Ваше Сиятельство 10 (СИ) - Моури Эрли - Страница 19

— И теперь к моей идее. Она в религии. Изначально в мозг живого существа — возьмем для примера мозг попугайчика — вносится идея бога, посмертного существования и рая — рая для существ прошедших праведный путь. Из истории культуры и религий таких концепций несколько — ты знаешь. Тогда что мы имеем? При верных установках этот несчастный попугайчик, ставший ракетой типа той же «РСТ», теряет страх смерти. Его беспокойство перед встречей с целью сменятся мыслями о близком рае. Страх в его сознании сменит жажда скорее совершить «праведный поступок» и он изо всех сил будет стараться привести ракету к цели. Кстати, еще есть мысли добавить в обучающую программу для этих несчастных попугайчиков наиболее уязвимые места британских виман, и не только британских. С этим ты мне поможешь?

Я кивнул, пока еще осмысляя идею княгини, но уже понимая ее огромную полезность. Если ракеты будут бить с высоким процентом попаданий, да еще не просто в корпус, а в уязвимые места, то это станет революцией в воздушном бое.

— Уязвимые места можно обозначить как наиболее удобные точки для вхождения в рай и получения особых привилегий от бога, что может еще более повысить эффективность новых ракет. Раздачей привилегий займешься ты, когда к тебе во сне будут прилетать души невинно убиенных попугайчиков, — госпожа Ковалевская едва сдержала смех, прикрыв рот ладошкой. — В общем, идея в начальном виде такая, но нужно многое додумать. Сам понимаешь, как много предстоит технической работы. И это, Елецкий, одна из причин почему я к тебе сегодня добра. Неохота обсуждать твои бессовестные поступки и планы на Бондареву: есть вещи поважнее — я окрыленная новой идеей и работой. Что скажешь? — она повернулась ко мне в ожидании ответа.

— Оль, великолепно! Честно. Даже гениально! — я обнял невесту, случайно освободив ее от полотенца, целуя в щеку, потом в губы. — Ты моя самая умная, самая красивая и любимая девочка!

— И самая добрая! — добавила Ковалевская. — Но помни, что я могу твою лицензию отозвать, если ты заиграешься в свои порочные игры. Все, пусти, оденусь, — Оля направилась к своей дорожной сумке. — Меня только беспокоит кое-что… Даже тихонько мучает.

— Что именно? — я последовал за ней.

— Моя идея построена на лжи, Саш. А на лжи нельзя построить ничего хорошего, — Ковалевская вытащила пакет с другим платьем. — Моя идея в обмане несчастных попугайчиков, скворцов или лягушек — в зависимости чей мозг будет браться за основу. Не будет для них никакого рая, и бог Елецкий не встретит их, не покормит вкусными семечками с ладони. Не уверена, что продолжу работу именно над этой идеей, может буду искать что-то другое. Хоть я и шутила, только что смеялась, но все это грустно, потому как в основе моих логических построений лежит обман и чья-то гибель.

— Здесь я тебя успокою. Во-первых, что касается гибели: подумай, если дело дойдет до войны с Британий, то сколько жизней наших военных, да и гражданских спасет высокая эффективность ракет с новой системой наведения? Сбить вражескую виману на подлете, до того, как она нанесет удар по нашим военным базам, тем более городам — дорого стоит. Уж точно это цена несопоставима с жизнью одного существа и его иллюзорным восприятием жизни. Во-вторых, не так уж ты обманываешь. Смерть освобождает душу — она есть у каждого живого существа. В данном случае смерть действительно становится освобождением от привязки сознания того же попугайчика к электрологической системе. Поверь, в этом я вполне разбираюсь — сам прочувствовал. Или возьми, к примеру, Родерика, — я с вожделением смотрел как она одевается. — И еще: сама знаешь, что бывает ложь во благо. Таким видом лжи иногда приходится пользоваться. Например, в некоторых случаях я не говорю правду маме — для ее спокойствия. Еще рассмотри вопрос так: в системах управления того же Спивакова, в большинстве случаев ракеты достигают цели, несмотря на тревогу и страх, которые испытывает мозг лягушки, встроенный в них. Разве не гуманнее в данном случае воспользоваться обманом — той же религией? Ведь итог для крошечного, но живого сознания в ракете один — смерть. Не лучше ли ее принять без ужаса предстоящего и с верой в посмертную жизнь?

