Демон на одну ночь (СИ) - Елисеева Валентина - Страница 25

– Картина тринадцатого века не на библейский сюжет и не иконопись? – поразился Габриэль. – Такое великое исключение среди сохранившихся старинных картин должно стоить баснословных денег.

– Вы абсолютно правы, господин граф, а где замешаны большие деньги, там всегда есть место преступлению. Если феникс был намеренно убит, то его профессиональная деятельность – один из очевидных мотивов преступления.

– Пока не могу утверждать, что сбой в его организме не был аутоиммунным, то есть обусловленным природными патогенными процессами. Пробы воздуха возьмите во всех местах пребывания несчастного и смывы с поверхностей сделайте, – велела Аманда. – Впрочем, лучше я с вами своего человечка пошлю, оно надёжней будет.

– Господин граф, вам же доводилось руководить аукционным домом в Нормандии? – обернулся капитан к Габриэлю, в задумчивости облокотившемуся на шкаф.

– Не совсем так, какое-то время я был владельцем картинной галереи, устраивавшей торги произведениями искусства.

– Вы стали её владельцем после крупного скандала о продаже поддельных работ известных мастеров, причём с вашей подачи этот скандал и закрутился, – вкрадчиво заметил капитан. – Вы обратились в правоохранительные органы с заявлением, что приобрели явно неоригинальное полотно.

– Никогда не сомневался в способности полиции быстро собирать информацию, но к чему этот экскурс в прошлое?

– Полагаю, капитан пришёл не столько ко мне, сколько к тебе, – фыркнула Аманда, хорошо знающая повадки ушлого дракона. – Он хочет услышать твоё мнение о картинах в хранилище.

– Всего об одной: той, которую Бойд Маккони зачем-то перевёз вчера в свой домашний рабочий кабинет, – поправил Вэнрайт.

Аманда еле удержалась от улыбки. В полицейском департаменте не имелось штатных искусствоведов, а обращение к независимым экспертам ранее всегда приводило к множеству трудностей и неприятностей. Люди искусства – создания нервные, утончённые, зачастую имеющие весьма высокое мнение о своей персоне (и очень скромное – о большинстве окружающих, включая офицеров полиции). Грубоватому капитану не удавалось найти к ним подход, особенно когда очередная творческая личность заявляла, что уходит в творческий кризис и задание полиции придётся отложить до будущих светлых времён, когда она из этого кризиса выйдет. Господа искусствоведы срывались на аукционы и выставки, позабыв про заседания судов, на которые должны были явиться давать показания по делу, и так далее и тому подобное. Приземлённые, ответственные, пунктуальные искусствоведы в стране наверняка имелись, но полицейскому департаменту Атланты на таковых катастрофически не везло. Аманде припомнилось, что тот же Бойд Маккони несколько раз подавал в прокуратуру жалобу на хамское обращение и поведение полицейских, требующих поторопиться с экспертизой, которая и без того отнимает у него массу драгоценного времени.

На лице Габриэля отчётливо проступило желание отказаться от поездки на место предполагаемого преступления, и Вэнрайт развернулся к главе отдела токсикологии:

– Предпочитаю видеть в группе детективов тебя, а не твоего сотрудника: дело может выйти слишком громким и резонансным, чтобы допускать вероятность ошибки на стадии начала следствия. Ты с нами в минивэне в тесноте поедешь или на метле до места долетишь?

– Я подвезу, – встрепенулся Габриэль.

– Хм-ммм... тогда вам будет не слишком затруднительно на минуту в дом зайти, господин граф? – пряча довольную усмешку, спросил капитан, и высший демон согласился, что зайти несложно.

Предприимчивые капитаны полиции – тоже зло! Аманде страшно не хотелось замораживать процесс исследований состава тканей трагически погибшего феникса, особенно когда тот дошёл до финальной стадии. Она наградила капитана сумрачным взглядом, говорящим, что его хитрую задумку по приобретению эксперта раскусили. И только открыла рот, чтобы вытребовать себя минимум час времени на окончание первого этапа эксперимента, когда перегонный куб с мизерными остатками эпителия погибшего резко поменял цвет клубящихся в нём паров. Засиял сложный, многогранный рунический рисунок, попеременно высвечивая отдельные линии и кольца. Ведьминская магия вокруг сосуда заволновалась, и Аманда погрузила в её тёмные клубы руку, попутно расшифровывая руническую письменность, транслируемую маго-техническим оборудованием.

