За деньги - Коваль Лина - Страница 14

Своим «до Ренаты тебе еще сосать и сосать»Хаджаев завел меня не на шутку. Еще в школе так было. Если я слышала, что кто-то из одноклассников справляется лучше меня, тут же начинала учиться еще усерднее и внимательнее.

Подумаешь, наука…

Успокоившись и выдохнув, возвращаюсь в спальню. Даже немного привыкаю к собственной наготе. Фигура у меня хорошая. И коленки ни капельки не страшные.

Амир за время, пока меня не было, тоже успел принять душ. Я нервно улыбаюсь, как дура, разглядывая небрежно завязанный белоснежный халат. Рядом с кожаным креслом на журнальном столике замечаю бутылку с виски, тарелку со льдом и стакан.

А еще… смазку. Упаковку из рекламы узнаю сразу.

– Я готова, Амир, – облизываю пересохшие губы.

В его черных глазах плавает язвительная ирония.

– К чему?

– Ты шутишь?

– К чему ты готова, Злата?

Смотрю на него зло.

Обязательно надо устраивать все это? Дагестанский психотерапевт в деле.

– К сексу, – выпаливаю.

Амир снова смеется, забрасывает ноги на столик и запрокидывает голову на спинку кресла.

– К какому-то определенному?

Унижает меня, вынуждая разговаривать об этом.

– К любому сексу, – закатываю глаза.

Достал!..

Пугаюсь, когда он резко поднимается. Все-все-все силы внутри собираю.

– Хочешь сказать, ты на все готова?

– Да… – киваю.

В глазах дагестанца снова рождается черная похоть, которой он будто измазывает мое тело с головы до ног. Линию груди, талию, бедра. Становится одновременно страшно, жарко и, пожалуй, стыдно… капельку.

– Прямо так и на все?

– За деньги… – уточняю.

– Очередная русская дура в Эмиратах, – зло усмехается он, а затем скучающе покачивает кубики льда в стакане с виски. – Любишь деньги, девочка?

– Пф-ф… А кто их не любит?

– Те, у кого есть гордость или собственное достоинство.

– Я на все это пока не заработала, – легкомысленно пожимаю плечами.

В нашей деревне все гордые, но бедные. Я так не хочу.

– Ну окей, – кивает Хаджаев, скидывая белоснежный халат. – Тогда я тебя покупаю…

Глава 15. Злата

Горло распирает от застывшего там вскрика. Не могу разобраться, какой именно он природы – то ли от облегчения, то ли от ужаса.

Сердце даже не колотится: оно неистово долбит о ребра. Мечется там, внутри, как птица, которую насильно поместили в клетку. Глупая, глупая птица, залетевшая не в ту оконную створку…

Обнаженный Хаджаев намного опаснее, чем одетый.

Обнаженный Хаджаев мне не нравится. Совершенно точно.

Не нравится хотя бы тем, что он больше меня раза в два. Амир не перекаченный бодибилдер, но и не доходяга. Что-то среднее. Очень высокий и стройный. Его мышцы на руках, груди, животе и бедрах, как и он сам, – строгие и основательные. Ноги, покрытые короткими черными волосками, тоже пугают и смущают.

А член…

Закусываю губу. Кошмар…

Будет больно, Златка. Даже если ты примешь ванну из кокосового масла.

Вытягиваюсь в струну, когда мужская рука уверенно обхватывает мое горло, все-таки выбивая из него невнятные остатки вскрика.

– Еще не поздно отказаться, – зловеще произносит Амир.

– Я не откажусь, – сжимаю челюсть.

Ни за что.

– Решила быть шлюхой? – Пальцы на моей шее будто тяжелее становятся.

– Какое-то время – да.

Мамочки… Хаджаев в силах переломить хрупкие позвонки одним нажатием ладони, но… он ведь не будет этого делать? Вроде бы адекватный, взрослый, уверенный в себе мужик.

– Зубы покажи, – приказывает.

Вспыхиваю всем телом. Каждой живой клеточкой, каждой испуганной частичкой себя.

Унизительно – жуть, но я, как беспородная лошадь, скалюсь и с вызовом смотрю на человека, который только что заявил, что меня покупает.

Откуда мне знать, какие у него привычки? И чем измеряется адекватность?

Амир придвигается ко мне всем телом так, что упругий член касается низа живота. Нависает и давит своей тяжелой энергетикой. Я инстинктивно выставляю ладони перед собой и размещаю их на теплой груди.

