Водоворот чужих желаний - Михалкова Елена Ивановна - Страница 64

– Пытаетесь переложить ответственность на меня? – прищурился Игорь Сергеевич, которому не слишком нравился этот самоуверенный мужик под два метра ростом.

– Кто принимает решения, тот и несет за них ответственность. Я бы не удовлетворился трогательным рассказом Кочетовой и проверил ее досконально.

– Каким образом?

– Для начала – в разговоре.

– То есть вы бы попытались ее… как это говорится на вашем сленге… расколоть, да? Правильно я понимаю?

– Я не следователь, а Кочетова – не подозреваемая, – отрезал Бабкин. – И никакого „нашего“ сленга у меня нет.

– Снежана – не тот человек, которого вы ищете!

– Мы ищем. – Бабкин подчеркнул слово „мы“. – Значит, вы не хотите, чтобы я проверял ее дальше?

– Я считаю это пустой тратой времени.

Кошелев сам понимал, что зря завелся, но отступать ему не хотелось. Для него это было равносильно признанию в поражении.

– Хорошо, – согласился Бабкин. – Пустая так пустая. Я сообщу вам, когда будут новости.

„Если будут, – мрачно поправил он сам себя, выйдя из кабинета. – Черт возьми, что за упертый мужик! Теперь нужно проверять всех остальных, хотя, возможно, именно это пустая трата времени. И не исключено, что в конце концов мы вернемся к той самой Кочетовой. Опять-таки, никто не отменял вопроса, как это сделать. Снова сунуться к начальнику службы безопасности? Бесполезно, да и опасно. Пойти к моим бывшим коллегам на поклон? До чего ж не хочется их по такой ерунде дергать… И так каждый раз к ним обращаемся, пора в штат включать всех, с кем я в одном отделе работал. Эх, дернула меня неладная взяться за это дело. Один геморрой от него получим и никакого удовлетворения. И, черт возьми, что там с Илюшиным? Второй день не могу до него дозвониться, впору самому в это село ехать“.

Илюшин лежал на старом диванчике в комнате, выделенной для него свекровью Натальи Котик, и чертил на альбомном листе схему. Точнее было бы назвать каракули Макара не схемой, а рисунком, но сам он любил говорить, что это схема.

В середине листа на ветвях дуба, изображенного Илюшиным, сидела русалка, а снизу на нее смотрел кот. У кота на морде имелись модные очки, точь-в-точь такие же, как у пижона Капитошина. Из-за кота выглядывала кривая физиономия с кустами на голове.

В понятном лишь ему порядке Макар выстраивал на листе бумаги корявые, не похожие ни на что фигурки, пририсовывал им штаны или юбочки, проводил между ними стрелки, быстро чертил какие-то значки, напоминающие пляшущих человечков. Три домика и шесть колобков рядом с ними символизировали для Илюшина семью Натальи Котик, но если бы кто-то спросил его, почему он рисует колобков, а не детей, Макар не смог бы ответить. Фирму „Эврика“ можно было опознать, потому что Илюшин изобразил, как умел, компьютер на четверть листа, внутри монитора сидели те же разнообразные человечки, отличавшиеся друг от друга выражением лиц и странной одеждой. Он целенаправленно старался не анализировать свои ощущения и рисовал, полагаясь только на фантазию и интуицию, зная, что в конце концов у него в голове начнет складывать картинка, включающая только необходимые элементы.

„Оперативники должны были исходить из того, что Вотчин открыл дверь знакомому человеку. Викулова рассказывала об осторожности коллекционера, и наверняка могли были найтись другие свидетели, подтверждавшие это. Разумно: если в твоей квартире хранится коллекция, которая тебе дорога, ты не будешь открывать дверь на любой звонок“.

Макар не обольщался на собственный счет и не сомневался, что оперативная группа поднимет все связи Вотчина гораздо быстрее, чем это сможет сделать он сам. Однако убийца до сих пор не найден.

– Предлагаю копать с другой стороны, – сказал Илюшин русалке, которой он нарисовал разные глаза: один большой, другой маленький. – Знакомых исследуют и без нас. Но почему бы не предположить, что он открыл дверь незнакомому человеку? Или тому, которого он когда-то знал, но забыл.

Макар взял телефон, убедился, что в доме нет сигнала, и выскочил на улицу, приплясывая от холода и выдыхая пар в трубку. Сперва он набрал номер Кати, чтобы исключить ошибку.