– Что там? – нетерпеливо спросил капитан у замершей неподвижно ведьмы, связывающей в единое целое показания магии и приборов.

– Готова раскладка по составу сохранившегося эпителия. И есть весьма примечательный момент! В кожных покровах сгоревшего обнаружено вещество, которое никак не могло образоваться в процессе естественной деятельности организма. Более того, это вещество имеет магическую составляющую, которую тоже никак не мог сгенерировать организм оборотня, напрочь лишённого магии. Назначение магического элемента, как и точное химическое строение самого вещества, пока неясно.

– Так, чётко и внятно: его отравили? Да или нет? – рыкнул дракон.

– Версию отравления вам следует принять за основную, – подтвердила Аманда.

Хмуро сообщив адрес загородного коттеджа Маккони, капитан пошёл отправлять опергруппы в компанию и в дом жертвы. Габриэль, сказав, что выбросит коробки из-под ланча и будет ждать её в общем коридоре, вышел вслед за капитаном. О стол звякнул и покатился какой-то небольшой предмет. Подхватив его на ладонь, Аманда увидела кольцо, подаренное вчера повелителем эльфов. Тяжко вздохнув, она спрятала символ помолвки в карман. Как там говорила Кэтрин: в её судьбу вмешались обстоятельства непреодолимой силы? Удивительно быстро может запутаться жизнь разумной женщины, привыкшей всё рассчитывать наперёд и не менять своих решений! Она совершенно не представляла, что и как сказать Элсинэлю.

Изысканный загородный дом искусствоведа был двухэтажным. Он блистал белоснежными портиками и балюстрадами, фигурными балясинами лестниц, гранитными плитами подъездной аллеи. Со всем этим изящным великолепием контрастировал мрачный коренастый полицейский, курящий на крыльце и сбрасывающий пепел в вазу на голове мраморной нимфы, украшающей парадный вход в здание. Сержант молча кивнул поднявшимся по ступенькам экспертам, Габриэль учтиво распахнул перед Амандой дверь, и они погрузились в мир ковров, картин и антикварной мебели.

Пошли на звук приглушённых женских рыданий и быстро добрались до домашнего кабинета феникса. Очевидно, владелец аукционного дома имел привычку работать не только в городском здании компании: перед кабинетом имелась небольшая уютная комнатка, уставленная стеллажами с документами. Отсюда и доносились рыдания: молодая человеческая девушка горько плакала в кресле, сквозь всхлипывания отвечая на вопросы капитана Вэнрайта. Ей рассказ сводился к тому, что она – личная помощница Бойда Маккони, приходившая на работу именно сюда: с полудня до пяти вечера. В городском офисе у искусствоведа имелось множество клерков, но только ей он доверял оформлять самые трудные и крупные контракты, составлять каталоги, содержание которых требовалось хранить в тайне вплоть до опубликования, и тому подобное.

– Он был мне как отец, понимаете? – всхлипывала девушка. – Моя мама работает здесь же экономкой, мой родной отец бросил нас, когда я была ещё маленькой. Я, можно сказать, выросла в этом доме, и мистер и миссис Маккони стали мне дороги, как члены семьи! Они знали, что я скорее умру, чем обману их доверие, потому и приняли на работу, как только я закончила колледж.

– Вы с матерью живёте отдельно, не здесь? – вклинился в рассказ Вэнрайт.

– Да, у нас квартира в пригороде, неподалёку отсюда. Вы представляете, я узнала о трагедии всего полчаса назад, когда пришла как обычно к полудню и увидела полицейских.

– Где ваша мать?

– Она вот-вот должна приехать – мама ведь тоже не знала о трагедии, нам никто ничего вчера не сообщил, так что она с утра прямо из дома поехала закупать продукты для Маккони на ближайшие три дня.