Ртуть (ЛП) - Харт Калли - Страница 112

— Грандиозный план, — прошептала я. — Он действительно сработал.

Его кривая улыбка чуть не разбила мне сердце.

— Не лги. Думаю, немного сработал.

С сожалением я покачала головой.

— А эти татуировки появились бы на моих руках, если бы твой план сработал?

— Нет, — признал он. — Не думаю, что они бы появились.

— Что они значат, Фишер? Для нас?

— Разве Те Лена не сказала тебе? — спросил он.

— Я хочу услышать это от тебя.

В комнате повисла напряженная тишина. Фишер уставился на ковер, ковыряя ноготь большого пальца.

— Моя мать никогда не говорила о брачных узах. Их не существовало так долго. Эта мысль даже не приходила мне в голову. Но когда я нашел тебя лежащей в луже крови, я почувствовал это, как будто защелкнулся замок. Я почувствовал твой запах. И я… я был так чертовски зол. — Он сжал челюсти. — Злился на то, что судьба соединила нас таким образом, когда на памяти живущих это ни с кем не случалось. Злился, что это произошло еще до того, как мы успели узнать друг друга. Я и представить не мог, что символы появятся так внезапно. Без всякого гребаного предупреждения. Без того, чтобы мы поженились или даже… даже… решили для себя, что хотим быть вместе.

— Я видел, как они появились, пока ты спала той ночью. Я наблюдал, как они темнеют, одна за другой, больше символов, чем я когда-либо видел, и это напугало меня до смерти, Саэрис. — Он печально кивнул сам себе. — Исторически сложилось так, что за такие метки приходится платить. О таких знаках люди захотят написать истории. И не счастливые.

Значит, это было правдой. Те Лена была права. Она сказала, что такие истории любви трагичны. Это слово эхом прокатилось по пустым коридорам моего сознания, становясь все громче с каждым повторением.

— Я не в порядке, — прошептал Фишер. — Я не могу спать. У меня постоянно видения. Я что-то вижу. Что-то слышу. И становится все хуже. — Он подцепил кулон пальцем и сжал его ладонью. — Это долго не поможет…

— Я могу сделать тебе другую реликвию. Я только что сделал одну.

— Это не просто реликвия, Саэрис. На нее тоже наложены чары. Моя мать перед смертью обратилась к ведьмам и сделала ее для меня, а также ряд других предметов. Она знала, что они мне понадобятся. Но эта штука внутри меня становится все сильнее. И нет ни одного заклинания, которое было бы достаточно сильным, чтобы сдерживать ее вечно. Скоро кулон вообще перестанет действовать, и я буду потерян. Но тебе не стоит беспокоиться. Я отказываюсь привязывать тебя к себе, когда на горизонте маячит такая перспектива. Я не приму этого. Я не хочу, чтобы ты была прикована ко мне, когда все станет совсем плохо.

— Ты… отверг наши узы? — У меня запершило в горле, когда я произнесла это. Слова резали, как лезвия. Я ходила по эмоциональному канату, разрываясь на части от того, что узнала.

Фишер вздохнул.

— Я не уверен, как именно это работает. Я перерыл всю библиотеку в Калише. Две недели я читал все, что только мог найти о брачных узах. Я хотел найти способ предотвратить их появление, хотя и понимал, что для этого уже слишком поздно. — Он пожал плечами. — Я читал, что в случае появления символов можно начать период ожидания. Когда любая из сторон может решить принять или отвергнуть связь. Я инициировал период ожидания для нас еще в Балларде.

Теперь кусочки мозаики начинали вставать на свои места. — Так вот для чего были нужны все эти книги? В твоей палатке в Иннире? — От одной мысли об этом мне захотелось свернуться калачиком и перестать дышать. — Так вот чем ты занимался все то время, пока тебя не было? После того как меня укусил вампир? Ты искал способ освободиться.

Глаза Фишера были пустыми. Медленно он покачал головой.

— Я искал способ спасти тебя.

— Поэтому ты начал период ожидания. Ради меня. Для моего же блага. Потому что так было правильно, — огрызнулась я.

Фишер рассмеялся, в голосе прозвучала горечь.

— Отказаться от этой связи вообще было бы правильным решением.

— Тогда почему ты этого не сделал?

