Тайна жизни: Как Розалинд Франклин, Джеймс Уотсон и Фрэнсис Крик открыли структуру ДНК - Маркел Ховард - Страница 102

Время летело быстро, и настали последние часы моего общения с Джеймсом Уотсоном. За минувшую неделю обнаружилось, что мы симпатизируем друг другу и ценим работу каждого. Во время всех наших разговоров перед Уотсоном на столе лежал листок со сведениями обо мне и моей деятельности, и он попросил меня прислать ему что-нибудь из указанных там книг. Сознавая, что у меня не будет больше возможности вернуться к мучительному вопросу о признании права Франклин на часть Нобелевской премии, я начал с того, что поинтересовался происхождением прозвища Честный Джим, что было одним из вариантов названия его книги «Двойная спираль». Прочитав ее много раз, я уже знал ответ и мог по памяти процитировать фрагмент с описанием восхождения в Альпах летом 1955 г. Уотсон увидел группу людей, спускавшихся с расположенной выше тропы; одним из них оказался физик Уилли Сидз из Королевского колледжа, изучавший с Уилкинсом оптические свойства волокон ДНК. Он заметил Уотсона, которому показалось, что тот собирается сбросить рюкзак и немного поболтать. Однако Сидз произнес лишь: «Как поживает Честный Джим?» – и прибавил шагу{1376}.

В интервью всегда идет своего рода игра в кошки-мышки, и я задал этот вопрос с тем прицелом, чтобы Уотсон заговорил о честности в научной деятельности. А он ответил так: «Уилли Сидз работал в Королевском колледже. Он был весьма циничный человек. Именно он первым назвал меня Честным Джимом, потому что я всегда говорю то, что думаю». Однако в том эпизоде, возможно, отразилось отношение Сидза к тому, что Уотсон и Крик воспользовались чужими данными{1377}.

И Уотсон опять уставился на меня, постаравшись распрямиться во весь свой немалый рост, и с гордостью провозгласил во весь голос: «Так я поступаю! До сих пор так и поступаю! Я говорю именно то, что думаю, о чем бы ни шла речь!» Чувствовалось, что последует продолжение, и я помалкивал. Сделав паузу в несколько секунд, показавшихся мне очень долгими, он сказал: «Знаете что? Я не был честен тогда – в Королевском колледже, увидев ту рентгенограмму». Он медленно опустился на сиденье, а я взволнованно ожидал признания, которое раз и навсегда покончит с недомолвками в истории открытия ДНК. Наконец Джеймс Уотсон вымолвил: «Я думаю, что вел себя честно. Наверное, это неудачное слово. Я считаю, что вел себя честно, но… не вполне достойно». Я повторил его ответ, как меня учили поступать при опросе трудного пациента: «Итак, вы поступали недостойным образом, когда смотрели рентгенограмму № 51?» Тогда он резко сместил фокус разговора от Франклин к Уилкинсу: «Ну, в том смысле, что, хотя Уилкинс и сказал, что мы можем заниматься ДНК, я следовал за ним и не пытался его обойти. Но, когда я увидел снимок, все стало таким очевидным и ясным, что я должен был рвануть вперед, используя это».

Итак, «должен был рвануть вперед». Должен был исполнить свое предназначение в науке – первым разгадать загадку ДНК, получить Нобелевскую премию, изменить понимание людьми самой жизни, чего бы это ни стоило ему самому или другим. Сживаясь с легендой, которой он хотел стать, он должен был затемнить роль Розалинд Франклин в этом эпохальном открытии.

Легенды живучи, но, как говорила Франклин Крику, факты есть факты. При жизни Джеймсу Уотсону, Фрэнсису Крику и Морису Уилкинсу досталось многое благодаря их легендарному статусу. Но Розалинд Франклин – женщина с выдающимися способностями экспериментатора и несгибаемой решимостью строить науку на безупречных данных – победила в вечности.

Благодарности

Я начал размышлять над историей ДНК весной 2016 г., после того как группа увлеченных студентов-медиков из Мичиганского университета попросила меня провести курс «Великие статьи в истории медицины и науки». Полных два семестра мы встречались раз в месяц и читали важную статью, изменившую медицинскую практику или научное знание. Первой обсуждалась краткая, но на редкость впечатляющая статья Джеймса Уотсона и Фрэнсиса Крика «Структура дезоксирибонуклеиновой кислоты», напечатанная в журнале Nature за 25 апреля 1953 г. Воодушевление студентов в тот день вдохновило меня поведать историю, стоявшую за этим эпохальным исследованием. По-настоящему работать над этой книгой я начал в октябре 2017 г., во время месячной стажировки и коллективной работы в принадлежащем Фонду Рокфеллера конференц-центре в итальянском городе Белладжо, и продолжил в следующие два года, выезжая для исследований в Кембридж, Лондон, Колд-Спринг-Харбор, Филадельфию, Неаполь, Балтимор, Нью-Йорк и Стокгольм.

