Кеннер, — мягко сказала Стефа. — Анна тоже может быть заинтересована в этих тренировках. Для неё почти невозможно найти более или менее равного противника.

— Мы для неё даже близко не равные противники, бабушка, не льсти нам, — покачал я головой.

— Если вы действительно превосходите ваших преподавателей, которые вовсе не слабаки, то для Анны это будет просто подарком.

— Она что, не может найти для тренировок кого-нибудь из Высших?

— Ты не понимаешь, Кеннер, — она с укоризной посмотрела на меня. — Ей нужен чистый боевик сравнимой силы, а среди нас таких нет. Взять, к примеру, твою мать — она намного сильнее Анны, и легко смогла бы её уничтожить. Но если нужно не убивать, а всего лишь подраться, то от Милы никакого толку не будет — без своей силы она не сумеет отбиться и от студента-первокурсника.

— Вот сейчас я понял, бабушка, — я ощутил лёгкий приступ стыда за то, что не смог додуматься до этого сам. — Действительно, Анна может и заинтересоваться. Но посмотрим, что решит деканат насчёт нас — я всё равно предпочёл бы, чтобы её об этом просил Академиум, а не я.

— Не хочешь оказаться обязанным? — понимающе усмехнулась Стефа.

— Не хочу, — серьёзно ответил я. — Мы с Максаковой вовсе не друзья, и она с большой вероятностью воспримет моё предложение не как взаимовыгодную сделку, а как одолжение. Я пока не готов быть ей обязанным.

— Осторожный, — одобрительно заметила она. — Ну, это и правильно. Однако вернёмся к нашему разговору — так что вы сейчас делаете вместо боевой практики?

— Почему же вместо? Просто дерёмся меньше. В начале небольшой спарринг с Менски для разминки, а потом другими вещами занимаемся.

— С Леной не дерёшься?

— Смысла нет, бабушка, — вздохнул я. — Никакого толку из этого не выходит. Я её бить не могу, стараюсь обходиться разными захватами, и она тоже в полную силу не дерётся. У нас вместо нормального боя получаются какие-то обжимания. Генриха от этого зрелища раньше просто перекашивало, а потом он понял, что мы всё равно по-настоящему драться друг с другом не будем, и махнул рукой.

— С вашей связью этого и следовало ожидать, — кивнула Стефа. — А какими другими вещами занимаетесь?

— Пытаемся понять, есть ли душа у той или иной вещи, и чего эта душа хочет. Это как мы раньше учились определять напряжения, только в более сложном варианте. Не просто почувствовать, что, скажем, некий штырь испытывает напряжение изгиба, а понять, чего он хочет.

— Он, очевидно, хочет разогнуться, — хмыкнула Стефа. — Но я поняла, о чём ты. И как — получается?

— У Лены получается, да так получается, что Генрих только головой крутит. Я до этого вообще не мог себе представить, чтобы он кем-то восхищался, но вот — восхищается. А у меня поскромнее результаты — что-то выходит, но до Лены далеко. Я просто не совсем понимаю вот это вот всё про душу вещей.

— А что тебе непонятно? — немедленно заинтересовалась Стефа.

— Ну вот, к примеру, я вижу в лезвии ножа дефект. Микротрещину. Я говорю: вот здесь дефект, поэтому этот нож рано или поздно обязательно сломается. И чем большее усилие приложено к лезвию, тем быстрее оно сломается. Генриха мой ответ не устраивает, зато его приводит в восторг ответ Лены. Она говорит, что эта микротрещина не имеет значения, а важно то, что душа этого ножа не хочет быть ножом, поэтому она обязательно заставит нож сломаться. По-моему, это то же самое, что и мой ответ, только в какой-то дурацкой формулировке.

— Узнаю тебя, Кеннер, — сказала Стефа со смехом. — Ты повторяешь глупости с таким упорством, что, наверное, уже бы возвысился, если бы приложил это упорство на что-то действительно полезное. Не обижайся, — мягко сказала она, глядя на моё недовольное лицо. — Это действительно разные ответы, хотя они оба правильные. Это всего лишь разный взгляд на одно и то же явление. Просто твой ответ — это ответ инженера, а ваш Генрих, очевидно, хотел услышать ответ Владеющего.

— И всё равно я не понимаю, бабушка, — сказал я с досадой. — Есть нож, у него в лезвии есть внутренний дефект, поэтому он обязательно сломается. Зачем приплетать сюда какую-то душу ножа?

— А откуда взялся этот дефект?

— Ну… заготовка была дефектной. Кристаллизация при отливке пошла неправильно или ещё что-нибудь.

— Если нож хочет быть ножом, то он будет долго служить даже с дефектом. И наоборот, если его душа этого не хочет, трещина обязательно возникнет, даже если изначально её не было. Взгляд инженера бывает очень полезен, но он объясняет далеко не всё. Впрочем, и взгляд Владеющего тоже не способен всё объяснить. Это разные взгляды, которые дополняют друг друга. Иногда бывает полезно взглянуть на вещь с разных сторон, но всё же не забывай, что ты не инженер, а Владеющий. Ты не рассчитываешь механизмы, и тебе не нужна теория сопротивления материалов. Тебе нужна общая картина, а не значение сопротивления на изгиб.

— То есть ты хочешь сказать, что у каждой вещи есть душа, и именно она определяет поведение этой вещи?