Секретная просьба (Повести и рассказы) - Алексеев Сергей Петрович - Страница 6

Флигель-адъютант Дурново и тут больше других старался:

— Золотое сердце у государя. Добрейшей души человек наш государь.

Кивал головой Николай I. Видать по всему — соглашался.

Когда верные царю войска окружили восставших, не стал Николай I тратить напрасно время. Дал он команду конным идти в атаку.

Полковник Вельо хвастал царю:

— Да я их, ваше величество, вот этой самой рукой, — поднял он руку, взмахнул палашом, — враз приведу к смирению. Побегут у меня злодеи.

— Вперёд! — скомандовал конным Вельо.

Устремились вперёд драгуны.

Однако не дрогнули восставшие на Сенатской площади. Встретили конных огнём солдаты.

Остановились, попятились конные.

— Вперёд! — надрывается Вельо. — Орлы, вперёд!

Однако атаки конных всё тише и тише. Даже та, что считалась первой, если сказать по правде, но отличалась особой силой.

Объясняют драгуны:

— Кони у нас не подкованы.

— Не наточены палаши.

Ясно слепому — хитрят драгуны.

Да и восставшие стреляют скорее для вида. Пули проходят поверх голов.

Понимают драгуны — гренадеры нарочно стреляют вверх. Не хотят убивать своих.

Понимают гренадеры — драгуны нарочно в атаках плохи. Не хотят разгонять своих.

Понял это и царь Николай I. Дал он сигнал прекратить атаки.

Неудобно царю признаваться в том, что драгуны нарочно щадили восставших. Объясняет своим приближённым:

— Кони у них не подкованы. Не наточены палаши.

Делают вид приближённые, что так и есть всё на самом деле. Повторяют слова государя:

— Кони у них не подкованы.

— Не наточены палаши.

Без смертей обошлись атаки. И всё же с потерей один нашёлся. Пострадал сам полковник Вельо. Лишился руки полковник.

Когда он занёс палаш и кричал громко команды, кто-то в руку ему и стрельнул. Пуля попала в локоть. Вскрикнул полковник, выпал палаш.

Сокрушался полковник Вельо:

— Наглецы! Стервецы! Злодеи! Да если бы не этот дурацкий случай, кивал на повисшую плетью руку, — я бы в момент их привёл к смирению!

Как видно, Вельо любил похвастать. Даже конь, на котором сидел полковник, хотя он всего и обычный конь, и тот при этих словах не сдержался.

Рассмеялся драгунский конь.

Молод. Весел. Как тополь строен. Золотистые кудри. Соболиные брови.

Это и есть Бестужев. Пётр Бестужев — кронштадтский мичман.

Вот он мчится в санках по первому снегу. Как ветер летит рысак. Вьются по ветру кудри. Золотистые кудри. В серебро разукрасились брови. Соболиные брови.

В числе декабристов Бестужевых было четыре брата: штабс-капитан Александр Бестужев, штабс-капитан Михаил Бестужев, морской офицер Николай Бестужев и Пётр. Пётр Бестужев — младший из братьев. Годами и чином младший. Он мичман пока всего.

Полны отваги братья Бестужевы. Преданны общему делу. Двое из них, Александр и Михаил, вместе со штабс-капитаном Щепин-Ростовским привели на Сенатскую площадь Московский полк. Николай, из братьев он самый старший, призвал к восстанию гвардейский морской экипаж, привёл моряков на Сенатскую площадь. Пётр…

Любят старшие братья младшего, оберегают. В канун восстания договорились они отправить Петра подальше от Петербурга, в Кронштадт, к месту военной службы. Состоял молодой Бестужев в адъютантах у командира Кронштадтской крепости.

Брат Николай, прощаясь, сказал:

— Не смей возвращаться назад без вызова.

Брат Александр добавил:

— И даже если услышишь стрельбу, чтобы в руки не брал оружия.

Михаил от Петра потребовал:

— Дай слово, если придёт беда, для матери стать опорой.

Не стал младший перечить старшим. Уехал в Кронштадтскую крепость. Успокоились старшие. И вдруг на Сенатской площади в самый разгар восстания заметили братья знакомые брови, знакомые кудри. Золотистые кудри. Соболиные брови.

— Как ты посмел!

— Мальчишка!

— Немедля ступай отсюда!

