Первомай (СИ) - Ромов Дмитрий - Страница 26

— Мусор-на… Легаш… Ментяра… Иначе, почему такой борзый? Инженер, бля! Хер ты, а не инженер! И приёмчики знаешь…

— Не благодари, короче, — я потянул ручку двери.

— Стой-нах! Ты нахера пацанов моих ментам сдал?

— Ты вроде беспредельщиком не был никогда. Давно со взломщиками мохнатых сейфов закорешился?

— Чё-ё? — недоверчиво протянул он.

— Девушку они хотели оттарабанить. Подружку мою, кстати. С такими воры что делают? Не знаю, если это дружки твои…

— Нашёл дружков! — рыкнул он. — Шныри они!

Ну всё, начал оправдываться. Теперь он был мой и можно было сказать, что вербовка прошла нормально.

— Ну, а зачем тебе за шнырей впрягаться? — пожал я плечами.

— С другой стороны… — как бы размышлял он вслух. — Молодой ты что-то, чтобы такими делами в ментовке ворочать.

Я усмехнулся и открыл дверь.

— Ладно, Жаров, — мотнул Сапфир головой. — Посмотрим, чем дело кончится. Если что, я тебя на ремни порежу. Имей в виду.

— Бывай, Олег Николаевич.

— Слышь, имя моё вообще никто не знает, так что ты не базарь лишнего, мильтон.

Я вышел, аккуратно захлопнул дверку и пошёл в сторону остановки, а Сапфир остался сидеть в машине. Я продефилировал мимо Моти и ещё нескольких человек с удивлением глядящих в мою сторону. Там же стояли и помятые обэхээсники. Проходя, я подмигнул им и показал пакет с изъятыми духами.

Дойдя до перекрёстка, повернул направо и скрылся из видимости джентльменов удачи. В ближайшее время меня беспокоить не будут. Только что я навредил своей репутации предсказателя преступлений. Но зато и предотвратил массовый расстрел, вошедший в учебники криминалистики, как Верхотомская резня. Надеюсь…

Наши люди не то, что в булочную, наши люди на такси на работу ездят. Впрочем, я попросил водителя остановиться на некотором расстоянии от проходной и, расплатившись, зашагал к проходной.

На сердце было легко. Радостно было. Всё-таки, молодость — это не только отсутствие болячек и нормальное давление, это ещё и музыка в груди. Блин. Мысли были странные, совсем для меня нехарактерные. Я сам себе удивился и отметил, что мрачность, сопровождавшая меня последние сто лет, незаметно испарилась уступив место совсем другим мыслям и чувствам.

— Тебе Кофман из Москвы три раза звонила, — подмигнул Вотруба, когда я зашёл в кабинет. — Вон на столе записка с номером телефона.

Он кивнул на мой стол, и я благодарно улыбнулся. Спасибо, добрый человек за подсказку. Я подошёл снял пальто и…

— Жаров! Пожалуйста, сто раз просила, вешай пальто в шкаф.

Я обернулся и посмотрел на девицу, показывающую рукой на шкаф. И тебе, девица, спасибо. Я едва не рассмеялся. Как всё славно складывалось.

— А ещё, — кивнул Вотруба, — Ткачиха тобой интересовалась. Ты сегодня нарасхват у слабого пола. Но за отсутствие на рабочем месте можно и схлопотать.

— Вообще-то я на больничном.

— Он Ткачихин любимчик, — фыркнула молодая и пышная, как сдобная булка барышня. — Ему ничего не будет.

— Но придётся иначе отрабатывать, — засмеялись за моей спиной.

— Что за буллинг, товарищи? — улыбнулся я, повернувшись на голос. — Такое социальное явление, как травля, присуща капиталистическому миру, а в коллективах советских трудящихся это уродливое явление сигнализирует о нездоровых и болезненных тенденциях и требует немедленного вмешательства широких общественных масс.

— Ну, ты и загнул, демагог, — восхищённо покачал головой Вотруба.

— Да, эти профкомовские все такие! — недовольно заявила дама, указавшая мне на шкаф. — Если тебе что-то надо, хрен, что получишь, но они тебя так заболтают, будешь рад, если живым уйдёшь.

Я повесил пальто и вернулся к столу. У Вотрубы зазвонил телефон.

— Внутренний, — пробормотал он. — Опять Ткачиха… Слушаю, Кошкин у телефона… Да, Зинаида Михайловна. Жаров? Явился… Явился, да. Сейчас отправлю.

