Гридень 2. Поиск пути (СИ) - Гуров Валерий Александрович - Страница 22

Сто двадцать человек из таких пришлых людей уже оседают на моих землях, для чего все никак не прекращается заготовка леса и строительство новой деревни в пяти верстах от местных сельчан. Сами пришлые, без существенной помощи, с пониманием дела строят себе дома, намного лучше, чем те, в которых живут местные. И это также говорит в пользу того, чтобы ориентироваться на пополнение людьми именно на беженцев.

Здесь и девки более ладные, так как многие еще не успели сильно схуднуть от тяжкой жизни, мужики чуть более рослые и сильные. И, как только стали распространяться слухи, что где-то между Суздалем и Ростовом, чуть южнее, появилось некое христианское Братство, сюда повалили люди.

Ну, а Глеб, Вышата, да и сам князь, выбирают себе холопов. Да, они холопят беженцев. И, пусть эта категория людей называется закупы, то есть те, кто является холопом до момента выплаты долга, всегда же можно сделать так, что человек будет должен долго, всю свою жизнь.

Но вот, что мне нравится, хоть и создает много вопросов — ко мне идут более охотно и считается, что простым неумехам тут делать нечего, а вот те, кто хоть какое ремесло знает, то я возьму. А вопросы какие создаются? А то, что я считаюсь очень добрым, всем таким христианином, готовым помочь иным. И уже то, что я не прогнал ни одну из семей своей деревни, говорит в пользу этих умозаключений. Я и добрый! Нонсес, но факт.

— Помоги им, тысяцкий, помоги этим людям! — с нажимом сказал Крот. — Это важно для всех.

— Или договаривай, или не проси за них вовсе! — сказал я, пристально посмотрев на старосту. — У тебя есть что-то, чего ты не рассказываешь.

— Нет ничего такого, — сказал Крот и отвел глаза. — Хорошо, мы будем голодать, но возьмем на постой себе пять десятков человек. Ты их не прогонишь?

— Нет, не прогоню, если они будут работать, как и все остальные, что именно им делать, я скажу, — сказал я и увидел разочарование на лице старосты.

— Мы из своих запасов кормить их станем, так почему же они тебе что-то должны? — спросил он.

— Все, кто на моей земле, мне должны. С тобой у меня ряд заключен, с ними — нет. И кто знает, может, ты татей приведешь на мои земли? — сомневался я, но, с другой стороны, уже не был категоричен в том, чтобы гнать местных.

— Тогда и бери людей. Они готовы охолопиться, стать только твоими, только корми. Голод — страшная сила, что из храброго и вольного делает слабого, — говорил Крот.

Я сильно задумался. На самом деле, у меня было такое неприятное чувство, будто я подбираю объедки. Да, о людях так нельзя говорить, но и чувства не обманешь. Вышата выкинул их, даже кажущийся справедливым Глеб, выгнал часть своих местных, а я стану подбирать их.

— Только пять десятков, те, кто что-то умеют, кто Христа принял, иные мне не нужны, — сказал я, как отрезал, и быстро вышел из дома старосты.

Воздух был уже относительно прохладным, но в будущем, в двадцать первом веке, в это время в середине октября, может уже быть намного холоднее. Здесь же градусов пятнадцать плюсом и мягкая приятная погода, лишь ветер чуточку пронизывал, завывая поверх подготовленных к посеву полей. Казалось, что перепады погоды случаются намного реже, чем в том, ином времени.

Прошли дожди — и самое то для грибов. Здесь их много. И я не особо понимал, почему так мало их сушат. Люди собирали только белые грибы, которые назывались «губами», еще рыжики и грузди. Все… А маслят рядом видимо-невидимо! А волнушек в лесу! Моховики, подберезовики и красноголовые подосиновики. Опята еще…

И все это можно таскать целыми возами, сушить под огнем и зимой с капустой, да с репой и грибами с голоду не помрешь, пусть и не будешь есть сытно. Так что погнал я женщин, детей и даже стариков в лес, а с ними телеги. Получился целый масштабный промысел, а после уже здесь в деревне происходил осмотр грибов самим Кротом. Вообще, я предполагал еще и измельчить сушеные грибы. Эту муку можно добавлять в любые блюда для сытности.

