Крах черных гномов - Самбук Ростислав Феодосьевич - Страница 10

На перекрестке агент замешкался, оглянулся, но, заслышав далекие шаги, чуть ли не побежал по улице, ведущей к центру поселка.

Ульман тихонько выругался.

— Еще раз предупреждаю, — сказал, покусывая обломанную веточку, — пока они не успокоятся, никаких встреч, Единственно, что нужно сделать, — прижался к Мартке, зашептал на ухо, — завтра поймай Панкау. Его поставили на чехословацкую линию, и на той неделе он идет в рейс. Необходимо повидать пражских товарищей. Дашь ему адрес явки и пароль. Там приготовили для нас листовки. Пусть заберет и пока что подержит у себя.

— Понятно. Больше ничего?

— Все.

Ульман выглянул из-за кустов. Закурили, несколько секунд постояли молча и разошлись по домам.

Вайганг принимал заместителя шефа местного гестапо штурмбанфюрера СС Густава Эрлера. Они прохаживались по дорожкам сада, в глубине которого стояла трехэтажная вилла.

Группенфюрер любил цветы. Клумбы подходили вплотную к асфальтовой площадке перед домом, где стояли автомобили, цветники тянулись вдоль аллей, а на открытых для солнца местах, всюду, где было хотя бы несколько метров свободной земли, росли кусты роз, огромные махровые георгины, разноцветные астры.

Осень уже коснулась листьев деревьев, но хризантемы, георгины и астры еще цвели. Вайганг останавливался возле клумб, обрывал увядшие лепестки, любовался белыми хризантемами, редкостными почти черными цветами георгинов.

— Этот цветочек, — нежно погладил сказочное переплетение снежно-белых лепестков, — я вывел еще до войны. И зовется он «Балерина». Видите, действительно напоминает пачку балерины, не так ли?

Эрлер, сравнительно молодой еще человек, лет тридцати пяти, но полный и малоподвижный, еле успевал за группенфюрером. Он бы посадил на месте этих цветов картофель или репу — все-таки какая-то польза. Но поддакивал Вайгангу и громко высказывал свое восхищение.

— Я никогда в жизни не видел таких прелестных цветов, как у вас, группенфюрер. Даже на выставках.

— На выставках вы и не могли ничего увидеть, — пренебрежительно поморщился Вайганг. — Я могу пересчитать по пальцам всех настоящих цветоводов Германии.

— И ни один из них ничего не стоит по сравнению с вами, шеф. — Эрлер хорошо знал уязвимое место группенфюрера и бил в цель без промаха.

Действительно, Вайганг принял откровенное угодничество штурмбанфюрера за чистую монету — лицо его расплылось от удовольствия. В глубине души Вайганг считал свою политическую карьеру делом второстепенным, которое, к сожалению, забирает много времени и отвлекает от любимого занятия. Если бы не это, имя Вайганга наверняка стояло бы в ряду известных ботаников. И сейчас с его теоретическими работами и практическими достижениями в цветоводстве знакома вся Европа, более того, с ним считаются и к его мыслям прислушиваются даже прославленные голландские мастера. Но все это Вайганг считал лишь прелюдией к настоящей работе, он мечтал о последовательных экспериментах на научной основе, о совсем новых видах цветов, которыми он когда-нибудь удивит мир.

В нескольких метрах от аллеи, где остановился группенфюрер, тянулся к солнцу высокий красно-черный георгин. Красный цвет еле угадывался, лепестки только чуть-чуть отливали бордовым, — и это делало цветок мрачным и тяжелым, каким-то траурным. А группенфюрер любил его, пожалуй, больше всех — слышал, что такие экземпляры встречаются только в Луврском парке.

Группенфюрер стал проверять, хорошо ли разрыхлена земля вокруг цветка. Эрлер стоял рядом, стараясь скрыть одышку. Черт, группенфюрер старше его лет на двадцать пять и так легко передвигается. Взбрело же ему тащить Эрлера в сад, к этим пошлым хризантемам! В кабинете такие удобные кресла, к тому же у Вайганга так хорошо готовят кофе…

Вайганг поднял глаза на Эрлера и заметил, как тяжело он дышит. «Много ест и не двигается, — подумал. — Скоро совсем ожиреет». Впрочем, какое ему дело до жизни штурмбанфюрера. Главное, что Эрлер справляется со своими обязанностями и никогда не осмеливается действовать через голову своего начальства. А Вайганг считал, что беспрекословное подчинение начальству является лучшим качеством подчиненных, и не очень любил, когда они проявляли собственную инициативу.