Он повесил трубку и молча кивнул на дверь.

— К Ткачук?

— Иди. Очередное повышение.

Я молча вышел.

Зинаида Михайловна метала громы и молнии.

— Жаров! Ты не много ли себе позволяешь? Ушёл и весь день неизвестно где пропадаешь! Это как понимать⁈ Тебе что, всё можно? Или что? Если с начальником сложились хорошие отношения, значит можно на шею садиться? Сел, понимаешь, и ножки свесил! А я, хрупкая женщина, мало того, что всю работу целого отдела на своих плечах несу, ещё и этого лоботряса должна на руках носить. Тебе жирно не будет?

— Зинаида Михайловна, — умиротворяющим голосом парировал я, — у меня же постельный режим. Мне доктор строго настрого запретил перетруждаться.

— Перетрудился он! Посмотрите на него! А как тебя во «Встречу» занесло? Это надо же, главный инженер сообщает, мол ваш сотрудник там прохлаждается!

— А сам-то он что там делал? — развёл я руками.

— С ним-то всё понятно, а вот с тобой не очень. Давай, будь столь любезен, объясни. Хотя, не надо, всё равно ничего толкового не скажешь!

Она обречённо махнула рукой.

— Давай духи!

Я кивнул и, как фокусник, вытаскивающий кролика из шляпы, и извлёк из бумажного пакета, куда предварительно её поместил, синюю коробочку с духами.

— Ты издеваешься⁈ — возмущённо воскликнула начальница. — Почему «Клима»? Ты же обещал «Нину Ричи»!

— Не помню, — пожал я плечами.

— Ты дуру-то из меня не делай! Почему «Климá»?

— Так французские же, Зинаида Михайловна. Сами просили.

— Просила? Да только не эти! Я ведь их уже дарила! Я же тебе сразу сказала, их не брать!

В небольших окошках очков глаза её казались не столько злыми, сколько обескураженными и даже обиженными.

— Вы меня простите, но я этого совершенно не помню, — чистосердечно признался я. — У меня и справка есть.

— Справка⁈ — с трагическим надрывом повторила она. — Я тебе сейчас устрою справку! Такую, что ты месяц пошевелиться не сможешь!

— Других не было, — пожал я плечами. — Только «Климá». Отличные духи, между прочим. Вся Москва ими пахнет.

— Жаров! — замотала головой Ткачиха и поджала губы.

Она встала из-за стола и двинулась в мою сторону. Я мужественно выстоял перед искушением тут же выскочить в коридор и не сдвинулся с места.

— Сейчас я тебе устрою! Москва у него пахнет! Ты сам сейчас так запахнешь!

— Зинаида Михайловна… — сказал я чуть севшим голосом. — Зинаида…

Я не договорил, поскольку мысли вдруг приняли совершенно иное направление, потому что в этот момент Ткачиха вжала меня в дверь, придавив тяжёлыми налитыми грудями.

11. Девушки в моей судьбе

Поверить в то, что Саня Жаров променял златогривую ахалтекинку Женю на горячую буйволицу Зину было довольно трудно. Сердцу, конечно, не прикажешь, но кто видел Женю, тот бы меня понял. Впрочем, надежды на скорое появление Жарова было мало, а сам я уже довольно активно обустраивался во временах, своей юности.

И если бы меня ещё на некоторое время оставили здесь, то я бы уже не так охотно поднялся на площадку на последнем этаже бабушкиного дома, чтобы сделать шаг в будущее. Это раз. Было ещё одно соображение. Несмотря на некоторую бытовую необустроенность и суету новой жизни, так не походившую на ритм последних десятков лет моей жизни, мне здесь нравилось. Это два. Ну, и, наконец. Я — это я, а не тот Саня, которого лишил жизни бандит Толоконников. Это три.

А, раз так, я мог бы не без гордости и некоторой доли цинизма заметить, что неплохо знал, как вести себя с такими Зинами. Поэтому я поднял руки, положил ей на талию и чуть потянул на себя. Где мои семнадцать лет, так сказать. Глаза её вмиг стали огромными и удивлённо-взволнованными.

— Зинаида, это харрасмент — тихо, но твёрдо произнёс я, ибо, как хорошо известно, взялся за грудь, говори что-нибудь.

Я, конечно, взялся не за грудь, но она была максимально близка. Ближе, чем можно было бы представить мгновенье назад.

— Жаров! — воскликнула Зина так, будто это было коммунистическое приветствие и, уперев руки в дверь, начала пытаться отстраниться.