Ради острых ощущений - Френсис Дик - Страница 19

– Ага, – сказал я с самодовольной ухмылкой, – уверен. – Значит, кто-то был настолько любезен, подумал я, что сообщил ему имя моей лошади – то есть он наводил обо мне справки. Уверен, ничего хорошего он не услышал.

– Хм-м.

Прошла целая минута, после чего он как бы между прочим спросил:

– А ты не думал о том, чтобы… сменить работу… перейти в другую конюшню?

– Думал, – сознался я, пожав плечами. – А кто не думал?

– На хороших конюхов всегда спрос, – заметил он, – а мне говорили, что ты мастер по части уборки конюшни. С рекомендацией Инскипа тебя куда угодно возьмут, если ты скажешь, что готов подождать свободного места.

– Куда именно? – спросил я, но он не торопился. Прошла еще минута, прежде чем он так же небрежно сказал:

– Бывает очень… э-э… выгодно… работать в некоторых конюшнях.

– Да?

– Я хочу сказать, – он многозначительно кашлянул, – если ты готов делать немного сверх своих обязанностей.

– Что например?

– Ну… разное, – расплывчато объяснил он. – Все, что будет нужно человеку, который согласится увеличить твой доход.

– И кто же этот человек? Он слабо улыбнулся.

– Считай меня его агентом. Так как? Его условия – пятерка в неделю за информацию о результатах тренировок и всяком таком, а также солидная премия за периодические особые услуги более… э-э… рискованного характера.

– Звучит неплохо, – медленно проговорил я, посасывая нижнюю губу. – А у Инскипа я могу это делать?

– На лошадей Инскипа пари не заключают, они всегда бегут, чтобы победить. Нам не нужен постоянный человек в таком месте. Но в данный момент есть две подходящие конюшни, где у нас нет своих людей. Ты пригодился бы в любой из них.

Он назвал двух известных тренеров, но это были не те, к которым мне советовал перейти Октобер. Надо будет подумать, не лучше ли мне войти в хорошо организованную шпионскую систему, вместо того чтобы заниматься одной лошадью, которой когда-то дали допинг, но вряд ли дадут еще раз.

– Я подумаю, – сказал я. – Как мне с вами связаться?

– Пока ты на меня не работаешь, никак. Я вижу, Спаркинг Плаг участвует в пятом заезде. Ну так ты можешь дать ответ после этого. Я встречу тебя по дороге в конюшню. Если согласен, кивни головой, а если нет – покачай. Но я уверен, ты такой шанс не упустишь, не тот человек.

В его улыбке сквозило легкое презрение, неожиданно заставившее меня внутренне сжаться. Он развернулся и отошел на несколько шагов, но потом вернулся.

– Так стоит мне поставить большую сумму на Спаркинг Плага?

– Э-э… ну… на вашем месте я бы поберег деньги.

На его лице отразилось вначале удивление, потом подозрение и, наконец, догадка.

– Так вот оно что, – протянул он. – Ну-ну. – Он засмеялся, глядя на меня так, как будто я только что на его глазах выполз из-под камня. Этот человек презирал тех, кто на него работал. – Думаю, ты будешь нам полезен. Очень полезен.

Я смотрел ему вслед. Разумеется, я отсоветовал ему ставить Спаркинг Плага не от доброты душевной, а потому, что это был единственный способ удержать и укрепить его доверие. Когда он отошел ярдов на пятьдесят, я двинулся за ним. Он направился прямиком в Таттерсоллз [4] и пошел вдоль рядов, разглядывая ставки, предлагаемые разными букмекерами. По всей видимости, он вполне невинно прикидывал, на кого бы поставить в следующем заезде, не собираясь никому докладывать о наших переговорах. Со вздохом я поставил десять шиллингов на аутсайдера и вернулся к демонстрационному кругу.

Спаркинг Плаг жадно выпил два ведра воды, споткнулся на предпоследнем барьере и устало добрался до финиша позади остальных семи участников под свист публики. Я смотрел на него с тяжелым сердцем. Бессовестно было так обойтись с этой чудесной лошадью.

Тщедушный черноусый человек поджидал меня, когда я вел лошадь в конюшню. Я кивнул ему, и он ответил заговорщической ухмылкой.

– Мы свяжемся с тобой, – пообещал он.

Из-за необъяснимого проигрыша Спаркинг Плага в фургоне весь обратный путь царило мрачное настроение. Такое же настроение было на следующий день у всех конюхов, и во вторник я отправился в Слоу один. Соупи, как и было договорено, вручил мне еще семьдесят пять фунтов. Я пересчитал их – еще пятнадцать новеньких пятерок, номера которых шли подряд, продолжая все ту же последовательность.