Черные глаза пристально исследуют мои зубы. Знала бы, почистила бы их тщательнее, но я, дурында, уделяла внимание другим своим частям тела. Более очевидным.

Воистину, мужчины странные люди.

– У тебя красивые ровные зубы, – склоняет голову Хаджаев. – Не боишься остаться без них?

– Эм…

О чем это он?

Снова и снова страх подкидывает. Мышцы под ладонями напрягаются, чувствую, как подрагивает член и, как результат, костенеет мое тело.

– Боюсь вернуться в деревню, – произношу я охрипшим голосом. – Боюсь всю жизнь прожить, как мать с отцом.

– Работая?

– Выживая…

Он зло улыбается. Зубы, кстати, у него тоже неплохие.

– Избавь меня от бытовухи, – морщится.

Амир, не ослабив хватки, совершает полуоборот. Я, словно легкий воланчик, перебираю ногами и пытаюсь удержать равновесие, оказавшись без опоры.

– Хочу, чтобы ты мне сначала отсосала, – произносит скучающе, размещая руки на поясе.

Опускаюсь на колени и касаюсь мягких волосков на мускулистых бедрах. Тяжелый член приветливо раскачивается перед моим лицом.

Вот и встретились.

Как на экзамене осматриваю мужской половой орган, который до вчерашнего вечера видела только на фотках в телефоне или на картинках.

Облизываю головку, стараясь не дышать. Потом все-таки бросаю эту затею и радуюсь. Сегодня пахнет гораздо приятнее. Ласково посасываю тонкую кожу, осторожно двигая рукой.

Набираюсь сил и поднимаю глаза на Амира.

Он молча наблюдает за движениями моего языка, кладет ладонь мне на затылок и, не обращая внимания на всхлип, забирает волосы в кулак.

– Да-а, – хрипит, трахая мой рот.

Царапаю его ноги, но ему хоть бы что.

Длится это, слава богу, недолго.

Хаджаев заставляет меня подняться. Так же – тянет за волосы. Нежности от него я и не ждала. Ни нежности, ни того, что мой первый раз станет особенным. В этот момент клянусь себе: мой «первый настоящий секс» будет действительно особенным. С любимым, ласковым мужчиной.

И точно не за деньги!

Прикрываю глаза, укладываясь животом на спинку кресла и тараня лбом мягкую кожу. Этот опыт я просто переживу. Заберу заработанное, куплю себе шмотки и снова отправлюсь в Москву.

Я стану знаменитой. Переживу и забуду. У каждого известного человека есть скелеты в шкафу. Мои будут с дубайскими корнями. Подумаешь…

– Ай, – пищу, чувствуя на половых губах холодную смазку.

– Вот тебе и «ай», блядь. Прогнись, расслабься и ноги раздвинь пошире.

Киваю еле заметно.

Локтями упираюсь в сиденье, заслоняю ладонями лицо, но, вдавливаясь в скользкое кресло, послушно раскрываюсь перед дагестанцем.

– Так пойдет, – хвалит Амир, больно шлепая по ягодице.

Неприятный звук шелеста фольги. Тяжеловесное дыхание хищника за спиной. И резкая пронзающая боль, которая останавливает время.

Хватаю воздух ртом.

Носом.

Снова ртом.

Слезы брызгают из глаз вопреки установкам и принятым решениям.

Хаджаев снова и снова лупит меня по жопе – я в ужасе пытаюсь отпрянуть, но он кладет руку на шею сзади, сминает ее вместе с волосами и давит. Как зверь фиксирует жертву, чтобы отодрать ее как следует. Фантомная боль оседает в теле.

Я плачу, он – платит.

Амир врывается в меня, словно раскаленным ножом в размякшее масло. Ускоряет темп. Режет изнутри. Режет. Режет.

Не знаю, сколько это длится…

Наконец-то замирает.

Отсчитываю секунды до момента, пока он не покидает мое напряженное тело, в последний раз награждая позорным, болючим шлепком.

– Свободна на сегодня.

Стук двери слышится мне чем-то прекрасным. Моим освобождением.

Еле сдвигаю ноги и, похрамывая, направляюсь в ванную комнату. По пути нехотя бросаю взгляд на вмонтированное в стену большое зеркало. Лицо красное, но по цвету гораздо тусклее, чем алые пятна на ягодицах и бедрах. Между ног – следы крови вперемешку со смазкой.