Русская война. 1854. Книга 5 - Савинов Сергей Анатольевич - Страница 5

Правда, в итоге все благие начинания оказались втоптаны в грязь. Когда пришло время собирать и обсуждать все идеи губернских комитетов, оказалось, что большинство если и рассматривают идею освобождения, то только без земли. Подобное не устраивало царя, и его министры нашли изящный выход: просто пригласили на итоговую встречу в Санкт-Петербург лишь либеральных дворян, тех, кто хотел именно «правильных» изменений. Неудивительно, что после такого о поддержке на местах говорить не приходилось.

– А теперь, Григорий Дмитриевич, давайте посмотрим на всю страну целиком, не только на проблему крепостничества, – Горчаков заметил мою задумчивость и решил дожать. – Стране нужны перемены, нужны люди, которые будут готовы бескорыстно на них работать. Но их мало, еще слишком мало, чтобы этого добиться, и что тогда? Ждать, давая России все больше и больше отставать от других великих держав? Нет! – Александр Михайлович начал горячиться. – Но тогда нам нужна причина, чтобы основная масса дворян тоже захотела перемен. Чтобы они признали, что текущее состояние страны не может дать ей того, что они так в ней ценят – величия.

Он замолчал, не договорив – такие вещи не говорят вслух – но я и так все понял. Патриоты-консерваторы не хотят перемен сейчас, но если Россия проиграет, то в их среде поднимется новая волна. А Горчаков и такие, как он, просто смогут ее подхватить и направить в нужную сторону. Вернее, не смогут! Но они-то про это еще не в курсе…

– А знаете, что я думаю про либералов, – я вернулся к тому, с чего мы начинали. – Вы, Александр Михайлович, сказали, что они должны быть бескорыстными, чтобы ограничения статуса и службы не влияли на их суждения. И это выглядит справедливым. Вот только мне кажется, что есть еще одна важная, даже важнейшая черта, которая должна быть в таких людях.

– И какая? – Горчаков нахмурился, не понимая, к чему я веду.

– Честность, – ответил я. – Причем не формальная, а честность перед самими собой. А то ведь так легко, встав на путь изменений, свалиться в бонапартовщину. Когда цена не имеет значения, когда ради цели можно преступить любые законы, хоть человеческие, хоть божьи.

– Вы словно чего-то боитесь?

– Я представил то будущее, о котором говорите вы. Представил, как бескорыстные либералы начали менять Россию, не ради нее самой, а только ради своих идей. Когда тысячи смертей на этом пути больше не будут иметь значения, когда можно убить хоть самого царя, лишь бы не идти на компромиссы.

– Вы преувеличиваете возможные неприятности, – Горчаков покачал головой, прогоняя неприятные видения. – Таких людей никто не поддержит – ни народ, ни дворянство.

– Преуменьшаю. И вы забыли упомянуть наших соседей: им ведь будет гораздо проще и выгоднее поставлять оружие и деньги таким вот борцам за свободу прямо в столице, чем возить их на тот же Кавказ. А оправдать любое зло в собственных глазах совсем не сложно, иначе гордыня не была бы одним из смертных грехов.

– Вы рассказываете, словно сами это видели… – Горчаков снова тряхнул головой, теперь уже резко, будто испугался. – Я все же думаю, что подобное извращение либеральных идей невозможно, ибо противоречит самой их сути, желанию помочь своей стране, но… А каким бы могло быть решение?

– Честность, как я и сказал, и самое простое ее проявление – следование законам. Пока эти ваши либералы признают единые правила, пусть и в ущерб себе, им можно верить. Не соглашаться, но хотя бы слушать, спорить, искать вместе истину. Но как только они решат, что выше всего, то все… Они станут врагами.

Горчаков пару секунд молчал, а потом внимательно посмотрел на меня.

– А все же я был прав, – на его лице мелькнула улыбка. – Вы либерал – вы не ищете корысти, как и говорил я. И в то же время вы готовы следовать законам, даже если не согласны с ними, как говорили вы сами. Вы ведь поэтому сдались и позволили себя арестовать?

Я поморщился – вот умеют некоторые испортить вкус победы. Именно победы, потому что я пусть и не убедил ни в чем Горчакова, но точно заставил задуматься. Да и все остальные на дирижабле, кто невольно слушал наш разговор, тоже погрузились в свои мысли. Интересно о чем?

