Князь Алтайский (СИ) - Костин Константин Александрович - Страница 26

В интернете попадались на глаза картинке с мемами Redneck fixes, типа «починка по-реднековски». Реднеки — это такие американские аналоги русского «мужика», простые, грубоватые, умеющие и любящие работать — ну и прибухнуть, конечно, не без этого — и умеющие приложить свои руки. Собственно, починка по-реднековски — это умение решить возникшую проблему в кратчайшие сроки с доступными средствами, не обращая внимания на то, насколько угробищно получилось в итоге. Некрасиво, зато дело сделано! Нормальный… в смысле — обычный человек, если у него отвалилось зеркало заднего вида на автомобиле — что сделает? Поедет в магазин, в авторемонтную мастерскую, потратит время и деньги, а до этого будет ездить без зеркала. Реднек присобачит скотчем зеркало из косметички жены и на этом успокоится, причем, в отличие от нормального человека — у него на машине будет зеркало заднего вида. Над ними шутят, считая, что такой вот тяп-ляп-ремонт проистекает от синдрома манус глутеус и общей криворукости, однако это не всегда так. При наличии необходимых ресурсов реднек все сделает тщательно и аккуратно, хоть автомобиль отремонтирует, хоть самогонный аппарат изладит.

К чему я вспомнил американских «красношеих»? А к тому, что в этом плане они очень схожи с русскими семнадцатого века. Они привыкли вечно находится в условиях, когда рядом с тобой — никого, мастера-наладчика по телефону не вызвонишь, необходимую запчасть в интернете не закажешь. Реднеки живут в маленьких городках посреди гребаного ничего, русские же сейчас… да вон они, пришли вслед за позвавшим их боярином и обживаются с теми ресурсами, какие есть в наличии. Такая вот исторически выработанная привычка, что у тех, что у других. Потому что те, кто сидел и страдал, что он не умеет и ему никто не может помочь — давным-давно вымерли.

Вот и мои люди сейчас не сидят, не думают о том, что у них чего-то там нет, а чего-то — в недостатке, они уже снуют по всей округе, прикидывая, где поселиться. Те же, что сейчас отпугнули джунгар — те, похоже, рыбаки с Ильмень-озера, а может — с Волхова. Не ко мне пришли, мол, насяльника, лодка нет, сетка нет, давай, иначе с голода помирать будем. Могу поспорить, через неделю у них будут и лодки и сети и рыба… Прям гордость за своих людей берет!

У меня, правда, глубоко в голове таилось опасение, что среди моих все же попадутся тяп-ляп-мастера, которым и в кривой горбатой хибарке жить норм. Но потом я решил, что все же лентяи и неумехи не попрутся за три тысячи верст, киселя хлебать.

3

Дальнейший объезд моей будущей вотчины пришлось делать уже в сопровождении десятка стрельцов. Мало ли кто тут еще встретиться может. Сегодня — джунгары, завтра — хазары, а послезавтра — еще какие-нибудь викинги вместе с гиксосами… кем бы последние не были. Просто слово забавное.

Мои близкие, беспокоящиеся за меня, от Аглашки до Ржевского, вообще с удовольствием заперли бы меня в… где-нибудь, например, когда будет построен терем… или хотя бы изба. Пока же меня запереть просто негде, да и незачем — хочешь, не хочешь, а территорию будущей вотчины я должен пройти своими собственными ногами — фигурально, так-то я на коне — и посмотреть своими собственными глазами — вот тут уже буквально. Иначе, когда пойдет ритуал получения вотчины — что-то может пойти вкривь и вкось.

Я посмотрел издалека на человеческий муравейник, копошащийся на том месте, где будет город — а вон там, на том откосе, будет мой терем… а там — под помидорки… — и развернул коня. Осталось совсем немного, вон там, с той стороны, мы еще не были. А скоро наступит окончательная весна, снег растает, все раскиснет — и на коне уже не очень-то проедешь, он и сейчас с трудом по снегу пробирается.

— Вон там, — указал рукой мой проводник Пачон, — жил мой дедушка.

— Вон в той избушке? — присмотрелся я.

— Н-нет… Он вообще дальше, в распадке жил…

Интересно. А кто ж тогда вон там обитал?

