Твердая рука - Френсис Дик - Страница 9

— Что там у Глинера? — переспросил я.

— Трит.

Я произнес про себя это слово с ирландским акцентом и догадался, что у Глинера артрит. Это показалось мне весьма правдоподобным. Потом я повторил вслед за Чико:

— ...И Бразерсмит их ощупал...

— Да, да, — подтвердил он. — Ты все правильно понял.

— Откуда ты звонишь?

— Из автомата на улице.

— Для выпивки у тебя еще целый вагон времени, — заметил я. — Кстати, не затруднит ли тебя выяснить, кто этот Бразерсмит. Сдается мне, что он ветеринар Джорджа Каспара, а если так, то поищи его фамилию в справочнике и постарайся запомнить адрес и номер телефона.

— О'кей. Еще что-нибудь надо?

— Нет. — Я помедлил. — Чико, не создалось ли у тебя впечатление после беседы с Педди Янгом, будто с лошадьми что-то неладное? С чего это они вдруг расхворались?

— Нет, судя по его словам, нет. Похоже, ему все равно, что с ними происходит. Я только спросил, куда их увезли, он мне ответил и выбросил это из головы. Ты, наверное, скажешь, что у него философский подход к делу.

— Да, очевидно, так, — откликнулся я. — Спасибо.

Мы кончили говорить, но часом позже он снова позвонил мне и передал, что Бразерсмит действительно ветеринар Джорджа Каспара, и продиктовал его адрес.

— Ну, мне пора, Сид. Поезд отходит через полчаса, а у меня свидание с одной куколкой. Она будет ждать меня в Уэмбли, и у нее пропадет вечер, если я не приеду вовремя.

Чем больше я думал о рассказе Чико и замечаниях Бобби Анвина, тем меньше доверял подозрениям Розмари. Но я обещал ей, что постараюсь разузнать, и пока мне не хотелось отступать. Как бы то ни было, предстояло выяснить, здоровы ли Бетезда, Зингалу и Глинер, и переговорить с ветеринаром Бразерсмитом.

Эйнсфорд отличался от других лондонских пригородов своими зелеными лужайками, перед домами цвели нарциссы. Я плавно притормозил и решил на какое-то время остаться в машине. Мне не хотелось выходить.

Чарльз словно почувствовал, что я могу передумать и уехать, так и не побывав у него. Он вышел из парадного и двинулся по гравийной дорожке. Следит за мной, мелькнуло у меня в голове. Выжидает. Хочет, чтобы я остался.

— Сид, — произнес он, открыв дверцу машины и заглянув внутрь. — Я знал, что ты приедешь.

— Вы надеялись, — поправил его я и выкарабкался из кабины.

— Ну, ладно. — В его глазах зажглись веселые искорки. — Надеялся. О, я тебя хорошо изучил.

Я посмотрел на фасад особняка, но увидел лишь окна, в которых отражалось серое, пасмурное небо.

— Она здесь? — поинтересовался я. Он кивнул. Я повернулся, подошел к багажнику и достал оттуда чемодан.

— Тогда пойдемте, — предложил я. — Со всем этим пора кончать.

— Она очень расстроена, — пояснил он, следуя за мной. — И нуждается в твоем участии.

Я искоса взглянул на него и пробормотал:

«Хм». Больше мы не сказали друг другу ни слова и вошли в дом.

Дженни стояла в холле.

Я никогда не испытывал угрызений совести, встречаясь с ней после развода.

Впрочем, это бывало нечасто. По-моему, она не изменилась с тех пор, как я в нее влюбился, хотя теперь я видел ее другими глазами и относился к ней трезво и объективно. Ее нельзя было назвать классически красивой, но она по праву считалась очень хорошенькой. Тоненькая, стройная, с вьющимися каштановыми волосами, она любила ходить с гордо вскинутой головой, как птица перед полетом.

Правда, сейчас ее губы были плотно сжаты, и она смерила меня холодным взглядом.

Я мечтал увидеть ее смеющейся и нежной, хотя понимал, что ждать этого не приходится.

— Итак, ты приехал, — сказала она. — А я утверждала, что ты здесь не появишься.

Я поставил чемодан и глубоко вздохнул.

— Чарльз очень хотел меня видеть, — проговорил я, приблизился к ней, и мы, как повелось, поцеловали друг друга в щеку. Мы пытались создать впечатление хорошо воспитанной пары, сохранившей добрые отношения и после развода, но я частенько думал, что эти поцелуи куда больше напоминают салюты перед дуэлью.