— Не уйду, не уйду! Право на то имею.

— Марш отсюда, немедля марш!

— Не уйду, не уйду! Право на то имею.

«Ну и наглец, — поразились братья. — Право ещё придумал!»

— Кто же право тебе пожаловал?

— Вы, — отвечает младший.

— Мы?! — возмутились старшие.

— Вы, — повторяет Пётр. — Право моё — фамильное. Я, как и вы, Бестужев.

Не смог генерал Милорадович уговорить солдат. Не разогнали восставших конные.

Задумался царь Николай I: что бы ещё придумать?

Кто-то шепнул царю:

— Ваше величество, слуг бы господних послать к злодеям.

Понравилась мысль Николаю I. Приказал он срочно вызвать к себе попов.

Явились отцы святые — отец Серафим и отец Евгений.

Глянул царь Николай на отца одного, на отца другого:

— Ну что же, ступайте с богом.

Подкатила карета. Уселся в карету отец Серафим. Уселся в карету отец Евгений.

— Боязно что-то, — шепчет отец Серафим.

— Аж мурашки идут по телу, — отзывается поп Евгений.

Приехали они на Сенатскую площадь. Остановилась карета. Вылез наружу отец Серафим, вылез отец Евгений. Подошли святые отцы к восставшим. Задрали кресты в поднебесье.

— Побойтесь бога. Он всё видит, всё слышит, — начинает отец Серафим.

— Он всё видит, всё слышит, — повторяет отец Евгений.

— Покарает за дело такое господь, — продолжает отец Серафим. Наложит проклятие вечное.

— Наложит проклятие вечное, — повторяет отец Евгений.

Неловко солдатам от этих слов. Притихли, потупили головы.

Вовсю разошёлся отец Серафим, даже ногой притопнул:

— Гореть вам, отступники, в пламени адовом. Не видеть вам райских садов.

— Не видеть вам райских садов, — повторяет отец Евгений.

Всё шло у попов хорошо. Но вдруг среди солдат озорник нашёлся.

— Фьить! — присвистнул какой-то лихой гренадер. И лицо на страшный манер состроил.

Сбился с мысли отец Серафим.

На полуслове запнулся отец Евгений.

Хихикнули дружно солдаты. А тут ко всему ударили вдруг барабаны. На парадах не выбивали солдаты такую дробь, как тогда на Сенатской площади.

Показалось святым отцам, что расступилась земля под ними, что в небе грохочет гром.

Схватился за уши отец Серафим. Схватился за уши отец Евгений.

— Боже, спаси, помилуй!

Развеселились совсем солдаты:

— В церковь ступайте, святые отцы. Тут нам попов не надо.

Пытался отец Серафим снова начать о боге. Только раскрыл в полуслове рот, как тут же солдаты опять подняли такой барабанный стук, что даже царь Пётр I на своём пьедестале вздрогнул.

— Ступайте, ступайте! — кричат солдаты. — Разберёмся без вас, без бога!

Кто-то пристукнул ружейным прикладом. Кто-то лязгнул для большего веса штыком. А тут гренадер-озорник снова состроил такую рожу, что обоим отцам показалось вдруг, будто бы сам дьявол своей особой явился сюда на площадь.

Попятились слуги господни. Повернулись — и прочь отсюда.

— Свят, свят, — крестился отец Серафим.

— Ик, ик, — икал от испуга отец Евгений.

Коротки в Петербурге зимние ночи. Солнце взошло и тут же бежит к закату.

Боялся царь Николай темноты. Пойди уследи в темноте за солдатами. Не верил в преданность войск Николай I. Не покидала царя тревога: «Защищают пока меня, а сами небось, как бы к злодеям, думают».

Шепчут царю приближённые:

— Многие, ваше величество, ждут темноты. Перебежки возможны. Слухи идут нехорошие.

Посмотрел государь на небо. Сереет, сереет, сереет восток. Ещё час и совсем стемнеет.

Николаю I представилось страшное. Взбунтовались кругом полки. В темноте осмелел народ. Всколыхнулось, как море, Сенатская площадь. Бегут на него солдаты. Тянут вперёд штыки. Содрогнулся от мысли подобной царь. Подумал: спасение в пушках.

Давно уже отдан о них приказ. Время идёт. Однако что-то не едут пушки.

— Где пушки? — вскричал Николай I.