– Катерина, здравствуйте, – быстро проговорил он, ощущая, как леденеют руки и уши. – Скажите, вы рассказывали следователю о том, что ваши коллеги в курсе истории с русалкой?

– Нет, – чуть растерянно ответила Катя, не сразу узнав Макара по голосу. – Я… я решила, что это неважно. Я об этом совсем забыла.

– Отлично, спасибо.

Не думая больше о Викуловой, которая только подтвердила то, о чем он и без нее догадывался, Макар напряженно вслушивался в гудки, мысленно упрашивая Бабкина побыстрее достать телефон, потому что чертовски холодно.

– Серега? У меня мало времени, записывай быстрее…

– Илюшин? – прервал его Бабкин. – Мать твою, Макар, ты где?! До тебя не дозвониться! Что с тобой? Что ты выяснил?

– Я все выяснил, – спокойно ответил Макар, перестав прыгать на месте. – Сковородов мертв, убит.

По мертвому молчанию напарника он понял, что подумал Сергей, и торопливо добавил:

– Его убили шесть лет назад. Подробности расскажу, когда приеду.

– Шесть лет? – недоверчиво переспросил Сергей, и вдруг в трубке что-то изменилось, и его стало слышно очень хорошо, словно он стоял рядом. – Шесть лет? Макар, Сковородов мертв?

– Да. Все они мертвы, как ты правильно сказал, мой философски настроенный друг. Думаю, что эта история закончилась.

Бабкин глубоко вдохнул и выдохнул. Только теперь он ощутил, насколько все это время его не отпускала тревога за Макара, пытавшегося найти убийцу Алисы Мельниковой.

– А теперь к делу, – сказал Илюшин, возвращаясь к прежним насмешливым интонациям. – Я хочу довести расследование до конца, раз уж влез в него. И ты мне поможешь. Мне нужны фотографии всех сотрудников „Эврики“, включая тех, кто не слышал рассказ Викуловой о русалке.

– Когда я успею?! – взвыл Бабкин, но Илюшин уже нажал кнопку отбоя и скачками бросился в дом, испугав старую собаку своей хозяйки.

– И куда их присылать? – спросил Сергей в пространство, стоя с телефоном в руках возле своего подъезда. – На деревню дедушке? Тьфу!

Он понимал, что раз Макару потребовались фотографии, они должны быть качественными и снятыми не камерой мобильного телефона, а приличным аппаратом, с разных ракурсов. Это значило, что предстоит вылавливать каждого сотрудника „Эврики“ после работы и осторожно фотографировать, стараясь остаться незамеченным. Нужная камера – крошечная, незаметная – у Сергея имелась, но беда заключалась в том, что одних рук для такой работы категорически не хватало. „Размножиться бы мне на троих, – ругался Бабкин, поднимаясь в квартиру. – А еще лучше – на четверых. Тогда работы будет на один вечер. А одному нужно трое суток вкалывать, чтобы раздобыть чертовы снимки“.

Выйдя из лифта, он остановился на лестничной площадке, потому что у него родилась идея. Он тут же позвонил Кошелеву, не успевшему уйти с работы, и, поговорив пять минут, пошел обратно к машине.

К его приезду тот уже приготовил снимки.

– На корпоративе снимали, – объяснил он, выводя на экран компьютера фотографии. – Поэтому здесь все, но некоторые в нетрезвом виде. Стоп! Нет, не все: Викуловой не хватает.

Он покосился на Сергея, но защищать Катю не стал.

– Викулова не нужна, – покачал головой Бабкин. – Этих достаточно. Спасибо, Игорь Сергеевич.

Он перезвонил Илюшину, удачно оказавшемуся на улице, и поинтересовался, что ему делать со снимками пятнадцати пьяных сотрудников „Эврики“.

– Как что? – удивился Макар. – Вышли их мне.

– А ты не забыл, что коммуникатор ты отдал в ремонт две недели назад? – в свою очередь удивился Бабкин. – Или ты живешь на складе факсов-принтеров-ксероксов? У меня есть распечатанные снимки, есть на флешке. А толку-то? Могу почтой отправить в твое Кудряшово. Как раз через месяц-другой дойдут. Если не потеряются по дороге.

– Записывай номер факса. Вышлешь на него, сделаешь приписку: Анатолию Ивановичу. Понял?