Крах черных гномов - Самбук Ростислав Феодосьевич - Страница 19

Неужели Фриц Керер агент? А может, и не один он?

Ульман неучтиво прервал Фогеля на полуслове. Пусть Петер извинит, но у него разболелась голова.

Голова и вправду была тяжелой. Шагая домой, Ульман пытался не думать о делах, но тревожные мысли не оставляли его. Этот Фриц Керер все же здорово смахивает на агента. Хорошо, что он теперь у них на примете. Но кто же еще?… Старался отогнать от себя эти мысли — все равно ответа не найти. Но знал: они будут мучить его и не дадут спать…

Вечером пошел дождь. Марта, только что вернувшаяся из магазина, сердито бурчала, а Фридрих радовался. Натянул тяжелый брезентовый плащ с капюшоном, который совсем закрывал его лицо, и осторожно выскользнул во двор. Если бы Марта вышла следом, удивилась бы: старик словно в прятки играл под дождем. Притаился за углом дома, потом, согнувшись, перебежал к кустам в конце сада. Заскрипела калитка, ведущая в огород, и неуклюжая фигура растворилась в темноте.

Сделав большой круг, Фридрих переулками добрался до жилища машиниста Георга Панкау. Прошел мимо дома и завернул за угол. Там прижался к дереву. Ни одного прохожего, лишь капли шелестят, стекая с неопавшей листвы. И все же Ульман не зашел к Панкау с улицы. Кряхтя, перелез через невысокий забор, выругался тихонько, зацепившись за колючую проволоку, и, прячась за фруктовыми деревьями, добрался к домику задворками.

На кухне кто-то возился. Свет через окно падал на крыльцо, и Ульман не рискнул зайти. Кляня сквозь зубы жену Панкау, дождался, когда она выключила свет, и тихонько поднялся по ступенькам.

Открыл сам Георг. Фридрих втиснулся в узенький коридорчик.

— Заходи, чего остановился? — приветливо улыбнулся хозяин.

Ульман приложил палец к губам!

— У тебя никого нет?

— Никого. Жена легла уже…

— Ты извини, что пожаловал, но другого выхода не было. Сегодня надо переправить листовки. Давай быстрей.

— Подожди.

Панину натянул куртку и выскочил во двор. Фридрих ждал его минут пять, Стоял, привалившись к стене, и виновато смотрел, как с дождевика на чисто вымытый пол стекает грязная вода.

Вернулся Панкау. Передал Ульману тщательно завернутый в клеенку сверток.

— Я их под дровами прячу, — пояснил.

— Спасибо, друг… — начал Фридрих.

— Может, не будешь разводить церемоний? — буркнул Панкау.

Ульман положил руку ему на плечо.

— Сейчас надо быть особенно осторожным, Георг. Гестапо не простит убийство Рапке.

Коротко рассказал о последних событиях.

Георг погасил свет и первым вышел во двор. Постоял возле калитки, лишь после этого выпустил Фридриха.

Похолодало. По дрезденским улицам гулял ветер, швырял желтые опавшие листья, срывал шляпы. Карл Кремер смотрел из окна отеля, как ветер подшучивал над прохожими. Он был в хорошем настроении: вчера ему позвонила фрау Ирма. Приглашала на вечер; будет интимное общество — можно потанцевать, поиграть в карты. Карл с удовольствием принял приглашение, но поинтересовался, как отнесется к его присутствию на вечере фон Вайганг.

Фрау Ирма рассмеялась.

— Вы — друг нашего дома, — произнесла с укоризной.

— Группенфюрер занимает такую должность, что не всегда может руководствоваться своими личными привязанностями…

— Ну, если вы так, — рассердилась фрау Ирма, — то знайте: Зигфрид сам просил позвонить вам.

— Мне очень приятно это, но, ей-богу, не могу понять, чем заслужил такую честь.

— Не прибедняйтесь, мой дорогой, вы же знаете, Зигфрид относится к вам, как к сыну. А обо мне и говорить нечего…

Положив трубку, Карл долго ходил по номеру, потягивая сигарету за сигаретой. Он заметил во время недавней встречи, когда приехал, Вайганг не то чтобы обрадовался, увидев его, но был очень любезен, всем своим видом показывая, как приятно ему снова видеть племянника своего друга. Такое радушие удивило и насторожило Карла. Раньше во Львове, когда Кремер был завсегдатаем их дома, Вайганг редко проявлял свою благосклонность к нему.