— Наверное ты прав. Я подумаю над этим, — придерживая платье, Ковалевская направляясь к зеркалу.

— Оль, мне по-прежнему непонятно, почему в этой забавной религии меня ты назначила богом, подозреваю, верховным, — полюбопытствовал я, борясь с искушением снова прижать ее себе, пока княгиня не успела одеться.

— Радуйся, Елецкий. Это же приятнее, чем быть демоном, которым тебя называет Элизабет. У нее душа темная. Подсознательно мисс Барнс… Ой, прости, прости, конечно, конечно, госпожа Стрельцова! Она, может быть неосознанно, поклоняется темным силам, с коими ассоциирует тебя. А моя душенька наполнена светом, поэтому так я тебя определила, — отбросив полотенце, Ольга стала неторопливо одеваться. — Но ты особо не обольщайся, что я возвела тебя в сонм небожителей. У меня даже был соблазн сделать верховной богиней себя. Но позже я подумала, что души мертвых попугайчиков, будут глубоко возмущены, когда после героической смерти не увидят никакого рая. Вот пусть все возмущение они на тебя направят, а я буду в сторонке.

— Какое коварство! — я рассмеялся. — И это говорит человек с якобы светлой душой⁈

— Смотри сюда, в этом платье мне хорошо будет? — Ольга Борисовна, расправив синий шелк, повернулась ко мне. — Мне нужно выглядеть простенько, но прилично. Как я поняла, нас поведут к генералу Трубецкому.

— Что ни надень, Ты всегда выглядишь великолепно, — честно говоря, мне было все равно, в каком платье будет моя невеста — я любил ее саму, а не княжеский гардероб. — Почему к генералу? Ты что-то знаешь о предстоящем?

— Не более чем ты. Знаю только, что и меня зачем-то туда приглашают, хотя я могла вообще не прилететь с тобой на базу «Сириуса». Есть подозрения, что здесь, как всегда, замешан Денис. Вот он неугомонный у него до всего есть дело и на все это он еще успевает найти время, — Ольга украсила волосы заколкой с лазуритом, уперла руку в бок и победно взглянула на свое отражение.

К шестнадцати часам мы были в штабе. В самом деле Стародольцев сразу повел нас к генералу первого имперского табеля Трубецкому. Когда мы вошли, и князь увидел Ольгу, его суровое лицо сразу потеплело — Трубецкой знает Ольгу с детства и очень дружен с Борисом Егоровичем. Мне же в ответ на приветствие генерал крепко пожал руку и объяснил гулким баском:

— Не мог я, Александр Петрович, при награждении быть. Поднимешь ли, неотложные дела за территорией базы, — Трубецкой с недовольством махнул рукой куда-то в сторону Ирстимского кряжа. — А не поздравить тебя как бы нехорошо. Тут сами боги велели. Все-таки ордена твои серьезные. Если учесть, как ты провернул с Козельским, то награды заслуженные — я поддержал перед коллегией. Ваша с Ольгой эпопея на островах — это отдельная тема. И о ней мы попозже поговорим. Хочу все до мелочей знать от тебя. Страшно было, Ольга Борисовна?

— Ну как вам сказать, Сергей Семенович. Я ни на миг не сомневалась в главном — в том, что Саша меня в любом случае вытащит. Но было страшно, — признала Ковалевская.

— Вот! — Трубецкой поднял указательный палец. — Это ты верно подметила: такое знание самое главное. Особенно когда дело принимает столь серьезный оборот, то нет ничего важнее в веры самых близких тебе людей и боевых товарищей. Хочу, чтобы наш «Сириус» именно на этом строился, а также на вере каждого в нашу Отчизну. Вы присаживайтесь. Хотя я вас надолго не задержу, чего лишний раз ноги испытывать, — генерал махнул на диван, а сам подошел к столу и взял какой-то документ, прочитал что-то в нем, щурясь, и посмотрел на меня. — Корнет Елецкий, скажи мне, как большой специалист без диплома, вимана марки «Эверест» — хорошая техника? — он отчего-то загадочно улыбнулся.