Князь Алтайский (СИ) - Костин Константин Александрович - Страница 27

— У меня от моих людей тайн нету, — предсказуемо ответил я.

— У меня есть, — не менее предсказуемо ответил отец Руслан, — я их не знаю.

— А меня, значит, знаешь…

— Слухами земля полнится, Викентий Георгиевич, — чуть склонился он передо мной, после чего отошел в сторону, освобождая проход внутрь.

— Викентий Георгиевич…

— Нафаня, окружить избу. Если я не выйду… через четверть часа — вламывайтесь внутрь. Даже если я буду откликаться — пока меня самого не увидите, моим словам не верить.

Да, я тоже читал сказки про Варвару-Красу и всякие говорящие капельки крови. Да и подделать голос, при умении, дело нехитрое.

Поднявшись по толстым плахам крыльца, я прошел небольшие сени, увешанные пучками каких-то трав, толкнул дверь, и, перекрестившись, прошел внутрь.

2

Внутри изба была… ну… как изба. Могучие бревнища были отесаны, так, чтобы стены выглядели менее психоделично. Мебель соответствовала общему антуражу — тяжеленные даже на вид табуреты, как будто целиком вырезанные из древесных колод, стол, за которым вполне можно укрываться не то, что от перестрелки, от танкового обстрела, полки с горшками и мисками, на угловой полке напротив печи — плошка с очередным засохшим веником, сама печь — чуть подзакопченная, но в целом чистая, беленая, внутри потрескивал огонь, да и в целом в избе было не холодно.

Из-за печи выглянул юркнувший вперед меня отец Руслан:

— Покушать не хочешь, боярин Викентий? — взмахнул он каким-то горшком, — баранина тушеная, правда, остыла уже немного.

— Нет, — категорически отказался я. Не настолько я еще сошел с ума, чтобы в подозрительной избе есть неизвестно что, неизвестно кем приготовленное, с неизвестными добавками.

Старик настаивать не стал, указал рукой на стол, мол, присаживайся, поговорим. Я толкнул концом посоха лоскутный половичок у порога, спихнув его в сторону — нет, никакой ловушки под ним не таилось — подошел к столу и сел на табурет, предварительно сдвинув и его, чтобы убедиться, что под ним также ничего такого нет. Убедился только в том, что, блин, этой мебелью можно себе мышцы накачать как у Дуэйна Джонсона. Тяжелая, блин.

— Ну, рассказывай, отец Руслан. Кто ты такой, почему здесь живешь, да что за тайна такая тайная у тебя ко мне. Ну и заодно — откуда про меня знаешь, и почему эта тайна ко мне относится.

Старик погладил бороду и оперся подбородком о кисти рук, поставленных на стол:

— Кто я такой — это не тайна. Знаешь же, Викентий Георгиевич, что есть такие люди, которые святости ищут, для чего прячутся от людского общества как можно далее, в лесах да горах. Отшельниками таких людей называют, слышал же, наверное.

— Слышал.

— Ну вот и ответ на твой вопрос. Даже сразу на два — кто я такой, да почему здесь живу. А теперь с другого конца к твоим вопросам зайдем. К тем, где ты спросил, откуда я знаю про тебя и тайну твою.

И вроде бы улыбался он вполне себе доброжелательно, даже морщинки вокруг глаз собрались лучиками, вот только… Не нравятся мне люди, которые какие-то мои тайны разузнали. Особенно потому, что есть они у меня, эти тайны. Например, та из них, которая говорит, что я — никакой не Викентий и уж тем более не Георгиевич, а вовсе даже пришелец из другого мира в теле бывшего подьячего Разбойного приказа.

Видимо, мои сомнения и беспокойства как-то отразились на лице — ну не получается у меня покерфейс, не получается! — потому что старик-отшельник успокаивающе взмахнул рукой:

— Неверно я высказался, боярин Викентий. Не твоя эта тайна, в том смысле, что это не из тех, которые ты хранишь. Эта тайна — из тех тайн, что людям неизвестны, потому что им они и бесполезны, а тебе пользу могут принести большую в твоих делах и чаяниях.

Ага… Я расплел извилины обратно. Короче говоря — он что-то знает и хочет мне рассказать. Не про серебро ли в здешних горах? Послушаем…

— Вопрос об источнике твоих знаний, отец Руслан, остается открытым.

