Заблуждения толпы - Бернстайн Уильям Дж. - Страница 61

«Вопрос о том, является Луи-Наполеон антихристом или нет, вызвал столь бурное обсуждение, что я не могу остаться в стороне: лично мне ясно, что он – великий посланец латинского, или десятирогого, зверя наших дней и что все его действия отчетливо знаменуют собой приближение финальной сцены. Хвала Богу!»448

В 1881 году Андерсон, вдохновленный сочинением Ньютона, опубликовал трактат «Грядущий князь», смелое и провокационное пророчество, не утратившее своей значимости по сей день. (Примечательно – и типично для фракционных метаний среди диспенсационалистов всех эпох, что Ньютон к тому времени подался в независимые баптисты и сделался яростным критиком диспенсационализма449.) Положение Андерсона в обществе обеспечило ему свободу мысли, которая оформилась в пророческую систему, послужившую основой мрачных прогнозов конца двадцатого столетия – к примеру, от Джерри Фолуэлла и Хэла Линдси [135], не говоря уже о зловещих и феноменально прибыльных романах Тима Лахэя и Джерри Дженкинса.

Трактовка диспенсационализма по Андерсону в конце девятнадцатого столетия, восходящая непосредственно к книге пророка Даниила (9:24–27), имеет важное значение для понимания корней современного американского протестантского фундаментализма. Эти четыре стиха книги пророка Даниила описывают библейский период в «семьдесят седмин» между возвращением евреев из Вавилонского плена и приходом Мессии. Как ни странно, в стихах этот отрезок времени делится на три периода, а именно: семь седмин, шестьдесят две седмины и последняя седмина, которая тоже делится пополам. (Название книги Андерсона отсылает к «грядущему вождю» [136], то есть к антихристу, который возглавит конфедерацию десяти народов.)

Как тут не вспомнить расчеты миллеритов, которые приводились в предыдущих главах, на основании книги пророка Даниила, где говорится о 2300 «вечеров и утр», иначе – лет, между возвращением евреев из Вавилона и концом времени, который должен наступить в 1843 или 1844 году450. Андерсон вместо лет решил сосредоточиться на семидесяти «седминах», то есть на 490 днях / годах из девятой главы книги пророка Даниила, усмотрев в них временной промежуток между возвращением из Вавилона и Вторым пришествием. Расхождение в 1810 лет между оценками Андерсона и подсчетами миллеритов наглядно подчеркивает неточность библейских пророчеств; здесь показательно, как именно толкователи Библии преодолевают когнитивный диссонанс с разницей почти в два тысячелетия относительно длительности указанного временного промежутка.

Чтобы как-то обосновать эту «коррекцию» в 1810 лет, понадобилась невероятная изобретательность: Андерсону ведь требовалось справиться с неверием и убедить богословов. Вторя Дарби, он остановил апокалиптический «хронометр» на распятии в конце шестьдесят девятой седмины, когда Мессия «отстранен», и снова запустил его с появлением антихриста. Возобновление хода времени в апокалиптическую семидесятую седмину «будет предвосхищено пришествием другого князя [антихриста], который заключит семилетний завет (или договор) с евреями; в середине седмины (то есть через три с половиной года) он нарушит этот договор, запретит молиться в храме и подвергнет поруганию таинства их религии. Все настолько ясно, что поймет даже любой умный ребенок»451.

Андерсон почти не сомневался в том, что эта последовательность событий уже начала разворачиваться и что она подразумевает «исход какого-то великого европейского кризиса в будущем, когда сложится эта конфедерация наций и, таким образом, будет подготовлена сцена для появления ужасного Существа, великого вождя людей в судьбоносные дни, которые должны завершить эру языческого превосходства»452.