Чарльз укоризненно покачал головой, заметив в нашем поведении фальшь, и отправился в гостиную. В прошлом он не раз пытался нас примирить, но магический клей для любого брака находится лишь в душах мужа и жены. Извне его не получишь. Очевидно, наш клей успел основательно засохнуть и превратился в пыль.

— Сид, я не желаю выслушивать твои нравоучения по поводу этой мерзкой истории, — начала Дженни.

— А я и не собираюсь тебя учить.

— Ты сам далеко не идеал, хотя считаешь, будто лучше тебя никого нет.

— Давай оставим это, Дженни, — примирительно произнес я.

Она резко повернулась и чуть ли не бегом бросилась в гостиную, а я медленно побрел за ней. Она меня использует, подумал я, а потом снова оттолкнет. Из-за Чарльза я позволил втянуть себя в это дело. Меня поразило, что я не чувствовал никакого желания ее успокоить. Кажется, неприязнь и раздражение по-прежнему преобладали у меня над состраданием.

Она и Чарльз были не одни. Когда я вошел, Дженни пересекла комнату и остановилась рядом с высоким блондином, которого я уже встречал у них в доме, а поодаль от Чарльза стоял незнакомец, плотный мужчина неопределенного возраста.

Его суровый взгляд странно контрастировал с простецкой розовой физиономией, и это само по себе вызывало недоумение.

— Ты знаком с Тоби, не правда ли, Сид? — сугубо светским голосом произнес Чарльз.

Поклонник и верный защитник Дженни молча кивнул мне. Я ответил ему тем же.

Мы обменялись сдержанными улыбками, хотя оба предпочли бы обойтись без них.

— А это, Сид, мой адвокат Оливер Квэйл. Он пожертвовал партией в гольф ради визита ко мне. Очень мило с его стороны.

— Итак, вы Сид Холли, — начал мужчина неопределенного возраста, пожав мне руку. Голос у него был весьма обычный, но взгляд словно пронизывал насквозь, ничего не оставляя без внимания. Он пристально посмотрел на мою полуспрятанную руку, и я решил, что ему известна моя печальная эпопея. Я не удивился. Такое бывало нередко. Потом он поглядел мне в лицо и догадался, что я понял, почему он не отрывает от меня глаз. На его нижнем веке краснело маленькое пятнышко единственная примета невыразительного облика.

Чарльз скривил рот и спокойно проговорил:

— Я предупреждал вас, Оливер. Если вы не хотите, чтобы он прочел ваши мысли, то лучше не отводите взгляд.

— Могу заметить, что вы не отводили взгляд, — сказал я.

— Я выучил этот урок много лет назад. Чарльз изящным жестом пригласил всех сесть, и пять человек с удовольствием опустились в кресла, обитые бледно-золотой парчой.

— Я уже говорил Оливеру, — обратился ко мне Чарльз, — что если кто-то способен отыскать Никласа Эша, то только ты.

— Иметь в доме слесаря, когда лопнули трубы, очень полезно, вам так не кажется? — врастяжку произнес Тоби.

Это был оскорбительный выпад. Я попытался разыграть простачка и с преувеличенной наивностью спросил, почему полиция так долго разыскивает Эша.

— Сложность в том, — пояснил Квэйл, — что чисто технически виновата одна Дженни. Она получала деньги под ложным предлогом. В полиции ее, конечно, выслушали, и человек, который ее допрашивал, держался на редкость вежливо, но... — он неторопливо пожал массивными плечами, в этом жесте органично сочетались симпатии и покорность обстоятельствам, — они могут изменить отношение к этому делу.

— Но я же говорил, — возразил Тоби, — что все придумал Эш. И он главный виновник.

— Вы способны это доказать? — задал ему вопрос Квэйл.

— Так утверждает Дженни, — упрямо произнес Тоби, словно других доказательств не требовалось. Квэйл покачал головой.

— Я уже разъяснил Чарльзу. Из подписанных ею документов следует, что она знала о мошеннической основе предприятия. А наивность, даже искренняя, — всегда плохая защита или, точнее, вовсе не защита.

— Но поскольку нет свидетельств, что инициатор именно он, что вы сделаете, если я его отыщу? — полюбопытствовал я.

Квэйл внимательно поглядел на меня.