Интуиция подсказывала Карлу — за этим кроется что-то. Приглашение и тон фрау Ирмы подтверждали эту догадку. Но он никак не мог сообразить что.

Сегодня на два часа у Кремера было назначено свидание. Приехав в Дрезден, он в тот же день отправил письмо до востребования. Обычное письмо — с приветами, поздравлениями и семейными новостями. Оно говорило о прибытии Карла на место. А позавчера получил ответ: ювелиру Кремеру предлагали купить столовое серебро. В два часа дня он мог посмотреть его — указывался выдуманный адрес, настоящий Карл запомнил еще в Москве. «Вызывает Центр, что-то срочное!»

В начале первого Кремер встал — захотелось немного побродить по Дрездену.

Подставив упругому ветру лицо, неторопливо направился к Альтштадту. На мосту ветер так стегал, что идти можно было только согнувшись. Но в узких и кривых улочках старого города ему негде было разгуляться, лишь на перекрестках подкрадывался исподтишка и набрасывался на прохожих с удвоенной злостью. Люди поднимали воротники и кутались в шарфы, а Карлу почему-то все время было жарко — с наслаждением подставлял ветру грудь, чуть прикрытую легким шелковым кашне.

Побродив около часа, Кремер завернул в узенькую улицу с высокими домами, темными от времени. Поднял воротник, шел согнувшись, не торопясь.

Возле ворот темного пятиэтажного дома, отвернувшись от ветра, стояли два человека. Один — в кожаном пальто, другой — в широком демисезонном. Когда Карл входил в парадное, то уловил пристальный взгляд мужчины в кожанке.

Эти двое не понравились Карлу, и он ускорил шаг. Да нет, он становится слишком пугливым. Если каждого встречного считать гестаповцем, нужно сразу сложить оружие.

Четвертая квартира на втором этаже. Двери направо. На них должен быть почтовый ящик, из которого будет торчать журнал в синей обложке. Это — условный знак: все в порядке, можно заходить.

Поднявшись на последнюю ступеньку. Кремер искоса глянул направо. Белая цифра «четыре», бронзовая пластинка с фамилией и… пустой почтовый ящик!..

У Карла екнуло сердце. На миг задержался, растерявшись, но тут же шагнул на ступени, что вели выше.

Да, возможно, в квартире засада — сразу вспомнились те двое внизу.

Карлу стало холодно. Так бессмысленно влипнуть! Правда, он может попытаться создать себе алиби — позвонить в любую квартиру, извиниться, мол, ошибся адресом. Но эти фокусы известны — если его задержат при выходе, в гестапо не поверят ни единому его слову. И не поможет ни бог, ни черт, ни сам Вайганг.

Надо выиграть время, задержаться в доме подольше, чтобы не выходить сразу.

Третий этаж. Миновав площадку, Кремер стал подниматься на четвертый. Шел, чувствуя пустоту в груди и еле переставляя налитые свинцовой усталостью ноги.

Вот и четвертый этаж. Двери со стандартными бронзовыми табличками. Что же делать? Впереди лишь один этаж.

Проходя площадку, взглянул на крайние двери и тут же остановился. А что, если?… Сильнее застучало сердце — да, это шанс на спасение. Шагнул и решительно нажал на кнопку звонка.

И как он сразу не вспомнил об этом? Ведь видел же на стене дома, рядом с парадным, вывеску — черные буквы на белой эмали: «Врач-стоматолог Гюнтер Фольк. 4 этаж».

Карл, держась рукой за щеку, еще раз позвонил. Открыл низенький лысый человек в белом халате.

— Прошу, прошу, — засуетился, — заходите…

Кремер переступил порог. Врач закрыл двери, Карл оперся рукой о стену…

— Болит? — по-своему воспринял его движение врач, — Ничего, потерпите немного. Раздевайтесь и проходите…!

В приемной сидела какая-то полная женщина.

— Садитесь, — кивнул врач на кресло у стены. — Сейчас я отпущу пациента, а потом очередь фрау. Надеюсь, потерпите полчаса?

Карл в ответ лишь кивнул. Сел, уставив невидящий взгляд в журналы на низеньком столике. Хорошо. Он получил полчаса отсрочки…

За дверями шумела бормашина, кто-то стонал от боли. Черт побери, у Карла, как нарочно, никогда не болели зубы. Садиться в кресло к врачу нельзя — тот сразу поймет все и даст знать гестаповцам. Нетрудно сообразить, почему забрел к стоматологу человек, симулирующий зубную боль. Врача и специально могли предупредить.