Диспенсационалисты заранее определили два события, которые ознаменуют конец этого срока и возобновление хода времени, а также привлекут внимание Всевышнего к евреям и тем самым возвестят о конце времен: это возвращение евреев в Святую Землю и восстановление Римской империи в виде европейской конфедерации десяти народов с антихристом во главе. Дарби оставил после себя десятки томов сочинений, но нечитабельность стиля ограничила круг его читателей небольшим ядром грамотных и решительных верующих. С другой стороны, проза Андерсона чиста и прозрачна, как отменный кларет, а точное предсказание о возвращении евреев в Палестину в «Грядущем князе» воодушевляло более поздних читателей в двадцатом столетии.

Пророческую силу книги Андерсона подкрепляло то обстоятельство, что она была опубликована в 1881 году, за десять с лишним лет до того, как Теодор Герцль основал современное сионистское движение, выпустил трактат «Еврейское государство» и созвал Первый всемирный сионистский конгресс, а также за треть столетия до того, как генерал Эдмунд Алленби отнял Иерусалим у турок-османов. До этих событий перспектива возрождения еврейского государства в Палестине казалась далекой даже Андерсону, который писал:

«Пророчества о восстановленном Израиле многим кажутся столь же несбыточными, какими виделись нашим предкам в прошлом веке предсказания нынешних триумфов электричества и пара»453.

Сегодня пророческое видение Андерсона о восстановлении еврейской власти в Палестине поражает. Увы, этого нельзя сказать о его прогнозе относительно обновленной Римской империи: ее все нет, и потому христианские фундаменталисты испытывают определенные сомнения. Например, через полтора столетия после того, как Ричард Грейвс увидел в национальных европейских конституционных монархиях 1815 года новую Римскую империю, диспенсационалисты попытались усмотреть ту же картину в Европейском союзе, но тот до сих пор не сумел ни породить антихриста, ни сформировать стратегический план союза с Израилем, не говоря уже о вторжении на Святую Землю [137].

* * *

«Великое разочарование» миллеризма избавило христиан-фундаменталистов от стремления точно назвать дату конца света. Но вот диспенсационалистов, начиная с Дарби, магнетически влекло к угадыванию библейских пророчеств по текущим событиям, прежде всего к выяснению того, какая группа народов окажется в итоге Новым Римом и кто из важных фигур станет антихристом. Беда заключалась в том, что сходство между библейскими и текущими событиями могло выглядеть правдоподобным и тревожным в данный момент, но по прошествии нескольких десятилетий подобные параллели – и те, кто их проводил, – неизменно представали не в лучшем, мягко говоря, свете.

Как будто всего этого было недостаточно, богатое и пылкое диспенсационалистское воображение Дарби пополнило финальную битву между восстановленным еврейским государством и новой Римской империей еще одним участником – неким царем Севера; этот персонаж неоднократно упоминается как захватчик Израиля у пророка Даниила, а Дарби видел в нем современную ему Россию. (В схеме Дарби, кстати, присутствовали и плохо поддающиеся опознанию царь Востока и царь Юга; под последним, вероятно, имелся в виду Египет454.)

Для человека столь интеллектуального отыскать библейский текст, подтверждающий грядущее вторжение русских в Святую Землю, было детской забавой. В книге Бытие (10:2) упоминаются шесть сыновей Иафета, и двое из них, Мешех и Фувал, в разгоряченном воображении Дарби отождествлялись с Москвой и Тобольском (стоит напомнить, что Тобольск находится значительно восточнее Уральских гор455 ).

В середине и конце девятнадцатого столетия имперская Россия охотно ввязывалась в конфликты и явно угрожала ослабевшей Османской империи. Дарби утверждал, что Россия отнимет у Турции «земли Гога» и затем вторгнется в пределы восстановленного еврейского государства. Во второй половине двадцатого столетия последователи Дарби приукрасили и дополнили это пророчество: дескать, евреи заключат союз с возглавляемой антихристом новой Римской империей в ответ на российскую угрозу, но антихрист разорвет союз три с половиной года спустя, предав евреев456.