— Кто всего себя молитвам и служению посвящает — тому знание само приходит. Знаю я, что ты — Викентий Георгиевич, боярин из рода Осетровских. Что род твой враги почти под корень извели, последний ты остался — знаю. Что от врагов своих скрываясь ты сюда прибыл — знаю. Знаю и о том, что не прятаться, как заяц трусливый, ты сюда пришел, а, чтобы вотчину новую основать, сильную, могучую, а уж потом этой силой своим врагам противостоять.

Ну, допустим. Правда, подключение к космосу у отца-отшельника глючное, потому что не совсем такие у меня планы, но, расскажи он их прямо такими, какие они у меня в голове — я бы заподозрил, что отец Руслан мысли читает.

— … вот об этом и тайна моя, — закруглился старик, — Есть здесь, совсем рядом с моим жилищем, место заветное, на горе находится…

Он наклонился ко мне и понизил голос:

— Кто на том месте встанет, да посохом о землю ударит, да пожелает земли себе в вотчину взять — тот столько себе земли в вечное владение получит, насколько его сил хватит. Хоть до самого горизонта, хоть еще дальше.

Отшельник откинулся назад, опершись спиной о стену, и добавил уже обычным голосом:

— Когда боярин себе вотчину получает, он к своему Источнику обращается. Вот и тебе надо к Источнику обратиться, силу его через себя пропустить и держаться, ее пропуская. Насколько у тебя сил хватит — столько земли и получишь. Если много в тебе силы, а я вижу, много ее — то землю можешь получить, с иными правителями сравнимую.

Мне вдруг вспомнился фактик, что на территории Алтайского края могут поместиться четыре Швейцарии, две Австрии или одна Греция. Потом, следом за ним, пролезла шутка о том, что европейцев настораживает тот факт, что русские меряют свои земли территориями других стран… Я встряхнул головой, отгоняя всякую чушь.

Заманчивое предложение, чего уж говорить.

— Я, тогда, пожалуй, чуть попозже к тебе вернусь, отец Руслан. Сначала к себе съезжу, отдохну, подкреплюсь, сил наберусь…

…посоветуюсь кое с кем кое о чем…

Старик развел руками:

— Воля твоя, боярин Викентий, я тебя принудить не могу. Только вот какая закавыка — получить вотчину на заветном месте можно только один день в году. И день этот — сегодня. Отчего я так и обрадовался, увидев, что ты сам ко мне приехал, иначе целый год ждать бы пришлось.

— Что ж ты, отец Руслан, сам ко мне не пришел, если знал, что время на исходе? — с легкой укоризной покачал я головой.

— Знания, они не спрашивают, когда прийти. Только сегодня мне стало о сроке известно, как раз перед твоим приходом…

— Видимо, сам Бог так положил, — покачал я головой.

Старик поморщился:

— Не упоминай всуе. Так что ты решил, Викентий Георгиевич? Сейчас отправимся или до следующего года ждем?

Я решительно встал:

— Идем!

3

Место, на которое привел меня отец Руслан, было козырное: почти на самое вершине горы, поднимающейся над заснеженными верхушками деревьев, за твоей спиной — остальные горы взмывают ввысь, перед тобой — расстилается лесное море, рассекаемое полосой реки. Летом здесь, наверное, красиво до безобразия. Не удивлюсь, если в двадцать первом веке здесь построили наблюдательную площадку для туристов, с перилами, биноклями и ларьком с лимонадом.

— Вот здесь вот, — старик-отшельник указал мне на округлое пятно посреди заснеженное опушки на склоне горы. Почему-то именно в этом месте снег решил растаять раньше остальных, так что мои сапоги ступали по бурой прошлогодней траве.

— Вот здесь?

— Да.

Я встал так, чтобы смотреть на пейзаж — наблюдать-то лучше красивое, верно — оглянулся на поглаживающего длинную бороду отца Руслана, чуть прищурился, пытаясь рассмотреть моих стрельцов за деревьями. Старец сказал, что во время ритуала получения земли нельзя находиться рядом слишком большому количеству человек. Собственно, и ему, по его же словам, тут особо делать нечего, но он готов мне помочь.