— Я часто задавал себе этот вопрос. Я решил, что так и поступлю, когда увидел, как знаки проступают на твоей коже. Особенно когда заметил, что появились божественные узы. Но потом, когда дошло до дела, я не смог этого сделать. Не знаю, почему. Я просто не смог. Но не волнуйся. Пройдет месяц, и все закончится. Сначала мы вернем Эверлейн. Затем ты изготовишь реликвии. Как только это будет сделано, ты вернешься в Зилварен к своему брату.

Я тонула с каждой секундой, все глубже погружаясь в пучину страданий, все дальше от надежды и счастья.

— Отлично. Значит, ты все решил. Поздравляю. Я так рада за тебя.

Фишер выглядел уязвленным моим тоном. Хорошо. Так ему, черт возьми, и надо.

— Саэрис…

— Нет. Нет, правда. Я в восторге от того, что у тебя было столько времени, чтобы все это обдумать. Что ты за сотни лет знал, что я появлюсь в твоей жизни. Что ты знал, что означают эти татуировки, и решил, что отвергнешь меня ради моего же блага и отправишь обратно в Зилварен. Я в восторге от того, что ты принял все эти ужасные, трудные решения от моего имени, Кингфишер.

— Да ладно! Посмотри правде в глаза! — Фишер встал, запустив руки в волосы. Он возвышался надо мной, словно стена мускулов, чернил и отчаяния. — Разве это что-то меняет? Теперь, когда ты все это знаешь? У нас вдруг появилось больше вариантов? Которые не кажутся такими уж отстойными?

— Я не знаю, меняет ли это что-нибудь! Это у тебя есть ответы на все вопросы. Что, согласно книге твоей матери, произойдет дальше?

Фишера сжал челюсти.

— Там ничего не сказано. Ты появилась в самом конце книги. Она написала только, что я найду тебя, а дальше судьба укажет нам путь.

Ну разве это не было чудесно? Я откинула голову на комод и закрыла глаза.

— К черту судьбу. Она ни черта не решает за меня. Я сама решаю, каким будет мое будущее.

— Ты должна вернуться домой, Саэрис. Ты можешь вернуться и бороться за то, чтобы освободить свой народ. Ты все еще можешь быть счастлива. Я умру, и…

Мои глаза распахнулись.

— Что значит — умрешь? Ты не умрешь. Ты просто… ты…

Он издал самый тяжелый вздох, который я когда-либо слышала. Он подошел, встал передо мной и опустился на корточки. Когда он потянулся к моей руке, я отдернула ее, ударившись при этом локтем о комод. Он цыкнул и потянулся к моей руке второй раз. На этот раз я позволила ему взять ее. Он переплел свои пальцы с моими и очень долго смотрел на наши соединенные руки.

— Ты права, — сказал он наконец, подняв на меня глаза. — Боль и галлюцинации не убьют меня, нет. Но это не жизнь. По крайней мере, не та, которой я хотел бы жить. И я буду опасен. В конечном итоге я причиню боль тем, кто мне дорог. Как минимум, я буду обузой, а я не хочу взваливать на тебя или кого-то еще бремя заботы обо мне. Этого просто не произойдет.

— Так ты, черт возьми, просто собираешься покончить с собой?

Он напрягся, как тетива, готовая вот-вот лопнуть.

— Ренфис поможет…

Я толкнула его изо всех сил, отпихивая от себя. Он опрокинулся назад, приземлившись на задницу, мое движение застало его врасплох. Я вскочила и перешагнула через него, увеличивая расстояние между нами.

— Не смей заканчивать это предложение, — прорычала я. — Ты такой гребаный эгоист!

Серебро в его правом глазу заполнило радужку. Он сел, обхватив колени локтями. И, боги, выражение его лица. Он был уничтожен.

— Я знаю, — выдавил он. — Я не хочу этого. Я хочу… — Но что бы он ни собирался сказать после этих слов, это было слишком больно. Он подтянул ноги, прерывисто вздохнув.

Внезапно меня осенило.

— Ты не можешь просто сдаться. Если ты умрешь, умрет и Лоррет.

— Что?

— Ты спас его. Ты отдал ему часть своей души. Если ты умрешь, то окажешься в ловушке, ожидая, пока твоя душа снова станет целой, прежде чем ты сможешь двигаться дальше.