За деревьями, у подножья невысокой горы, отчетливо виднелся домик. Из солидных таких бревнышек, в человеческий рост примерно в поперечнике, три сруба — вот тебе и изба. Крыша крыта потемневшим мхом, наружу смотрят два крохотных окошка бойницы, да низкая кривоватая дверь.

— Что Пачон говорит? — наклонился ко мне со своего коня Нафаня.

А, ну да, это я тут внезапный полиглот, а остальные учат телеутский язык обычным порядком и не совсем еще понимают Пачона.

— Говорит, что тут неподалеку его дедушка жил.

— А это не его дедушка печку топит?

И впрямь, из трубы избушки поднимался дымок.

— Да нет, его дедушка вроде бы лет десять как умер.

— И что, до сих пор печка не прогорела?

Стрельцы рассыпались полукругом, окружая дом. Я двинул своего коня прямо к двери. С одной стороны — глупо, сейчас шмальнут из окошка и поминай как звали. А с другой — нужно ж выяснить, кто это тут, на моих коронных землях?

— Есть кто дома?

Дверца с надсадным скрипом распахнулась и на крыльцо вышел старик. Солидный такой дед, высокий, не сгорбившийся от старости, в овчинном тулупе, с посохом в руке. Длинные седые волосы подвязаны ремешком, борода до пояса, прямо как у Гэндальфа в фильме. Хотя нет, у Гэндальфа все же была покосматее, эта аккуратно расчесана.

— Кто такой? — крикнул Нафаня.

Старик бросил на него короткий взгляд и снова посмотрел на меня. А потом поклонился в пояс:

— Будь здоров, Викентий Георгиевич!

Глава 18

1

Так. Очень интересно. Это кто?

Мои стрельцы молчали, считая, что раз обращаются ко мне, то и нечего лезть поперек боярина в пекло, так сказать. Я тоже молчал, разглядывая старика.

Нет. Версий нет. Вернее, версии есть, но без каких-либо подтверждений, этот дед может быть кем угодно, от святого старца-отшельника, до старинного волхва или лесного колдуна. Значит, будем выяснять.

— Кто такой и откуда мое имя знаешь?

— Прощения прошу, Викентий Георгиевич, — старик поклонился в пояс, вполне себе бодро, не скрючился в приступе радикулита, — Меня называют отец Руслан, я здесь живу…

— Кто называет? — перебил я его. Похоже, и вправду отшельник…

— Да… — отец Руслан погладил бороду, — пожалуй, что и все. Никто из заходивших ко мне меня по другому и не называл.

Я хлопнул каблуками по бокам коня, подъезжая ближе к дверям избы.

— Кто ж к тебе заходит, отец Руслан? Да и как ты вообще тут оказался?

— Оказался я здесь, потому что место мне это приглянулось, очень уж мне здесь понравилось. А заходят… Ну вот ты, например, боярин Викентий, заходи.

— Не ходи, — тихо произнес подъехавший сбоку Нафаня, — Кто его знает, что это за старик? Отсюда люди бегут, а он живет и в ус не дует. И в бороду свою не дует тоже.

— Нет мне нужды к тебе заходить, Руслан… — начал было я, собираясь сказать, что просто объезжаю свои будущие владения и знакомлюсь, так сказать, с местными жителями. То, что он — первый из живущих здесь, кого я встретил, я упоминать не стал бы. Потому что Нафаня прав — какие-то Эрликовы детишки распугали здесь всех людей, а вот этому странному деду все нипочем. Значит, он либо чересчур силен для того, чтобы его можно было спокойно распугать — что само по себе настораживает — либо он как-то с этими детишками связан. Если не вообще один из них.

В общем, сказать-то я собирался одно, но отец Руслан меня перебил:

— Есть, Викентий Георгиевич. Есть у тебя нужда ко мне зайти. Тайну я тебе одну хочу рассказать, которая тебе полезна будет.

Говорят, любопытство сгубило кошку… Блин, но я-то не кошка! Отстегнув притороченный к седлу посох — яжбоярин, куды мне без посоха-то, пацаны не поймут — я спрыгнул на хрустнувший снег.

— Викентий Георгиевич… — протянул Нафаня, уже осознавший, что я таки войду в эту избушку. За спиной послышался звук спешивающихся стрельцов, планирующих войти вместе со мной.

— Тайна у меня только для ушей боярина Викентия, — погладил бороду старик.