— Садитесь, Эрлер, — кивнул на скамейку, стоявшую в нескольких шагах. — Вам не жарко? Можете расстегнуть воротник.

— Благодарю, все в порядке, — попробовал сберечь достоинство Эрлер, но с удовольствием опустился на низенькую садовую скамью Подумал немного и расстегнул воротник. Черт побери, осень, а такая жара…

Вайганг вскоре присоединился к нему. Коротко подстриженный, без шляпы, в простеньком домашнем костюме, он выглядел менее импозантно, чем Эрлер, — в мундире с Железным крестом, в блестящих сапогах, и лишь привычный глаз отличил бы начальника от подчиненного. Группенфюрер сидел, свободно откинувшись на спинку скамейки и вытянув ноги. Вся же дородная фигура Эрлера выражала ожидание и готовность в любую минуту вскочить и вытянуться по стойке «смирно›х.

— Я удовлетворен теми мерами, которые вы приняли для усиления охраны подземного завода, — начал группенфюрер. — Система пропусков, многоступенчатые контрольные посты исключают проникновение кого бы то ни было на территорию объекта. Единственно уязвимое место — железная дорога. Имею в виду эшелоны с углем и цистерны для вывоза готовой продукции. Зарывшись в уголь, можно попасть на склад.

— Мы предусмотрели это, группенфюрер, — возразил Эрлер. — Эшелоны на территории складов немедленно окружаются и разгружают их под наблюдением охраны. После этого уголь по системе транспортеров подается сразу под землю.

— А железнодорожная прислуга? — прищурился Вайганг. — Меня волнуют листовки, которые появляются в рабочем поселке. Значит, там действуют коммунисты. Не исключено, что они попытаются попасть на объект.

— Предусмотрено и это, мой группенфюрер. Перед подачей эшелонов на территорию объекта мы полностью заменяем прислугу паровоза — ее место занимают наши люди. Но мы учтем ваши замечания и усилим охрану завода.

— Вы на лету схватываете мои мысли, Эрлер, — с удовольствием произнес Вайганг. — А что вы можете сказать по поводу листовок? Они появляются у вас под носом, а вы спокойно наблюдаете за вражескими акциями.

Группенфюрер говорил спокойно, казалось бы, даже равнодушно, но в его словах можно было уловить скрытую угрозу. Эрлер почувствовал ее, — лицо его покрылось капельками пота.

— Наши агенты, — поспешил заверить, — делают все возможное, чтобы напасть на след коммунистической организации в поселке. Но там, если такая организация существует, опытные конспираторы. Правда, я склонен думать, что организации нет, просто два-три человека изготовляют листовки.

— Меня поражает ваша нерадивость, — поморщился Вайганг. — Следствием ее, явилось убийство агента.

«Боже, — ужаснулся Эрлер, — он и об этом знает…»

— Я не докладывал вам, — попытался выкрутиться он, — потому что уверен: это несчастный случай. Был очень густой туман и…

— Оставьте, — Вайганг досадливо отмахнулся. — Вы прозевали своего агента и прозевали тогда, когда он начал нащупывать нити, которые вели к организации. Коммунисты раскусили его и немедленно убрали.

— К сожалению, — продолжал оправдываться штурмбанфюрер, — сообщение о смерти Рапке пришло слишком поздно, и наши люди прибыли на место происшествия, когда там не осталось никаких следов.

— Это не оправдание, — сказал Вайганг, — а лишнее обвинение против вас. Я должен отметить вашу, штурмбанфюрер, недостаточную энергию и оперативность в борьбе с врагами рейха. До сих пор я закрывал на это глаза, учитывая ваши прошлые заслуги. Но в дальнейшем не потерплю, чтобы рядом с нами действовала шайка политических преступников.

— Мы принимаем меры, мой группенфюрер. — Эрлер произнес эти слова как можно бодрее. — И я уверен, что в ближайшее время положим конец деятельности коммунистических агитаторов. Мы направили в поселок лучших сотрудников. Возглавляет группу гауптшарфюрер СС Эмиль Мауке.