Я проходил мимо таких вот развешенных на веревках над кострами уже подсушенных грибов и этот аромат туманил разум. Проголодался. А дома должен быть борщ… из капусты, вместо картошки — репа, с добавлением щавеля, но борщ.

— Боярин! Боярин! — кричал парнишка, почти что и отрок, которого все звали Атур. — Там! Там! Иди!

Парень учил русский язык, как и все остальные в деревне, но изъясняться толком еще не научился. Так что я поспешил в сторону, куда парень и указывал. Там был мой дом, огороженный частоколом, где должен постоянно дежурить минимум один воин.

Оттолкнувшись от земли, я взлетел в седло. Благо был без доспеха, а привычка ходить в кольчуге позволяла чуть ли не парить над землей, когда брони снимались. Так что и не такие акробатические кульбиты можно исполнять.

Я был на быстром Буране. Это не конь, а ракета. Правда, топлива не надолго хватает, выносливости бы еще на лишние пять-шесть версты, так цены такому коню не было бы.

Домчался до дома я быстро, даже не заметил того расстояния, которое отделяло мое жилище от деревни. Я лишь глазом повел, когда увидел караульного, сидящего у крыльца моего дома. Он был жив, но лицо парня было в кашу, кровавую. После буду устраивать разнос, почему не была поднята тревога.

Во дворе висел кусок меди, достаточно звонкий, чтобы слышать его звук издали. А еще под козырьком крыльца располагались три стрелы с привязанными на них красными материями. Такую следовало пустить вверх и обязательно кто-нибудь, да увидел бы.

Впереди, где-то с полверсты от меня, скакали двое воинов. Это, скорее всего, были наши, из Братства. И я даже догадываюсь, чья ответка прилетела. Вышата со сломанной рукой не мог не ответить. Но, что он сделал? Ограбил меня? Нет… Марта.

Воины скрылись из виду, резко сворачивая в лес. Не думаю, что они должны были меня заметить после того, как появились в поле моего зрения, никто не оборачивался посмотреть, нет ли погони. Наверняка, они уже уверились, что лес близко и что ушли ото всех. Но все это второстепенно, главное, что у них была Марта. Один из всадников придерживал ее, перекинутую через хребет коня. Видно было плохо. Но если это не Марта, то кто еще? Кроме нее в доме никого не могло быть.

— Сука! — прошипел я и еще ударил коня по бокам, после еще и вновь…

Буран несся быстрее ветра, переходя на галоп. Я точно сократил расстояние с беглецами. В лесу они не смогут быстро передвигаться, здесь он густой. И вообще я не особо понимаю, зачем сюда везти Марту, если ее и украли. Через такой лес трудно куда-то выйти. Дальше будут болотистые места. Пешком пройти вполне можно, но конь…

Доскакав до того места, где в лес вошли некие люди, весьма похожие на, получается, моих «братьев», я замедлился. Нужно было посмотреть направление, куда идти дальше, а также послушать. Пусть конь и фыркал, но где-то на пределе своего слуха я уловил крик. Направление было достаточно четко определяемое, учитывая возможности распространения звуков в лесу.

Я пустил Бурана вперед. Звуки становились все отчетливее и громче, что говорило о том, что я близко и иду правильно. Уже через минут пять я спешился и быстро привязал Бурана к ближайшей ветке груши… Вот же, а говорили, что все фруктовые деревья из леса пересадили в сад.

— Ну? Сама али как? Коли сама ласковой будешь, так токмо ножичком проведем по лику твоему ясному и более калечить не станем. Коли артачиться будешь… — я не видел лица этого говоруна, так как старался зайти к нему и его подельнику со спины, но был уверен, что сейчас скотина облизывается.

Нельзя брать мое! Она мне не жена, даже и не подруга, но она мой человек. А еще я трепетно отношусь к любой женщине, которая подает мне еду. Есть в этом какие-то психологические триггеры про маму и бабушку. Так что за Марту отвечаю полностью. У нее нет отца, нет у нее и мужа, но я пока что есть. Нельзя брать мое!

— Нынче ты прознаешь, что такое быть с настоящими мужчинами, а не с отроками неразумными, — сказал один из разбойников, а никем иными они быть не могут, и этот насильник стал раздеваться.