– Слушай, – поинтересовался я, – а сам-то ты что с этого имеешь? Пухлые губы Соупи изогнулись в улыбку.

– Мне хватает. Вы, простофили, идете на риск, а я имею свою долю за то, что свожу вас с клиентами. Все справедливо, а?

– Достаточно справедливо. И часто ты это проделываешь? – Я затолкал конверт с деньгами в карман.

Он пожал плечами с видом полного довольства собой.

– Таких, как ты, я за милю вижу. Должно быть, Инскип теряет нюх – раньше он тебя близко к конюшне не подпустил бы. Соревнования по дротикам бывают очень кстати… Я ведь всегда в команде. А в Йоркшире много конюшен… и в них много ни с того ни с сего проигравших фаворитов.

– А ты не дурак, – сказал я.

Он самодовольно усмехнулся, соглашаясь с моими словами. По дороге домой я мечтал о том, как бы запалить фитиль под Т.Н.Т., отчаянным малым.

Получив предложение черноусого, я решил еще раз перечитать рукопись Беккета, чтобы выяснить, могли ли эти одиннадцать случаев допинга быть результатом систематического шпионажа. Я подумал, что изучение фактов под новым углом зрения может что-то дать и, кроме того, поможет мне определиться – браться за шпионскую работу или искать места в одной из конюшен, где были подозрительные лошади, как мы договорились с Окто-бером.

Запершись в ванной, я снова начал с первой страницы. На странице шестьдесят семь, в начале истории пятой лошади, я прочел: «Куплена на аукционе в Аскоте Д.Л. Ментиффом, эсквайром, из Йорка за четыреста двадцать гиней, продана за пятьсот фунтов X. Хамберу из Поссета, графство Дарем, провела там три месяца, дважды участвовала в скачках с препятствиями для лошадей, не бравших призов, никаких мест не занимала, снова продана на торгах в Донкастере за шестьсот гиней – Н.У. Дейвису, эсквайру, из Лидса. Он отправил ее в тренировочную конюшню Л. Питерсона в Марс Эдже, Стаффс, где она оставалась полтора года, бежала в четырех скачках для лошадей, не бравших призов, в пяти стипль-чезах для новичков, никаких мест не занимала. Список соревнований приведен ниже». Три месяца у Хамбера. Я улыбнулся – похоже, лошади задерживаются у него не дольше конюхов. Я стал читать дальше, страницу за страницей, с трудом продираясь сквозь многочисленные подробности.

На странице девяносто четыре я наткнулся на такие строчки: «Затем Аламо был выставлен на публичном аукционе в Келсо, и м-р Джон Арбетнот, живущий в Бервикшире, заплатил за него триста гиней. Он был помещен для тренировок в конюшню X. Хамбера в Поссете, графство Дарем, но не заявлен ни на какие соревнования, и м-р Арбетнот продал его за ту же сумму Хамберу. Несколько недель спустя он опять был отправлен на аукцион в Келсо. На этот раз Аламо купил за триста семьдесят пять фунтов м-р Клемент Смитсон, живущий в Нантвиче, Чешир, который продержал его у себя в имении все лето, а потом послал к тренеру Сэмюэлю Мартину в Малтон, Йоркшир, где он до Рождества участвовал в четырех скачках для не имеющих призов лошадей, никаких мест не занял (см. прилагаемый список)».

Я потер онемевшую шею. Снова Хамбер. Вернувшись к рукописи, на странице сто восьмидесятой я обнаружил следующее: «Риджвей был приобретен как однолетка фермером Джеймсом Грином, живущим в Хоум Фарм в Крейфорде, Суррей, в качестве уплаты просроченного долга. В течение двух лет м-р Грин держал его на пастбище и выезжал, надеясь сделать из него хорошую охотничью лошадь. Однако потом продал его м-ру Тэплоу из Пьюси, Уилтс, который намеревался тренировать его для участия в скачках. Риджвей тренировался для простых скачек у Рональда Стрита в Пьюси, но ни в одном из четырех летних соревнований не занял призовых мест. Затем м-р Тэплоу частным образом продал его Альберту Джорджу, фермеру из Бридж Льюз, Шропшир, который пытался выезжать его сам, но, по его словам, не имел для этого достаточно времени, вследствие чего был вынужден продать лошадь знакомому своего двоюродного брата – тренеру Хедли Хамберу из Дарема. По-видимому, Хамбер пришел к выводу, что лошадь неперспективна, и продал ее в ноябре на аукционе в Ньюмаркете за двести девяносто гиней м-ру Р. Дж. Брюеру, живущему в Мэнор в Уитерби, Ланке…»