Слово и дело (СИ) - Черемис Игорь - Страница 30

Мой мандраж тоже никуда не делся, но гитара в руках всё ещё продолжала меня успокаивать. Что творилось в душе стоящего с другой стороны импровизированной сцены Савы, я не видел; он вряд ли знал в лицо зампредов правительства и украинского КГБ, которые, в принципе, могли пришибить его одним взглядом, но выставку достижений отечественного автопрома наверняка оценил по достоинству. Впрочем, я надеялся, что ему поможет опыт выступлений на публике — это хорошая школа, позволяющая убрать из организма лишние комплексы.

Петрович закончил свою речь и отошел в сторону — за заставленный минералкой стол его никто не пригласил, но он, наверное, и не надеялся на такую честь. Я посмотрел на Чепака. Тот посмотрел налево, на Семичастного. Семичастный обвел нашу композицию тяжелым взглядом, который резко контрастировал с его лицом героя лирической комедии, и медленно кивнул. Чепак посмотрел на меня — и тоже кивнул. Я вздохнул, притопнул, отсчитал «три-четыре» — и ударил по струнам, с удовлетворением услышав, что и Сава вступил вовремя.

— Снова от меня ветер злых перемен тебя уносит! Не оставив мне даже тени взамен! И он не спросит!…

Краем глаза я видел эволюции, которые производил назначенный мной в актеры личный состав управления, но запретил себе поворачивать голову, надеясь на подчиненных и вбитые в них за четыре дня уроки Чернышева. За неимением кулис они все толпились за мной и Савой. Первым вступал Рудольф, изображавший то ли бандита, то ли шпиона иностранной разведки, который собирался что-то там откуда-то похитить; для этого из театрального реквизита ему выдали огромную карикатурную связку ключей, валявшуюся в реквизиторской несколько десятков лет. Весь первый куплет Рудольф крался к неведомой цели, делая это преувеличенно-гротескно; больше всего на репетициях меня удивило, что у него получалось в целом неплохо.

— Позови меня с собой! — надрывались мы с Савой. — Я приду сквозь злые ночи! Я отправлюсь за тобой! Что бы путь мне не пророчил!

В припеве вперед выходила группа захвата — попавшие под горячую руку начальника ребята из следственного отдела. Для них специальных костюмов не выдумывали, они были в том, в чем ходили на работу — пиджаки, брюки, галстуки. И пистолеты, из которых я самолично перед каждой репетицией вытаскивал обоймы и досланные в ствол патроны, заодно проверяя, чтобы предохранитель стоял в нужном положении. Эта группа захвата кралась мимо Рудольфа сначала в одну сторону, потом в другую, потом изображала поиски, старательно вглядываясь вдаль из-под приложенных ко лбу ладоней.

— Каждый раз, как только спускается ночь! На спящий город!..

Наконец группа захвата находила преступника — и начинался самый ответственный момент нашего шоу, во время которого все участники должны были на ограниченном пространстве изображать суетливую погоню правоохранителей за воришкой. Судя по мельтешению на границе поля зрения, ребята сумели справиться и показали должную экспрессию.

— Позови меня с собой! Я приду сквозь злые ночи!..

С началом второго припева действия группы захвата становились осмысленными, они перекрывали преступнику все пути отступления и арестовывали его. В театре Рудольф, подняв руки, вставал на небольшом расстоянии от хлипкого задника; здесь ему было попроще — свернуть несущую стену здания управления он бы не смог при всем желании.

— Позови меня с собой! Я приду сквозь злые ночи!..

Во время повторения припева на Рудольфа надевали наручники и торжественно водили по сцене туда и сюда, окружив со всех сторон, как охрана главу государства во время выхода к народу. На последних аккордах эта процессия должна была рассыпаться в цепочку — и поклониться вместе со мной и Савой.

Когда я совершал поклон, то не выдержал и бросил взгляд в ту сторону — и едва не вздохнул облегченно. Ребята сумели изобразить подобие строя с Рудольфом в центре и тоже поклонились высокой комиссии.

Эффект чуть не порушил Петрович, который, как и Чепак, видел наш номер впервые, засмотрелся и замешкался, поэтому объявил об окончании выступления «хора мальчиков-зайчиков» с небольшим опозданием. Но это было уже не страшно.

Я видел очень серьезное лицо приезжего полковника, красного от еле сдерживаемого смеха штатского, уткнувшегося в ладони Мякушко и широко, до ушей, улыбающегося Семичастного. Правда, полковник Чепак пребывал в легком ступоре, ему явно было не до смеха, но это уже ничего не значило. Я приложил правую руку к груди, обозначил легкий поклон — и пошел на выход, коротко бросив своему ансамблю:

— За мной, правое плечо вперед, в колонну по одному.

Боги знают, были ли знакомы строевые команды этим лейтенантам и старлеям, но они выполнили всё в лучшем виде — даже Сава вспомнил армейские времена и промаршировал к дверям вслед за всеми, держа гитару у ноги, как автомат. Я лишь запоздало пожалел, что уход со сцены мы не репетировали.

И лишь в коридоре меня отпустило. Я прислонился лбом к стенке и натуральным образом зарыдал от облегчения, надеясь, что окружающие воспримут эти рыдания, как одну из форм смеха.

* * *

Свой ансамбль я разогнал сразу, как только смог говорить. «Артистов» не нужно было просить дважды, они и сами были счастливы оказаться как можно дальше, когда начнется разбор полетов. В том, что это произойдет, никто не сомневался — и я тоже. О таком исходе лучше всего говорило то, что комиссия с Чепаком ещё не вышла на люди. Я даже успел вывести из управления Саву, который наконец проникся величием Комитета и того, во что ввязался ради какой-то «Сказки».

И лишь потом из комнаты выглянул полковник Чепак, который оглядел пустой коридор, недовольно помотал головой и пригласил меня внутрь.

Комиссия сидела на прежних местах. Полковник что-то писал в тетрадке, Мякушко жадно пил прямо из бутылки минералку, а Семичастный невозмутимо смотрел перед собой, и по его виду невозможно было понять, что он думает. Впрочем, наш полковник тоже не выдавал своих эмоций — он тихо, стараясь не скрипеть ботинками и половицами, прошел на своё место и тоже взялся за минералку.

Я остановился примерно там, где группа захвата надевала на Рудольфа наручники. На меня посмотрело пять пар глаз.

— Это вы придумали?.. — Семичастный неопределенно помахал рукой в воздухе.

— Так точно! — четко произнес я. — Капитан госбезопасности, временно исполняющий обязанности заместителя начальника управления КГБ по Сумской области Орехов!

— Интересно получилось, — веско произнес он. — Думаю, у вас в этом году есть шанс на высокое место. Вот только…

Он замолчал и протянул руку в сторону, и полковник передал ему тетрадь. Семичастный неторопливо достал из кармана очечник, из него — очки в толстой роговой оправе, ещё более неторопливо водрузил их на нос и всмотрелся в записи.

— Вот только есть у нас несколько замечаний, — продолжил он, словно и не было никакой паузы. — В первую очередь это музыкальное сопровождение. Это же лирическая песня?

И посмотрел на меня поверх очков.