В Колд-Спринг-Харборской лаборатории мне оказал неоценимую помощь Джеймс Уотсон, терпеливо отвечавший на мои вопросы в ходе серии личных интервью в конце июля 2018 г. Я также благодарен Элизабет Уотсон, Людмиле Поллак, Питеру Тарру, Яну Витковскому, Александру Ганну, Брюсу Стилману, Стефани Саталино и Морин Бережке – все они помогли сделать мое пребывание в Колд-Спринг-Харбор очень приятным и продуктивным.

В Кембриджском университете я имел удовольствие ознакомиться со статьями Розалинд Франклин, а также Джона Рэндалла, Джона Бернала, Аарона Клуга и Макса Перуца. Этой работе способствовала группа сотрудников Центра архивов в Черчилль-колледже Кембриджского университета: Аллен Паквуд, Джулия Шмидт и Наташа Суэйнстон. Я также признателен Фрэнку Боулзу из архива библиотеки Кембриджского университета и Джуду Бриммеру из архива Клэр-колледжа Кембриджского университета, которые помогли мне установить, в каких комнатах жил Уотсон в 1952 г.

Профессор Малкольм Лонгейр из Кавендишской физической лаборатории Кембриджского университета любезно показал мне Остиновское крыло, чтобы я осмотрел помещение № 103, где когда-то работали Уотсон и Крик. Я особенно благодарен сестре Розалинд Франклин Дженифер Глинн и ее супругу Йену, а также Адриану Пулу из Тринити-колледжа Кембриджского университета. Дженифер, которая была младше Розалинд на девять лет, написала (помимо других книг) о ней превосходные воспоминания, ставшие для меня бесценным подспорьем в описании характера этой удивительной женщины.

Джефф Карр и Линдси Лопер из специального хранилища библиотеки Албина Куна Мэрилендского университета в Катонсвилле (округ Балтимор, штат Мэриленд) сделали все возможное и невозможное, чтобы добиться для меня доступа к большому архиву Энн Сейр, в котором находится множество интервью и писем, имевших принципиальное значение для написания этой книги.

Чарльз Грейфенстайн, Дэвид Гэри, Трейси де Джонг и Майкл Миллер из Американского философского общества в Филадельфии оказали мне огромную помощь в работе с архивами Хораса Джадсона и Эрвина Чаргаффа.

Джефф Броуэлл, Катрина Димуро, Дайана Манипад, Кейт О'Брайен, Фрэнсис Паттман и Кэти Уильямс из архива Королевского колледжа Лондонского университета помогли мне разобраться в документах, касающихся Мориса Уилкинса.

Я также благодарен Шарлотте Нью из Королевской ассоциации Великобритании, которая способствовала мне в изучении архивов Уильяма Лоуренса Брэгга; Саре Холл и Эмме Иллингуорт из Беркбек-колледжа Лондонского университета, которые нашли материалы, связанные с пребыванием Розалинд Франклин в этом учреждении; Крису Петерсену из Исследовательского центра специальных хранилищ и архивов библиотек Университета штата Орегон, где хранятся архивы, включая оцифрованные материалы, Лайнуса Полинга и его жены Авы; Даниэлю Демелье из архива Пастеровского института в Париже за письмо Франсуа Жакоба с номинацией на Нобелевскую премию. Выражаю признательность Анне Петре из специального хранилища библиотек Оксфордского университета, где находится архив Джона Кендрю; Тимоти Хорнингу из Ванпелтовской библиотеки Пенсильванского университета в Филадельфии, где хранится архив Джерри Донохью; Питеру Коллопи и Ломе Карклинс из архива Калифорнийского технологического института. Благодарю также Клаудию ди Сомме и Кристиана Гребена из архива Зоологической станции Антона Дорна в Неаполе, которые помогли мне документировать принципиально важный и редко рассматриваемый момент в истории открытия ДНК, а именно когда Уотсон впервые услышал, как Уилкинс рассказывает о применении рентгеновской кристаллографии для определения структуры ДНК.