Возле одного из окон «Адмирала Лазарева» сидел мужчина и думал о том, сколько людей он уже убил на своем пути. Тех, кто считал его другом или просто товарищем… Сколько раз он нарушал слово, чтобы добиться своего… И вот какой-то капитан – нет, уже полковник – пытается убедить других, что этот путь – ошибка… Глупец! Недолгие сомнения развеялись без следа. Верит, что богу есть до них дело – глупость! Каждый сам за себя! Каждый может выбирать свой путь, и в этом нет гордыни или преступления.

Родина, вера – пустые слова. Нет, бог есть, но человек – это венец его творения, и его жизненный путь никак не должны ограничивать подобные малости. Это оковы, от которых нужно избавиться. Что он и сделал! Выбрал новую родину, выбрал новое служение – сам! Без оглядки на глупые правила, и именно это решение сделало его особенным. Лучшим!

Вечером мы пролетели огни Константинополя, ночью прошли над Черным морем, а утром… Утром я увидел такое знакомое крымское побережье. Изгибы берега, леса и макушки кораблей в уже ставшей родной бухте. Севастополь, я вернулся!

Увы, времени у нас было немного. Новый глава всех войск в Крыму, Михаил Дмитриевич Горчаков, стоял в Бахчисарае. Когда он узнает о моем появлении, то может вмешаться, а мне хотелось бы обойтись без этого. Хватит мне представителей этого семейства! Так что я тепло поприветствовал техников и, со спокойной душой оставив им «Адмирала», поспешил в мастерские проверять, что тут есть такого, что можно было бы прихватить с собой.

Блоки генераторов – беру. Ящики с лампами, крепления для них и провода для разводки – конечно! Из соседнего зала донесся знакомый гул… Я подошел, и точно – Леер гонял на тестовом стенде турбину. Он больше всех остальных верил в эту идею, но вот доработать клапаны впрыска топлива прямо в камеру сгорания никак не получалось. То не хватало рассеивания, то давление скакало, то еще чего.

– А, Григорий Дмитриевич? – Генрих Антонович, погрузившись в дела, даже не удивился моему появлению. – А я вот только услышал, что летите, так сразу новая идея пришла, как можно турбину заставить работать.

– И давно про наше появление известно? – у меня появились нехорошие предчувствия.

– Около получаса назад «Адмирала Лазарева» пилоты из молодежи заметили, сразу передали в город, но генерал Кирьяков – его комендантом поставили – не разрешил празднество устроить. Наоборот, приказал всех отогнать от мастерских, а сам послал гонцов в Бахчисарай к Михаилу Дмитриевичу. Хотел пилота, чтобы побыстрее, но те отказались и мне рассказали. Вот только зачем?

Инженер, как всегда, был больше погружен в собственные мысли, чем в окружающие его совершенно не важные мелочи. А я подумал, что совсем не зря решил подстраховаться.

Глава 3

Прищемил палец пружиной, а на лице все равно улыбка до ушей. Просто приятно работать на своем месте, когда все мелочи рядом, все под рукой. И пусть те же передатчики мы начали собирать только в проливах, но и тут было все, чтобы повторить. Оставалось только поставить антенну, кинуть провода да подогнать всякие мелочи.

– Митька! – уже через десять минут я вышел на нашу частоту. – Тут?

– Тут, ваше благородие! – через мгновение отозвался казак.

Генрих Антонович оторвался от турбины и удивленно расширил глаза.

– Что это? – он подумал и на всякий случай перекрестился.

– Радиопередатчик. Помните, мы с радиоволнами работали? В итоге вот такие штуки получаются.

– И где он? – инженер кивнул на приемник, явно имея в виду Митьку.

– В небе над городом, – ответил я. – Были у меня подозрения, которые вы как раз и подтвердили. Так что решил подстраховаться и хотя бы быть в курсе ситуации.

– Это правильно, – закивал Генрих Антонович. – Не понимают ничего, а даже ко мне пытались лезть, свои правила устанавливать. Но я их сразу прогнал, а некоторые побоялись. Ну да не будем их судить, человек слаб, давайте я вас провожу и хотя бы по пути расскажу, что придумал. Тут ведь какое дело… – инженер принялся шарить под столом в поисках мундира. – Мы ведь раньше пытались все время смесь для поджига сразу в камеру сгорания подать. И я подумал: а зачем спешить? Что, если ее подготовить заранее в отдельной камере – там ведь и давление поддержать проще, и состав! А оттуда уже в двигатель! И еще можно не газ использовать, чтобы не было таких высоких требований по давлению, а взять что-нибудь попроще вроде керосина. Вы, наверно, не слышали, это в 1846-м Абрахам Геснер предложил точную схему добычи фотогена. Его еще в 18 веке из нефти у нас гнали, но по готовой схеме ведь проще, да?